Тафгай 4
Шрифт:
Я посмотрел на нас со стороны и чуть не расхохотался. Ну, вылитые челноки из девяностых. Клетчатые сумки с заграничным барахлом, с джинсами, японскими пуховиками, нейлоновыми чулками, майками и футболками красивых импортных расцветок. В довесок ко всему баулы с формой и клюшки.
— Я помогу, — остановился рядом Коля Свистухин.
— Ты, Николай, мужиков горьковских лучше сюда всех собери, сейчас полетим на «ковре самолёте» вместе с коробками. — Сказал я. — Да шучу я. Сейчас автобус придёт за нами. У меня всё договорено. Вон, наш транспорт. — Я заметил за стёклами аэровокзала знакомый автобус, на котором уже ездил вместе с ансамблем «Лейся песня». — Где Коноваленко, Афанасьев, Федотов? Где тренерский штаб? Ни на секунду никого оставить
— А ты? — Бросил на меня вопросительный взгляд Боря Александров.
— Мне нельзя, я руковожу, — хмыкнул я. — Булочками двигаем, батонами нарезными «нарезаем», с улыбочкой как на тренировке! Сюда бы Тарасова вы бы у него за секунду всё сносили. Эх, распустились!
В автобусе к японским коробкам проявил необычайную заинтересованность продюсер Миша Плоткин, который зачем-то сам приехал встретить меня в аэропорту.
— Что там? — Задал он простой и логичный вопрос.
— Японские видеомагнитофоны, — засмеялся «Малыш». — Штука такая подключаешь её к телевизору и смотришь, — Боря покосился на второго тренера сборной страны и нашего «Торпедо» Игоря Борисовича Чистовского, прокашлялся и продолжил, — на красивых женщин, фильмы ужасов про ходячих мертвецов из капиталистических стран и боевики про ковбойцев и индейцев.
— Как на кинопроекторе, только по телевизору? — Догадался Плоткин. — Интересно.
— Лучше, — вошёл в раж юный гений прорыва. — Можно любое кино, которое идёт по телевизору записать на кассету и пересматривать когда захочется! Вот до чего технический прогресс дошёл. Скоро придумают такую штуку, что носишь её с собой в кармане, захотелось кино посмотреть, пока в автобусе толкаешься, достал этот экранчик и зыришь. О как!
— Враньё! — Сдал друга Коля Свистухин. — Никаких таких экранчиков никогда не будет. Да и это кассетные японские магнитофоны, чтобы Моцарта и Сальери слушать в оригинале. То есть я хотел сказать как на концерте.
— Жаль, что не видеомагнитофоны. — Поцокал языком продюсер Миша.
— Кстати, родилась песня, — усмехнулся я. — Техника чудес, воплощенье грёз можно смотреть с улыбкой, но лучше всерьёз.
— Давайте на две минуты остановимся, — предложил Плоткин с бегающими и горящими даже в полумраке глазками, которые выдавали то, что он что-то задумал. — Успеем до «Домодедово». Витя притормози, — обратился он к водителю. — Иван выйдем, поговорим, — сказал он уже мне.
На улице, где на небе высыпали яркие звёзды, продюсер, зябко поёжившись, сразу же перешёл к делу:
— Сколько хочешь за магнитофоны?
— Договорился сдать в Горьком за 1800 рублей каждый, — не стал скрывать я.
— Даю 1900 и по рукам, расчёт на месте, — подмигнул хитрый малый.
— Ты на что намекаешь, продюсерская сомнительная личность? — Наехал я. — Хочешь, чтобы в Горьком музыку не на чем было слушать? Чтобы значит, Моцарт и Сальери никогда не добрались до Советской глубинки? Не дождёшься! Две тысячи, расчёт на месте и тогда по рукам.
— Грабёж, — застонал Плоткин, но за пазуху за деньгами полез. — Доллары все потратили? — Очень тихо спросил он, пересчитывая сотенные бумажки.
— На них и купили, — ещё тише ответил я, посмотрев по сторонам, так как за доллары в СССР по головке никто гладить не будет. Скорее наоборот, могут дать от трёх лет до полного отрицательного воскрешения. — Да не тряси рассыпишь. — Я выхватил пачку денег у продюсера, посмотрел на неё одним глазом и мой очень поумневший голос в голове сообщил, что до сорока тысяч не хватает ста рублей. — Сотни не хватает, к тарологу не ходи. У меня глаз даже в сумерках алмаз.
— Ну, скоро вы?! — Вылез из автобуса тренер Игорь Борисович Чистовский. — Самолёт ждать не будет.
