Тагу. Рассказы и повести

Внешне отряд похожего на лубочную картину капитана Глонти мало чем напоминал регулярную воинскую часть. Гвардейцы были одеты кто во что горазд и вооружены тоже неодинаково. Лишь на некоторых гвардейцах были форменные бушлаты народной гвардии, на остальных же были кожаные куртки, гимназические шинели, давно потерявшие свой первозданный цвет черкески с газырями, на ком-то была измазанная, вся в пятнах, белая куртка, на другом — летняя солдатская гимнастерка… На головах у гвардейцев были башлыки, папахи, у одних обыкновенные солдатские, а у других пастушечьи — лохматые, длинношерстные.

Разнообразна была также и обувка гвардейцев. Лишь у немногих на ногах были сапоги или английские ботинки с крагами.

Многие из гвардейцев были еще очень молоды и бесшабашны — таким, как говорится, и море по колено, но служили в отряде и люди более взрослые — некоторые из них пришли в грузинскую народную гвардию из идейных побуждений, других привела жажда приключений, третьих — безденежье и безработица. Но все же эти люди — все, кроме самых отпетых негодяев и самых бесшабашных мальчишек, уже начинали задумываться над тем, что с ними будет завтра. Иные уже понимали, что ничего хорошего это завтра не сулит, ни им лично, ни делу, за которое они, как солдаты, обязаны были сражаться.

— Вон справа от этого красного моста моя деревня, ребята, — сказал Джвебе Букиа своим товарищам и привстал на стременах, чтобы получше разглядеть знакомый мост из-за широких плеч капитана Глонти. — Моя мать с ума сойдет от радости, когда я так неожиданно появлюсь у ворот.

— Представляю, Джвебе, что с твоей девочкой будет, — перебил его Болдуин.

— С Индой? Она, конечно, рада будет меня видеть. Забудьте, ребята, что я вам говорил об Инде, В жизни она в тысячу раз лучше. Скоро вы сами это увидите. А словами ее красоту не описать.

— Люди говорят, что красивее мегрелок во всем свете не сыщешь, — сказал Орлов.

— Правду говорят. Моя Инда — это сошедший с неба ангел. Дай-ка я попрошу капитана разрешить мне поехать вперед, чтобы мать успела накрыть на стол до нашего прихода.

На сельской улице, по которой недавно шел учитель, показался всадник. Собаки с неистовым лаем кинулись под ноги его коня и, когда он их обогнал, помчались за ним еще более разъяренные и злые.

По улице мчался Джвебе Букиа. Наконец-то он в своей деревне. Наконец-то он дома. От радости и восторга Джвебе не видел высыпавших к воротам и плетням любопытных. Джвебе весь ушел в свои думы: перед его глазами стояли мать и отец, брат, а ближе всех Инда.

Никто не узнал Джвебе. Все удивленно провожали взглядом "сумасшедшего всадника". Кто он? Куда и к кому едет?

А между тем на дороге Сенаки — Зугдиди, там, где от нее ответвлялся проселок, капитан Глонти остановил отряд и приказал артиллеристу Дзигвава выпустить несколько снарядов по деревне. Капитан нервно покусывал губы, ему не очень хотелось отдавать такой приказ, но он выполнял только то, что ему самому приказывали.

Орлов, Броладзе и Болдуин не отрывали глаз от Дзигвава. До этого они не знали, что едут карать и устрашать родную деревню их друга Джвебе.

Переправив Инду с ее буйволами на тот берег, Бахва вернулся к учителю. Рядом с учителем уже стоял Иванэ. На Беглара он даже не глядел. Он изменил Беглару, не пошел с ним до конца, а другие все еще пахали. Одни из упрямства, другие из стыда перед Бегларом.

— Если три человека скажут тебе, что ты слеп, ты проведешь рукой по глазам, — проговорил стоящий за спиной Шалвы Бахва. — Если же Беглару скажет это сам бог, он все равно не поверит.

