Тагу. Рассказы и повести

Ему предлагают место секретаря горкома, пост министра!

Кондрат поворачивается во сне на другой бок. Что такое?.. Ночь. В доме для престарелых темно, но старики не спят. Слышна какая-то суетня. По коридору идет на цыпочках Сачино. Через плечо у него перекинут хурджин. Он крадется к двери. Ипполит спустил из окна второго этажа веревочную лестницу. Кто-то прыгает с балкона. Другой спускается по водосточной трубе. Женщины связывают из простынь веревку. Старики лезут через забор…

— Куда? С ума сошли? Назад! — кричит Кондрат и просыпается.

Рассветает. Слава богу, то был сон! Кондрат переводит дух. Ну и сон. Такой приятный в начале и такой горестный в конце. Который из них сбудется? Кондрат не очень верил в приметы, но тут не выдержал. В одном белье он выскочил на балкон и громко вопросил:

— Который сбудется?

Деревня спала. Не было слышно лая собак. Петухи молчали. Тихий, неподвижный рассвет таинственно заглянул в душу Кондрата. Он вздрогнул от холода и вернулся в комнату.

За стеной затрещала тахта. Проснулась мать. Кондрат хотел рассказать ей про свои сны, но тут же раздумал. Даже мать ничего не знает о доме для престарелых. Кондрат вышел во двор, разделся по пояс и стал умываться. Побрызгал холодной водой на плечи и грудь, похлопал себя по животу, успокоился немного, не вытираясь, натянул рубаху…

Он не шел, а летел по улице. Надо ускорить строительство. Нельзя больше тянуть. Кругом тысячи глаз, тысячи ушей… Что сулит ему завтрашний день?

На строительстве не было ни души. Сторож пожал плечами.

— Еще и птицы не проснулись.

— Птицы! — разозлился Кондрат. — Людям не пристало жить по-птичьему разуму!

Он обошел мастеровых, разбудил их и поспешил в контору. По дороге ему встретился Кинтирия. Тьфу, нужно же было повстречать этого сплетника! Встреча с Кинтирия была для Кондрата плохой приметой.

— Хороший дом будет! — издали крикнул Кинтирия. — Такого у нас еще не было! — Он ухмыльнулся и подмигнул так, словно был соучастником Кондрата.

"Пронюхал он, что ли? — подумал Кондрат. — Вот поросячий сын! Надо поговорить с ним".

Но Кинтирия был уже далеко.

В конторе — никого. Кондрат имел свой ключ. Он вошел в кабинет и поморщился — остро пахло свежей краской. Открыв окно, он сел за стол и задумался.

Раздался телефонный звонок. Кто мог звонить ему в такую рань?

— Алло? Кто? Натэла? Что, милая?

Его вызывал секретарь райкома. Вот он, сон проклятый! Секретарь вызывал людей через секретаршу только для разноса.

— По какому делу, Натэла, может, знаешь?

Глупый вопрос. Словно секретарь райкома докладывал Натэле, для чего ему нужен председатель.

— Не знаешь… Хорошо. Сейчас приеду.

Чтоб этому Кинтирия! Сглазил, проклятый!

В девять часов Кондрат был уже в райкоме. В приемной сидели несколько человек, но Натэла, увидев Пиртахия, открыла своим ключом дверь в кабинет секретаря. Кондрат вошел в кабинет, словно кинулся в ледяную воду.

Секретарь поднял голову, кивнул и снова уткнулся в бумаги.

Сглазил-таки проклятый Кинтирия! Даже не сказал "здравствуй", даже не предложил сесть…

Секретарь с кем-то говорил по телефону, потом снова что-то писал, но ни разу не посмотрел на Кондрата. Наконец он отложил бумаги, закурил, встал и прошелся по комнате.

— Садись, — сказал он и сел напротив Кондрата.

— Сколько женщин не выходит на сбор чая?

— Всего, или?..

— Из-за маленьких детей сколько не выходит?

— Двадцать.

— Ты, кажется, детские ясли строишь?

Сон сбывался. Что делать? Соврать или признаться?.. Глаза у Кабана забегали.

— Да, строим…

— Сколько детей поместится?

Кабан встал:

— Не детей…

— Как так?

— Для… престарелых строю дом.

— Для кого?

Секретарь явно все знал, оставалось во всем признаться.

— Я строю дом для стариков… которым уже за семьдесят. Работать они уже не могут…

— Кто тебя просил строить дом для престарелых? Правление обсуждало?

— Нет, это моя инициатива.

Кабан вытер с лица обильный пот.

— Постой-ка, мы, видимо, плохо понимаем друг друга. Колхозу нужны детские ясли…

— Ага.

— А ты строишь дом для престарелых?

— Да. Для стариков… у которых… никого нет… детей, внуков.

— И много у тебя таких?

— Не считал, товарищ Варден.

— А спрашивал — хотят ли они жить в таком доме?

— Нет… — Голос Кондрата сорвался, он хотел еще что-то прибавить, но вместо этого слабо пискнул.

— Правление это решило?

Кабан покачал головой:

— Сам…

— Это почему же сам?

Кабан молчал.

— Хочешь, объясню, почему? — спросил секретарь.

Кондрат утвердительно моргнул.

— Отличиться хотел. Боялся, что другие опередят. Так?

— Угу.

— Для себя, значит, старался.

Кондрат ожил, он решил защищаться.

— Да. Но думал и о других. Для людей хотел…

— Нет. Когда работают для людей, о себе не думают. — Секретарь смотрел на него, прищурившись. — Во что бы то ни стало хотел отличиться?

— Я не считаю, что это плохо. Если делаешь для других, а сам…

— Нужно думать о деле, а не о славе.

Кондрат слушал секретаря и понемногу успокаивался. Похоже, что его не снимут. Еще не все потеряно…

— Понял наконец? — словно издали донесся голос секретаря. — Нужен был дом для престарелых?

— Нет, не нужен.

— Ты только что говорил, что нужен.

— Учимся на ошибках! Растем! — заявил Кабан.

— Послезавтра созови общее собрание. Приеду, поговорим. Познакомлюсь с твоими делами поближе…

Какая муха укусила секретаря? Не хватало еще, чтобы он вникал во все дела!

Кабан с трудом поднялся. Он уже не был похож на Кабана. Он напоминал пустой бурдюк. Забыв попрощаться с секретарем, он вышел из кабинета, миновал приемную, не улыбнувшись, как обычно, Натэле, и очнулся лишь тогда, когда стал спускаться по лестнице. Одна ступенька, другая, все ниже и ниже…

Когда Кондрат въезжал в деревню, на дорогу выбежал Кинтирия. Раздался скрежет тормозов. Прохожие испуганно оглянулись. Председатель колхоза недвижно сидел за рулем, словно окаменев. Кинтирия перескочил через канаву и скрылся в зарослях кукурузы.