Таёжные походы. Рассказы. Часть 1

Услышав щелчок, зверь подпрыгнул, почуяв недоброе. Человек плавно поднял туловище, затем так же плавно, но быстро приложил ружье к плечу и выстрелил. Волк видел вспышку пламени, слышал гром выстрела, и одновременно, в грудь и в бок ударило несколько картечи, сбив его с ног. Теряя сознание, зверь высоко подпрыгнул и с предсмертным воплем-воем метнулся в чащу. Сделав несколько громадных прыжков, он рухнул в куст багульника. По телу прошла предсмертная дрожь, передние лапы несколько раз дернулись, и неосторожный волк умер.

Артур ругался, матерился вслух, и стучал кулаком по земле, почти ликуя: - Нет! Мать вашу так! Я не бессловесная и покорная жертва! И не нуждаюсь в ваших санитарах, чудовищные лицемеры, кабинетные охотнички!

Торжество победы над своим страхом добавило ему сил. Он пополз быстрее и, наконец, вскоре увидел и черную двигающуюся равнину реки, и серебристую дорожку на воде, и темной стеной стоящие на той стороне горные склоны в лунной тени...

Не теряя времени, вновь зарядил ружье, чуть помедлив, снял, стянул через голову энцефалитку и грязную с серыми пятнами, белую футболку. Из кармана рюкзака достал кусок веревки и привязал к короткому стволу обреза эту белеющую даже в темноте тряпку. Потом, теряя силы, вскрикивая от боли, одел энцефалитку, снова завернулся в спальник, брезент и полиэтилен и, дрожа от усталости, чувствуя непрерывную, разрывающую левую ступню на части боль, согрелся.

Дрожь прекратилась. Стало даже жарко, и на грязном лбу выступила испарина.

"Теперь я буду ждать - повторял он, теряя сознание... Буду ждать и слушать, столько, сколько понадобится... Я не умру, потому что я не жертва..."

Уже в бреду, он вспомнил слова молитвы, увидел картину из детства: дорожка к дверям маленькой деревянной церкви, в которой, как рассказывала ему мать, его окрестили младенцем. И, содрогаясь, всматривался в безногих, безруких, инвалидов войны, двумя рядами сидящих вдоль этой дорожки. "Боже! Спаси и сохрани!"...

Ему казалось, что он кричит, но губы его едва шевелились...

Луна спряталась, стало очень темно, но через некоторое время на востоке посветлело, и тьма, редея, отступила...

Артур, то проваливался в горячий бред, то всплывал на поверхность сознания. Он ждал эту спасительную лодку нетерпеливо, даже в бреду повторяя: "Она вернется. Она скоро приплывет назад..."

...Отец и сын Кирилловы едва успели закинуть сети по свету и уже в темноте пришли в зимовье. Открыв дверь, они учуяли запах недавнего тепла и печного дыма.

– Кто-то тут был, батя, прошлой ночью"- обеспокоенно, высоким, не по фигуре голосом произнес Семен - младший Кириллов.

– Сам вижу" - недовольным голосом ответил Петр Семеныч-отец и, почесав бородку, стал щипать лучину. Семен, бросив рюкзак на нары, вышел наружу, прикрыв скрипнувшую дверь и загремев ведром, проворно принес воды, занес две охапки дров и, пока отец ставил котелок с водой на печку, приставив лестницу, слазил на лабаз, достал банку тушенки, металлическую банку с крупой, спустился, заодно закрыв дверку лабаза на щепочку.
– Вроде все цело, батя - довольным голосом произнес он, с кряхтеньем, подражая отцу, снимая сапоги.

– Да и я вижу, что все вроде на месте - и, помолчав, добавил: - Кажись, одну только ночь ночевал.

Быстро сварили кашу, поели и легли спать. Не сговариваясь, решили, что встать надо пораньше, снять сети и уплывать домой от греха. Петр Семеныч недовольно сопел, потом притих, только зевал, крестясь.

Семен заснул мгновенно, по-молодому, а отец ворочался, проснувшись, слушал тишину за стенами и засыпал снова. "Кто бы это мог быть?
– спрашивал он себя.
– Может, охотовед районный пожаловал порыбачить, но если он проскочил незаметно мимо села, то у геологов, которые стоят отсюда в двадцати километрах, обязательно бы знали, что он пожаловал, и предупредили бы".