Шалве не понравились слова Бахвы. Сегодня ему все не нравилось. И люди, и их поступки, и их дела. Не нравился он сам себе, не нравилось ему все, что он говорил. Он никогда еще не был так смятен, расстроен, подавлен…

Услышав позади топот коня, Инда согнала буйволов с проселка и сама остановилась на обочине. Мимо пролетел всадник, густая пыль на мгновение скрыла его от Инды, затем всадник неожиданно повернул коня. Когда пыль развеялась, девушка увидела Джвебе и услышала его голос.

— Инда, Инда!

Джвебе спрыгнул с коня и подбежал к девушке.

— Здравствуй, Инда!

Инда узнала Джвебе только по голосу. Она не поверила глазам своим: неужели это Джвебе? В такой бедной одежде? Нет, не может быть! Она тихо заплакала, и Джвебе, увидев ее слезы, встревожился:

— Что случилось, Инда? Почему ты плачешь?

— Ничего не случилось, Джвебе!

А в самом деле, что случилось особенного? Разве только то, что Джвебе, гвардейца Джвебе, Инда представляла себе совсем другим. Она думала, что увидит его в красивой форме: в бушлате, в блестящих сапогах, с каракулевой папахой на голове, с саблей и револьвером, с коротким карабином, перекинутым через плечо. На фотокарточке, которую прислал ей Джвебе из Зугдиди, где стоял его отряд, он был именно таким красивым, в красивой форме, и писал он ей красивые слова: "У меня нет ни в чем недостатка, одет я, как офицер, даже получаю небольшое жалованье, и кормят нас досыта". Не могла же она знать, что чужая форма и чужое оружие были тогда на Джвебе. С каким трудом выпросил ее Джвебе у знакомого офицера только для того, чтобы сфотографироваться и порадовать Инду, убедить девушку что, когда он вернется с военной службы, она, Инда, заживет, как царица. Сейчас он стыдился своего мальчишеского поступка.

— Джвебе! Это ты, Джвебе?! — спрашивала Инда, но могла и не спрашивать об этом. Ее милый, глупый Джвебе был в той же одежде, которую сшила ему мать перед его вступлением в гвардию: в блузе из домотканой шерсти. Только шапка на Джвебе была другая — мохнатая пастушья папаха из овечьей шкуры. Потому и не узнала его сразу Инда, потому и не узнали соседи. Шерсть свисала ему на лоб и совсем изменяла лицо. Через плечо Джвебе было перекинуто ружье адамовских времен, на бедре — сабля в обтрепанных ножнах.

Зачем он так обманул Инду, зачем внушил ей несбыточные надежды? Рано или поздно она все равно узнала бы правду. Как он радовался тому, что едет домой. Неужели он не знал, что должен предстать в таком виде перед Индой, перед отцом с матерью, перед всей деревней? Почему он не послушался отца? Беглар знал, что она собой представляет, эта гвардия, и не хотел отпускать сына. Говорил он мне, что никакая она не народная, что это меньшевики ее так назвали, а на самом деле она служит только интересам их партии. Сбылось все сказанное отцом. А он не отцу поверил, а вербовщику. Чем только не сооблазняли меньшевики, набирая в свою гвардию и армию людей: у вас будет новое оружие, говорили рекрутам, у вас будет красивая форма, а еды — сколько угодно. Антанта нам ни в чем не откажет, и Грузия скоро станет могучим государством.

Гвардейцам сулили и жалованье. Джвебе вступил в гвардию еще и потому, чтобы как-то подсобить родным. Джвебе внушали, что народная гвардия служит народу и стоит на страже родины. Обманулся Джвебе. То, что иногда сделает сам себе человек, ни один враг ему того не сделает.

…Они стояли посреди дороги и глядели друг на друга, не произнося ни слова. Они не слушали даже неистового лая собак, не умолкавших с той минуты, как на улице показался Джвебе. Не слышали они и удивленных возгласов односельчан: