Табу Ре Ткин
Шрифт:
– Кушай, терпеть не могу эту гадость, но в здешних местах в такое время, другой еды сыскать тяжело, вот и питаюсь всякой дрянью.
– Ну что Вы, очень, очень вкусно.
– Это тебе вкусно, а я можно сказать - потомственный вегетарианец, можно сказать первый мясоед в роду.
Друзья стали внимательно присматриваться к незнакомцу, и в лучах разгорающегося от брошенных в него сучьев, костра, стали подозревать, что общаются не совсем с человеком. Отвечая на их мысли, существо решило поделиться с ними своими проблемами:
– Я ведь не человек вовсе. Предки мои были простыми обезьянами, обыкновенными можно сказать
К горю доцента, в институте работала Марья Ивановна Голубева - старуха больше склонная к общепринятой, в настоящее время, точке зрения, о создании человека существом более высокоразвитым. В теорию Дарвина не верила. И тут, когда ее точка зрения на данный предмет - стала поддерживаться и президентом, и правительством, и даже прогрессивным человечеством, в лице наиболее активных членов общества - появился я. И создал меня ни кто-нибудь, а хмырь, по ее понятию, Пузиков. Все, на чем держалась ее жизнь - рушилось в результате научных экспериментов. Ей было тяжело смотреть на это, и однажды ночью, пользуясь попустительством сторожа Пахомыча, за бутылку водки, меня схватили и отправили в лес, два ее великовозрастных сына.
Утром пришел Пузиков на работу, а меня нет. Расстроился, начал расследования устраивать. А все шито-крыто вышло, мол обиделся Произвол на тебя и ушел. Он сначала искать начал, а потом записи - как и что делали. То, что я эксперимент номер 345 он помнил точно, то что записи делал - помнил, а вот куда эти записи дел не помнил, и сильно подозревал, что сделал их просто на клочке бумаги, чтобы потом, как полагается переписать в нормальную тетрадь, да забыл на столе, и добрые люди, убиравшие в его лаборатории эту бумажку похерили. Вскоре загрустил, начал пить водку, постепенно превращаясь в нормального человека.
Я же, не подготовленный к жизни на воле, отправился к людям. Меня не поняли. Гоняли с собаками, пытались застрелить, поймать в капкан. Плохо пришлось. Решил не возвращаться. Вырыл землянку, приручил собак, капканы поснимал и сам теперь их ставлю.
– А что разумным быть - плохо?
– А ты был животным?
Сергей Сергеевич не стал отрицать, что животным он иногда бывал - действия спиртосодержащих растворов - способны на многое.
– Ну и как?
– Надо признать - если не возвращаться к прежнему состоянию, то хорошо.
– То-то и оно. Лежишь себе на солнышке, брюхо греешь. Забота одна - покушать побольше и заныкаться подальше - если слаб, а если много кушаешь и много спишь - то станешь сильным, а тогда и забот побольше, но и удовольствий так же.
– Как же Вас сделали? Генная инженерия?
– Она самая. Правда, хотели что-то полезное, наверное, что бы выращивать донорские органы, а получился я. Только мне, как бывшей обезьяне обидно, почему как на запчасти - то нас выращивать
и резать можно, а как людей самим себе вырастить - так нельзя?– Да, не справедливо.
– Посочувствовал Тихон.
– Все равно, этот Пузиков, наверное гений. Новый вид создать...
– Владимир Петрович преклонялся перед наукой.
– Может быть и гений, только создал меня самым не научным методом. Методом тыка, так сказать.
– Как это?
– Как обычно. На работу ходит, ему план. Он один опыт за другим, без всякой оглядки на науку, что получится. И ни какой ответственности. Я же - триста сорок пятая попытка.
– А Вы сразу все понимать стали?
– Нет конечно. Сначала, как ребенок тыкался. Когда первое слово сказал, Пузиков чуть не окочурился. Меня же едва, едва под нож не пустили. Очень близко по генам к человеку оказался. Уже хотели какому-то безнадежно больному, что-то у меня вырезать. А я бац и: "Михал Михалыч...". Меня сразу засекретили. По интенсивной программе обучать стали. Кормили хорошо. Кино показывали. Книжки подсовывали. Вот и стал умным, точнее грамотным.
– И давно в лесу обитаете?
– Три года в августе будет.
– А люди далеко?
– Владимир Петрович, захотел в человеческое общество.
– Близко. Если хотите, завтра отведу. Все равно место менять пора. Вы в этом месяце третьи. Кто-то слух пустил. Житья не стало. Выслеживают, словить пытаются.
Все молчали. Людям было не удобно перед гостеприимным существом. Хотя и не они творили опыты, но чувство вины за другого представителя человеческой расы, легло на их души. Произвол просто не хотел говорить. Не смотря на умение, его голосовые связки, изначально были предназначены для другого. Когда ему становилось тоскливо, он давал волю чувствам, оглашая окрестности жутким воем.
Плохо жить в полном одиночестве. Совершенно не возможно жить и знать, что нет в мире тебе подобного. Ни когда тебе не встретить существа близкого, способного понять твои чувства. Сидящие у костра, понимали это и молчали.
С рассветом, Йети вывел их к селению. Попрощался и ушел в лес искать пристанища, где его не будет ни кто беспокоить.
Глава 16.
Селение показалось путешественникам странным. В лесу, в живописном месте, стояли не вдалеке друг от друга несколько бревенчатых избушек. Жителей не было видно, как не было и дорог входящих или исходящих из поселения. Слегка заметная просека, уходящая в лес, мало напоминала тракт, который используют современные средства передвижения. В середине деревни высилась одинокая церковь, сделанная из одного дерева. Деревянный же купол венчал деревянный крест.
Тут дверь ближайшего дама открылась и на крыльцо вышел бородатый мужик. Щурясь на солнце, потянулся. Его умиротворенный взгляд внезапно встретился с глазами Сергея Сергеевича. Он уже широко открыл рот, что бы зевнуть, да так и замер. Видно в здешних краях люди встречались не часто. А если и приходили, то с не добрыми намерениями. Осознав нелепость своего вида, он кинулся обратно в избу, что бы появиться уже с ружьем наперевес.
– Кто такие? Что нужно?
– Стал быстро повторять запугивающие мантры, водя стволом вверх-вниз, местный житель.