Тафгай

— Живой? — Обратился я к соседу.

— По уху дали, — Василий убрал руку и показал свой посиневший пельмень, возможно из-за сумерек орган слуха был и другого цвета.

— Кто тут на Монастырку тянет?! — Успел очухаться кто-то ещё.

— Не выступай, — на последнем слоге я залепил хлёсткий боковой. — Пусть отдохнёт, — я подмигнул Васильку.

Конечно, драка получилась смешной, но настроение немного испортилось, да и девчонки с соседом Васей от «Агдама» заметно окосели, который дёрнули вместо успокоительного. Поэтому когда «Орфей» заиграл что-то из зарубежных хитов, я потащил всю компанию в парк, на скамеечку продышаться, подальше от весёлой праздничной толпы. Таня и Лариса, обнимая и гладя по голове, успокаивали Васю, который пьяненько грозился всем что-то показать. Я же одной рукой обнимал Нюру, а другой Нелю, потому что нехорошо, когда человека никто не обнимает.

***

На следующий день, в воскресенье, первые игры назначили на одиннадцать часов утра. Для меня как для работяги, который уже привык вставать в пять, чтобы в шесть пахать у станка — это был просто праздник вдоволь поваляться в кровати. «Хотя кого я обманываю, — думал я, раскатисто наматывая неспешные круги по хоккейному полю, — поспал то всего ничего».

Вчера после танцев, полезли с Васей к девчонкам в общагу по верёвке, которую они скинули со второго этажа. Потом допили у них в комнате «Агдам», без моего участия. А дальше, я с Нюрой один раз испробовал на прочность отечественное изделие номер два, под хихоньки её соседок Тани, Ларисы и Нели, которые делали вид, что как бы спят. Василий, кстати, к тому времени под тёплым бочком у Таньки вырубился полностью, из-за организма, который не привык к «Агдаму Бухаряну».

Затем ещё одну резинку протестировали, Нюра активно на этом настояла. А потом Неля стала жаловаться, что так не честно, со всеми, значит, это делают, а с ней никто. Пришлось её успокаивать. Потом Лариска заявила, что теперь точно всё не по правилам: «Гуляли вместе, пили вместе, а как трахаться так все порознь!» Я немного попил водички, и согласился, что на самом деле в этом есть некая вселенская несправедливость. А я несправедливости разные вообще не уважаю, я всегда за правду! Поэтому нагнул и Ларису.

— Вот теперь точно всё не по правилам! — Вскочила со своей кровати Танька, сверкая голыми титьками, когда соседка громко вскрикнула, достигнув финальной точки. — Вы девки совсем совесть потеряли. Где ваша комсомольская солидарность? Нюрка два раза сходила сегодня на дежурство, Нелька — один, Лариска — тоже один раз. А я ни разу!

— Может Васю разбудить? — Вмешался я в стихийное комсомольское собрание.

— Вас мужиков, когда надо — не добудишься, — согласилась Неля.

— Предлагаю проголосовать, — встала с кровати Нюра, причём тоже в неглиже. — Кто за, чтобы Ваня сводил на дежурство и Таню. Единогласно, — обвела она победным взглядом всех подруг по комнате.

— А моё мнение здесь хоть кого-то интересует? — Возмутился я.

— А не надо было лезть в окно, — привела железный аргумент Татьяна.

Лишь в восемь утра спустившись из окна женского общежития, я вернулся домой. А Вася там так и остался, в пьяном забытьи. Девчонки пообещали, что подлечат его и вернут в целости и сохранности. Поэтому вратарские шлемы, для продолжения испытаний, на автозаводской стадион я сегодня принёс сам.

— Привет, Иван! — Помахал мне, появившись около бортика, физорг Самсонов. — Пошли в подтрибунку на жеребьёвку.

— Не Палыч, без меня, я ещё по воротам побросаю, — я высыпал на синюю линию с десяток шайб, которые позаимствовал в раздевалке.

«С кем сыграем, с тем сыграем, — подумал я. — Ведь чему быть, того не миновать».

— Клюшку береги, — жалостливо попросил физорг.