— Спокойно Борисыч, без нас не взлетит! — Улыбнулся я, пряча пачку денег во внутренний карман пуховика. — Вот так Михаил и живу, только прилетел, сразу улетаю, только отыграл, и по новой на лёд.
— Когда
снова за «бугор»? — Спросил продюсер, уже пересчитывая заметно похудевший остаток.— В марте в ФРГ, в Швецию и в Финляндию, но пока без конкретных дат. Если, конечно, всё будет хорошо. — Тяжело вздохнул я, так как Всеволод Бобров, который прямо из аэропорта уехал к жене и детям в свою московскую квартиру вызывал опасения, точнее та ситуация, что сложилась вокруг него.
— Поверь, всё будет хорошо, — улыбнулся Миша и протянул мне недостающую сторублёвку. — Завяжешь с хоккеем, иди в бухгалтеры. На глаз определил сумму денег, кому расскажу — не поверят.
— А ты поменьше говори, целее будешь. Давай, родной, самолёт же без нас улетит! Двигай булками! — Похлопал я в ладоши.
***
Очень неприятное известие догнало меня уже в Горьком на следующий день во вторник 15-го февраля. Половину дня я отлёживался, кормил котов, никого не трогал, точил коньки, гладил Фокса, как вдруг за мной на спортивную базу «Зелёный город» приехал персональный водитель Иван Иваныча Киселёва директора родного горьковского автогиганта. А у себя в кабинете уже Иван Иваныч сообщил, что Всеволода нашего Боброва сняли с занимаемой должности тренера сборной СССР по хоккею.
— Сегодня утром мне позвонил мой хороший знакомый из Москвы, которому эту новость сообщил его очень хороший знакомый из спорткомитета. А может это к лучшему? — Спросил меня доверительно директор автогиганта. — Нервотрёпки меньше, деньги те же.
— По вашей логике, Иван Иваныч, лучше вообще пить пиво на пенсии и играть в домино. — Я отстранил чашечку с кофе и нервно встал, после чего прошёлся по просторному кабинету директора завода и спросил. — А кого назначили вместо Боброва?
— Пока окончательно не решили, рассматривают кандидатуру Аркадия Чернышёва. Заседание Федерации хоккея состоится лишь 29-го февраля. Ты мне Иван вот что скажи, — тяжело вздохнул директор, — доиграть достойно чемпионат сможете? Не уступим ЦСКА первое место?
— Если 17-го ЦСКА расколошматим, то точно первые будем, — я вновь сел за длинный стол, быстро про себя соображая, что же предпринять. — А у нас теперь и выхода другого нет, Иван Иваныч. Обязательно 17-го приходите во дворец спорта. Надолго эту игру запомните, гарантирую. — Я вскочил, пожал руку директору, и хотел было уже бежать, как Иван Иваныч меня остановил.
— Иван, а может, не поедешь в Москву в следующем сезоне? — Спросил он. — Ты что думаешь, я ничего не знаю? Ты в команде сейчас самый большой авторитет, да и в сборной тоже. Игру команды поменял. Болельщиков на трибунах каждую игру битком. Оставайся в Горьком, все бытовые вопросы решим за месяц. А в Москве, ну ты сам видишь, сегодня ты на верху, тренер сборной, а завтра и не нужен никому. Как можно было так с Бобровым поступить, после выигрыша Олимпиады?
— Тут дело вот какое, чтобы нормально доиграть чемпионат, чтобы нас не засуживали, я пообещал Юрию Владимировичу Андропову, председателю КГБ СССР, что следующий сезон проведу в «Динамо». Спасибо вам, Иван Иваныч, что предупредили. И вообще спасибо за всё. Но мы ещё поборемся, — я зло усмехнулся. — Дохусим, с дохусимом победим.
Глава 21
Вечером этого безумного, безумного дня, я, наконец, заключил в объятия свою ненаглядную Варвару. Моя комната на спортивной базе «Лесной город» — это конечно не отель в Париже, но сколько можно терпеть? Я ведь не железный дровосек, такой же человек как и все, только немного в голове помехи иногда происходят, а так — всё то же самое. Те же руки, те же ноги, ну и прочие члены организма. Однако, даже покрывая поцелуями бархатную кожу моей Варечки, я не мог до конца выбросить из головы дикий поступок Федерации хоккея. А что я хотел?! В старой истории так и произошло. В 1974 году Всеволода Боброва отстранили от сборной СССР после двух подряд выигранных чемпионатов мира. Для нулевых и девяностых годов — немыслимое дело!