Таежная богиня

Первый, самый нижний его слой вскоре достиг колен Никиты и не окутал их, а уперся и стал давить. Никита нагнулся и потрогал его рукой. “Невероятно!” — туман оказался твердым и крепким. Никита постучал по его поверхности кулаком, в ответ он глухо загудел. Тогда он поставил на него ногу и... встал. Туман держал его.

Между тем первый слой тумана достиг скалы и остановился. Медленно и плавно стал наплывать второй слой. Никита уже смелее поставил на него ногу и снова поднялся. Последовал третий уровень, четвертый, пятый. Никита продолжал подниматься по слоям, точно по ступеням, все выше и выше.

Подниматься было легко. Он заметил, как плавно меняется ландшафт слоев. Они выгибались, перетекали из одного в другое, становясь то тоньше, то толще, то нагромождались детскими пирамидами. А то и вовсе возникали некие вздутости, напоминающие что-то, но едва Никита концентрировал на этом внимание, как образ пропадал, а на его месте возникала дыра, через которую можно было видеть внизу землю, ручьи, речки, каменные гребни...

Он продолжал подниматься, догадываясь, что возникающие и пропадающие образы — это Пасын Торум, духи Светлого мира, как говорила Нюра, которые обычно наблюдают за ними сверху.

Постепенно, по мере продвижения вверх, туман становился светлее, пока не засветился с такой яркостью, что смотреть вперед было уже невыносимо. Столь же неожиданно засветились мягким теплом вершины гор, с которыми Никита поравнялся. Их острозубые окончания походили на гигантские щетки горного хрусталя. Они не столько светились сами, сколько, пропуская через себя свет, преломляли его, раскрывая на фоне голубого неба широчайший веер цветовой палитры. От этой красоты Никите было трудно отвести глаза. Он вбирал в себя эти сказочные небесные тона. Дальше было еще более манящее, загадочное, сияющее.

Никита давно уже был выше гор, он брел в таком насыщенном ярким искристым светом пространстве, что у него текли из глаз слезы. Он чувствовал, что вот-вот должно произойти что-то необычное.

Над клубами тумана он увидел золотистые лучи. Никита подумал было, что это солнце, но солнце было в другой стороне. За лучами показалась дуга, от которой и исходили лучи. От сияния этой дуги Никита зажмурился. Она росла, ослепительно блестя.

Точно во сне Никита сделал еще один шаг и еще, пока вдруг не рухнул на колени и не зашептал то, что никогда даже не слышал, что могло быть в генетической памяти: “Отче наш... — шептал Никита, — да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли...” — Он запнулся. Попытался снова начать, но вновь осекся.

И вдруг Никита засомневался во всем, что видит. Засомневался всего-то на мгновение... Но этого хватило, чтобы твердый туман превратился в воздух, в ничто...

Никита опять падал. Летел вниз, навстречу острозубым вершинам. “Господи, помилуй меня!..” — кричал Никита, пытаясь повернуться в воздухе, чтобы не наскочить на скалы. И увернулся. Пролетел дальше и рухнул во что-то темное, мрачное, холодное. Удар был не сильный и не болезненный. Никита очнулся.

— Не ушибся? — над ним склонилась Нюра. — А я вот думаю, отчего люди с кроватей падают? — она улыбалась. Пахло чем-то ароматным и вкусным.

Однако Никите было не до еды. Поднявшись с каменного пола, он снова залез на топчан и укрылся медвежьей шкурой. Только что виденный сон был явно не случаен. Зарывшись в густой мех, Никита предался размышлениям. В переполнявших его ощущениях было что-то новое, необычное и непривычное. Чувствовалась усталость, но усталость была иной, скорее возрастной, чем просто физической. Будто он резко постарел, будто ему вдруг стало лет пятьдесят или более. Что-то произошло и с головой, словно она вдруг стала другой. Мысли текли иначе, мягче, рациональнее, лаконичнее. Было интересно размышлять широко, масштабно.

Весь день он напряженно думал. Молча встал, умылся, поел. Никита последовательно и скрупулезно анализировал все, что с ним произошло за последние дни.

“Итак, в этой странной долине я не случайно. Странность данной территории заключается в том, что здесь, в этом месте Северного Урала, наложились один на другой два компонента. Первый и главный — геокосмический, если так можно выразиться, то есть по сути природный. И второй, это социокультурный — мифологическое мировоззрение вогулов-манси. То есть некая особая энергетическая зона, которую отец условно назвал “узлом связи” или точкой контакта сферы земли и сферы разума...”

Библиотека

— Нюр, расскажи мне об отце, — неожиданно попросил он сестру за вечерним чаем, — получается, что я его совсем не знаю. Помню только, как он учил меня рисовать. Огромный, рыжий, бородатый, сильный и добрый.

Девушка улыбнулась. Ее глаза засветились теплотой и любовью.

— Он действительно был невероятно добрым и сильным. Мама его очень любила. В каждом движении, жесте, даже в голосе — во всем чувствовалась ее любовь к папе. Когда мама умерла, папа сорок дней не говорил ни слова. Он тогда сильно постарел. Все перебирал, щупал мамины вещи, что-то говорил, даже тихо пел. Тогда он еще больше стал пропадать там, под землей.

Нюра надолго замолчала, а Никита не решался тревожить ее.

— Я с самого детства гордилась им, — вновь засветилось лицо девушки. — Казалось, он знает все. С ним было очень интересно. Чтение книг всегда было маленьким праздником. Он научил меня видеть мир. Я закрывала глаза и представляла. Новая книга для меня всегда являлась открытием. Сначала книги привозила мама. Они были очень старые, некоторые на старославянском. Потом, когда все было прочитано, мы стали выписывать. Я тебе об этом уже рассказывала. Папа даже глобус смастерил.

— Как смастерил?

— А так. Нарисовал конструкцию. По ней Прошка Анямов сделал из деревянных реек каркас, а мы из бумаги и клея смастерил Землю. Но главное, папа совершенно точно, хоть и на ощупь, изготовил все горы, которые есть на Земле. Урал, Антарктиду, Памир, Кавказ и так далее. Он вычислил энергетические узлы, которые приходятся на разломы коры, шрамы, как он говорил. Но об этом ты сам узнаешь, и гораздо подробнее.

— Слушай, Нюр, а как и кто построил это жилище? — Никита не решился это странное место, вернее сооружение, где они находились, назвать домом.

— Ну, это интересно, — вновь просветлела девушка. — До моего рождения они с мамой сначала жили там, — она неопределенно махнула рукой в сторону двери. — А когда обходили Ялпын ма — эту Священную землю, то вот здесь, — девушка топнула ногой, — на этом самом месте, на огромном скальном карнизе, папа остановился и, глядя в сторону долины, вдруг сказал маме, что он видит вход в Нижний мир. Представляешь, он подробно его описал. Кроме того, назвал количество сопок, описал, как они выглядят на восходе и в вечернее время, назвал это место первой ступенью в “Мир разума”. Он сказал что здесь, на этом карнизе, самое теплое и уютное место во всей долине. И это на самом деле так. До родника шагов пятьдесят. Оленья варга рядом. А главное, он и зимой, и летом выходил на площадку и “смотрел” на долину. Назвать это домом, наверное, трудно, — Нюра обвела взглядом стены, — но для меня это дом. Я здесь родилась и выросла. Да что я тебе рассказываю, пошли, я тебе все покажу.