К одиннадцати часам утра на хоккейный стадион под открытым небом собралось тысячи три зрителей. Со жребием нам можно сказать отчасти повезло. Мы попали в верхнюю часть турнирной сетки, а команда заводоуправления в нижнюю. И раньше финала, если туда доберёмся, с ними уже точно не встретимся. А за них сегодня решила ради развлечения поиграть сильнейшая пятёрка из горьковского «Торпедо», пара защитников Астафьев — Фёдоров, и нападающие Мишин — Федотов — Фролов.

— Сейчас играем с арматурно-радиаторным цехом, — заявил на разминке физорг. — Зря радуешься, — сказал он Данилычу. — На воротах у них сам Коноваленко, в защите Слава Жидков, а в нападении Боря Немчинов. Все мужики из славного «торпедовского» состава 1961 года. Славке двадцать восемь лет, а Боре — тридцать пять. В прошлом сезоне только играть закончили.

— Наверное, Прилепский специально решил Виктора Сергеевича нагрузить, — задумчиво пробормотал Казимир, разглядывая, как на той половине поля бросают по воротам легендарного Коноваленко. — Я читал, что через четыре дня команда летит в Череповец на турнир имени Беляева. Готовятся мужики к чемпионату.

— Что ж они на нас, на работягах, готовятся? — Грустно махнул рукой ветеран хоккейного мяча Данилыч.

— Ремонтники и радиаторный цех попрошу на центр поля, а все лишние давайте на скамейку запасных, — дунул в противный пронзительный свисток судья Владимир Кудряшов, кстати, тоже защитник из состава 1961 года.

— Мужики, вы вратарский шлем нормальной конструкции брать будете? — Обратился я к радиаторщикам. — Или в этой масочке из каменного века хотите играть?

В центральный круг вбрасывания въехал Борис Немчинов, улыбнулся, сверкнув золотыми коронками на передних зубах. Посмотрел издалека на маску, в которой был Валера, и сказал:

— Давайте вашу штуковину, вроде вчера про неё много хорошего говорили.

В первые две минуты четвертьфинального матча я попросил своих поменьше вытягивать в атаку. Вообще при нашем сильно возрастном и не очень мастеровитом составе надежда была только на самоотверженную игру в защите и быстрые контратаки.

— Мефодий, будь сзади, мы с Кириллом вдвоём вперёд сбегаем, — сказал я, когда очередное вбрасывание свистнули в нашей зоне.

Судья подозвал меня и Немчинова в левый круг вбрасывания. Всё-таки что ни говори, а хоккей семидесятых и девяностых — это две большие разницы. Я там, в Америке, чуть ли не каждую тренировку отрабатывал борьбу за ничейную шайбу на точке. А в СССР к этому элементу относились по остаточному принципу. Вот и сейчас я из семи вбрасываний у бывшего мастера спорта Бориса Немчинова выиграл шесть.

Рефери удостоверился, что все готовы и швырнул черный диск на лёд. Резкий мах и в седьмой раз шайба отлетела к Казимиру. Он тут же перевёл её на другой край физоргу Самсонову, который вдоль борта переправил дальше в среднюю зону на Мефодия.

— Миф придержи! — Гаркнул я, и полетел в атаку. — Дай на ход!

— Шайбу! Шайбу! — Засвистели трибуны, которых счёт ноль — ноль не устраивал.

Мефодий четко выполнил моё требование — вовремя отпасовал, и я на хорошей скорости сместился вправо, где меня вновь поджидал очень жесткий и неуступчивый защитник Жидков.

— Василич встречай! — Заблажил от ворот Коноваленко на Славу Жидкова. — Дай, как следует!

«Дай, — хмыкнул я. — Ты меня поймай, чтоб дать». Я резко показал, что пойду в зону атаку вдоль борта, но ушел в центр и второго игрока обороны радиаторного цеха просто снёс. Жидков махнув клюшкой, врезал мне по рукам. Однако чистейшие две минуты штрафа никто и не подумал свистеть. От чего планка у меня упала, злость вскипела, и я со всей дури зарядил по воротам с семи метров. Непонятно как, но Коноваленко среагировал и отбил шайбу в правое закругление.