Таинственные превращения

Лионель с сомнением покачал головой и вполголоса пробормотал:

– Вы абсолютно убеждены в своих словах, господин префект? Неужели в прошлом Жана Морейля, или, вернее, Фредди-Ужа, нет ничего такого, за что отправляют на эшафот или на каторгу?

– Вы удивляете меня своим напором, господин де Праз, – поморщился сановник. – Не позвать ли секретаря, чтоб он застенографировал ваши показания?

– Нет, – поспешно ответил Лионель. – Я вам уже доложил: пока кроме подозрений я ничем не располагаю. Но тот старый инцидент не дает мне покоя.

– Какой старый инцидент? Трагедия в Люверси?

– Да, и как только у меня появятся доказательства, я вам их представлю, а до тех пор предположим, что я вам ничего не говорил.

– Как угодно, всегда к вашим услугам.

– Часто ли вам приходится сталкиваться с раздвоением личности, господин префект?

– Гораздо чаще, чем думают обычные люди. В нашем архиве значится с десяток таких случаев, вполне официальных. Немало и тайных. Мозг человека находится во власти противоречий – так уж мы устроены. Разве преступник, убивший жертву или совершивший кражу, не искупает злодеяние того лица, которым он был всего лишь минуту, пока наносил смертельный удар, и которое потом исчезло в нем навсегда? Вы сами, граф, присягнете в том, что вы всегда и везде одно и то же лицо? На основании нашей беседы готов поклясться в существовании вашей второй личности, сознание которой отделено от сознания первой и не сообщается с ним.

Лионель усмехнулся, недовольный тем, что ему самому примерили маску переменного сознания, встал и торопливо направился к двери.

– Прощайте, сударь, – крикнул ему вдогонку префект. – Не бойтесь заглянуть ко мне еще разок, если понадобится. Я обещаю вам поразмыслить над трагедией в Люверси.

Лионель, пошатываясь, вышел на улицу. Он был так измотан общением с вредным стариком, что без сил присел на скамейку подышать свежим воздухом. В голове неотступно крутилась фраза префекта: «Фредди-Уж не попадет на скамью подсудимых и не угодит за решетку, если только пагубные инстинкты не возьмут в нем верх…» «Я займусь этим делом вплотную, – с дьявольской радостью подумал де Праз, прокручивая в голове план новой кампании, – и мне наплевать на мнение этого тщедушного деспота».

Глава XII. Рассказ Лефевров

На следующее утро из Парижа в Эперне поездом второго класса прибыл неприметный пассажир, в котором лишь опытный глаз смог бы определить сыщика. Он направился в центр городка и, взглянув на табличку с названием улицы и на номер дома, неспешно вошел в овощную лавку.

– Мадам Лефевр? – приподнимая соломенную шляпу, спросил он женщину за прилавком.

– Я, сударь, – ответила подвижная брюнетка, быстро обслужила нескольких покупательниц и повернулась к месье: – Что вам угодно?

– Я вас долго не задержу. Нам надо побеседовать.

Лавочница нахмурилась, предвидя неприятности, ведь не просто так сюда явился неизвестный господин. Мари знала в лицо всех своих клиентов, но этого человека никогда прежде не видела в городке.

– Эжен, – позвала она, – подойди на минутку.

Из заднего помещения высунулся мужчина лет сорока в синем переднике.

– Что стряслось? – недовольно проворчал он.

– Со мной хотят поговорить. Пусть пока Сюзанна поторгует.

– Поговорить? Насчет чего? – насупился лавочник, но Мари сделала ему знак помолчать.

– Мадам, – начал посетитель, – ваше имя Мари Лефевр, урожденная Симон, не так ли? Пять лет тому назад вы служили горничной у госпожи Гюи Лаваль.

– Верно, сударь.

– Зайдемте-ка сюда, – предложил Эжен, пропустил жену и гостя в маленькую подсобку и плотно затворил дверь.

– Что-то случилось? – с опаской спросила Мари.

– Ничего нового. Я выясняю подробности касательно смерти мадам Лаваль и прошу вас и вашего супруга помочь мне. Месье Эжен, – обратился он к мужчине, – вы состояли садовником в поместье Люверси как раз в тот год, когда случилось несчастье; я ничего не путаю?

Необщительный Лефевр угрюмо кивнул, а его словоохотливая жена пояснила:

– Мы покинули Люверси в считанные дни после смерти хозяйки, так как собирались обвенчаться. Я была привязана к мадам Лаваль, но не ладила с ее сестрой, графиней де Праз, потому что та совала свой длинный нос в каждую мелочь. Эжен в то время вдовствовал. В Люверси мы с ним и познакомились, понравились друг другу, а после свадьбы поселились здесь, на его родине. Купили лавку, торгуем, как видите, и живем своим хозяйством.

– Сюзанна! – крикнула она, постучав в перегородку. – Иди и отпускай товар, мы заняты.

Из смежного помещения выбежала растрепанная девица в фартуке, растолкала женщин, которые ощупывали и взвешивали в руках овощи и фрукты, и встала за прилавок.

– Мадам Лефевр, – продолжал сыщик, – за те несколько дней, которые предшествовали катастрофе, вам ничто не показалось странным? Может, вы заметили в усадьбе посторонних людей? Или подозрительные детали? Вы сами не предчувствовали беду?

– Нет, сударь. На предчувствия у меня не оставалось времени – столько было работы по дому! А про какие детали вы говорите?

– Про те, на которые сначала не обращаешь внимания, а потом в свете трагических событий они приобретают значимость. Вот, к примеру, одна из них: достаточно ли прочными были стенки и решетки серпентария?

– Об этом не беспокойтесь, – хмуро обронил Лефевр. – Я как садовник лично следил за змеями, и жалеть надо скорее меня, чем этих тварей.

– Жалеть? По какой причине?

– Сбежавшая змея запросто могла меня ужалить, ведь я целыми днями работал либо в оранжерее, либо в парке. Что касается стенок, они были надежными, а состояние решетки того отсека, где сидела черно-белая гадина, убившая хозяйку, я девятнадцатого августа проверял особо.

– Но змея все-таки выползла через щель между прутьями.

– Да, эта тварь ее проделала, иначе бы никак.

– Значит, в течение дня эта щель…

– …отсутствовала. Я с утра и в полдень осматривал отсек: решетка была в порядке, прутья не деформированы. Единственно, между двумя досками пола я заметил малюсенький промежуток – меньше полудюйма, – но через него змея не пролезла бы.

– Кто-нибудь мог незаметно подойти к отсеку и специально увеличить щель в решетке, раздвинув прутья?

– Практически это возможно, но кто? И зачем? Чтобы выпустить змею? Я понимаю, на что вы намекаете, но какой кретин способен на такое? Змея укусила бы кого угодно, и его в том числе. В Люверси все дорожили своей жизнью: и хозяева, и слуги.

– Послушай, Эжен, – прервала его жена, – помнишь, мы с тобой тогда обсуждали: дескать, тут что-то неладно?

– Не помню, – помрачнел Лефевр. – Все, что я знал, я выложил без утайки.