Он прикидывал и так и эдак, но совсем не думал, что кто-то может зайти со стороны Нижнего. На его памяти, в одиночку никто из Нижнего на Мую не приходил....

В пять часов утра, в избушке уже топилась печка, и чайник закипал, когда Петр Семеныч толкнул в бок сына: - Семка, вставай, зорю проспишь!

Семен вскочил, ошалело, хлопая глазами, приходя в себя после сна, посидел минуту, а потом быстро обулся и, выскочив на улицу, фыркая умылся, звякая кружкой о ведро...

Когда гребли к сетям, на востоке разлилось яркая заря, окрашивая воду попеременно, чуть ли не во все цвета радуги. Семен греб, а Петр Семеныч, захватив тетиву сети перебирая клещневатыми, заскорузлыми пальцами, выбирал, аккуратно и быстро освобождая трепещущую, извивающуюся, крупную, блестящую боками рыбину, одну за другой.

Через полчаса, уложив выловленную рыбу в черный толстый полиэтиленовый мешок, бросили его под сиденье, а сети тоже спрятав в чистый мешок из-под картошки, забросили в бардачок и закрыли замок. Петр Семеныч позволил Семену сесть на мотор, и тот молодецки дернул, ловко намотав на шкив кусок бечевы, с узлами для сцепления. Мотор взревел, и недовольным голосом отец проворчал сыну: "Легче ты!"...

Улыбаясь, держа ручку газа, после прогазовки на малых оборотах, Семен аккуратно переключил скорость, и лодка сначала медленно, задирая нос, натужно завывая, тронулась, толкая воду перед собой, потом, набрав скорость, поднялась, волны все более острым углом уносились за корму, и лодка пошла, полетела вниз по течению, мерно урча мотором. Петр Семеныч сидел на переднем сиденье и вглядывался из-под мохнатых бровей, остренькими глазками в проплывающие берега.

... Плавно обогнув тупой угол косы при впадении Муякана в Мую, лодка шла вдоль левого берега и, пройдя несколько километров вниз, они оба услышали выстрел, близко, на берегу.

– Вороти!
– через небольшую, паузу после выстрела, закричал отец, и Семен, напрягшись, повернул мотор от себя, и лодка пошла почти перпендикулярно к противоположному берегу.

– Близко не рули!
– прокричал сквозь ветер и шум мотора Петр Семеныч, и Семен послушно выправил мотор, посылая лодку, как коня, вдоль берега. Оба смотрели назад, и почти напротив снова раздался выстрел, и затем отец и сын одновременно увидели белую тряпку, качающуюся справа налево и назад, почти у земли.

Мотор сбавил обороты, и отец крикнул: - Тормози!

– Там, кажись, человек, один, и тряпкой машет, - нерешительно произнес Семен, а отец, уже различивший фигуру человека, почему-то сидящего на земле, и машущего тряпкой, скомандовал: - Заворачивай!

Когда подплыли к берегу, Семен плавно наплыл на берег, и отец, спрыгнув в воду, затащил лодку, как можно дальше в берег. Проворно вскарабкавшись на обрыв, Петр Семеныч увидел грязного бородатого мужика, полулежащего и завернутого в какие-то лохмотья.

Человек протягивал ему навстречу руки и хрипло повторял: - Братцы! Братцы! Спасите! Нога!..

Семен из лодки кинул наверх бечевку, отец подхватил ее, и вдвоем они еще подтащили лодку повыше в берег. Отец привязал бечевку к низу березы, растущей почти на обрыве, и осторожно подошел к человеку. Семен тяжело дышал за спиной...

– Братцы!
– бормотал Артур, едва слышно, теряя сознание.
– Нога... Спасите!
– и повалился навзничь головой в траву...

Кирилловы засуетились. Осторожно освободив бесчувственное тело от тряпья, намотанного вокруг туловища, разглядели дырку в сапоге и сукровицу, сочащуюся наружу. Кряхтя, опустили тело в лодку, подстелив спальник и брезент, на мокрое дно. Отплыли от берега подальше, и посредине реки, понеслись вниз по течению. Артур что-то бормотал в бреду и стонал...