Таинственный остров(изд.1990)
Шрифт:
Пенкроф прежде служил на китобойном судне, поэтому тушу разделывали под его руководством по всем правилам: занятие было не из приятных и длилось три дня, но ни один колонист не отказался от работы — даже Гедеон Спилет, который, как заявил Пенкроф, «сумеет из всякой беды выбраться».
Сало разрезали на ровные ломти в два с половиной фута толщиной, затем их разделили на куски весом, вероятно, по тысяче фунтов и растопили в огромных глиняных чанах, которые колонисты привезли к месту работы, ибо им не хотелось загрязнять окрестности плато Кругозора; жира вышло на треть меньше. Но все же запасы получились изрядные: из одного лишь языка добыли шесть тысяч
Пригодился не только жир, благодаря которому колонисты надолго запаслись стеарином и глицерином, мог найти применение и китовый ус, хотя жители Гранитного дворца обходились без зонтов и корсетов. В пасти кита с двух сторон верхней челюсти свисало по ряду эластичных роговых пластинок, их было около восьмисот. Пластинки сужались книзу, и их ряды напоминали две огромные «гребенки» с зубьями в шесть футов длиною. Эти гребенки задерживали уйму микроскопических животных, рыбешек и моллюсков, которыми питается кит.
Закончив, к общему удовольствию, работу и оставив тушу на растерзание прожорливым птицам, под клювами которых она должна была бесследно исчезнуть, колонисты вернулись домой к своим каждодневным делам.
Однако Сайрес Смит не сразу приступил к постройке судна, а принялся что-то мастерить; глядя на него, колонисты сгорали от любопытства. Он взял дюжину пластинок китового уса, разрезал каждую на шесть равных частей и отточил по концам.
– Что мы с ними будем делать, мистер Смит? — спросил Герберт, когда инженер обточил пластинки.
– Будем бить волков, лисиц и даже ягуаров,— ответил Сайрес Смит.
– Теперь?
– Нет, зимой, когда нам поможет лед.
– Ничего не понимаю...— произнес Герберт.
– Сейчас поймешь, дружок,— отозвался инженер.— Не я изобрел эту штуку — она в ходу у охотников-алеутов в той части Америки, которая принадлежит русским [17] . Так вот, друзья мои, как только наступят морозы, я согну в кольца все эти пластинки китового уса, и буду поливать их водой, покуда они не покроются льдом,— им тогда и не распрямиться; потом начиню ими куски сала и разбросаю по снегу. Что же будет, если голодный зверь проглотит такую пластинку? А вот что: лед в желудке растает от тепла, китовый ус распрямится, острые его концы пронзят внутренности хищника.
17
Аляска была открыта в 1741 году русскими и принадлежала России, но в 1867 году (вместе с Алеутскими островами) была продана США царским правительством.
– Хорошо придумано! — воскликнул Пенкроф.
– Вот мы и сбережем порох и пули,— добавил Сайрес Смит.
– Да это получше всякой западни! — вставил Наб.
– Что ж, подождем до зимы!
– Подождем до зимы.
Между тем работы по постройке судна подвигались, и к концу месяца оно было наполовину обшито. Уже и теперь можно было сказать, что судно получается превосходное, и будет отлично держаться на воде.
Пенкроф работал с несказанным воодушевлением и только благодаря своему могучему здоровью мог преодолевать усталость; а тем временем товарищи, в награду за все его труды, готовили ему приятный сюрприз, и 31 мая ему суждено было испытать чуть ли не самую большую радость в жизни.
В тот день Пенкроф, пообедав, собрался было встать из-за стола, как вдруг почувствовал, что кто-то положил ему на плечо руку.
То была рука Гедеона Спилета; журналист
сказал:– Постойте, дорогой Пенкроф, что же вы убегаете? А десерт?
– Благодарю, мистер Спилет,— ответил моряк,— мне некогда.
– Ну, хоть чашечку кофе, дружище?
– Не хочется.
– Ну, а трубочку?
Пенкроф вдруг вскочил, и его широкое добродушное лицо побледнело: он увидал, что журналист протягивает ему набитую трубку, а Герберт — уголек.
Моряк хотел что-то сказать, но не мог вымолвить ни слова; он схватил трубку, поднес ее к губам, прикурил об уголек и сделал несколько затяжек.
Сизый душистый дымок заклубился облаком, а из этого облака раздался радостный голос:
– Табак, воистину табак!
– Да, Пенкроф,— отозвался Сайрес Смит,— и табак отменный!
– О, божественное провидение! Творец всего сущего! — воскликнул моряк.— Теперь на нашем острове есть все, что душе угодно!
И Пенкроф курил, курил без конца.
– А кто же нашел табак? — спросил он вдруг.— Конечно, ты, Герберт.
– Нет, Пенкроф, мистер Спилет.
– Мистер Спилет! — воскликнул моряк, сжимая в объятиях журналиста, которому еще не доводилось попадать в такие тиски.
– Ох, Пенкроф! — простонал Гедеон Спилет, с трудом переводя дыхание.— Воздайте благодарность и Герберту, который определил, что это табак, и Сайресу Смиту, который приготовил курево, и Набу, которому так трудно было держать язык за зубами.
– Да, друзья, я вас непременно отблагодарю. До самой смерти не забуду!
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Зима наступила в июне — этот месяц в Южном полушарии подобен декабрю северных широт. Пора было позаботиться о теплой и прочной одежде.
Колонисты настригли шерсти с муфлонов, и теперь предстояло изготовить ткань из этого драгоценного сырья.
Само собой разумеется, у Сайреса Смита не было ни чесальной, ни трепальной, ни гладильной, ни прокатной, ни сучильной, ни прядильной машины, ни механической прялки, чтобы прясть шерсть, ни ткацкого станка, чтобы изготовить ткань, и ему пришлось обойтись самыми простыми средствами, так чтобы не ткать и не прясть. Он и в самом деле решил попросту воспользоваться тем, что шерсть, когда ее раскатываешь, сваливается, волокна ее сцепляются и переплетаются,— таким образом изготовляют войлок. Итак, войлок можно было изготовить самым простым способом и, валяя шерсть, получить грубую, но очень теплую материю. Шерсть у муфлонов была короткая, а для изготовления войлока как раз такая и нужна.
Инженер с помощью своих товарищей, считая и Пенкрофа, которому еще раз пришлось бросить постройку бота, принялись за подготовительные работы: надо было очистить шерсть от пропитавших ее маслянистых и жирных веществ, которые называются «жиропотами». Шерсть обезжирили так: погрузили ее в чаны, наполненные водой, нагретой до семидесяти градусов, и продержали там сутки; затем как следует промыли в содовом растворе, выжали под прессом, и шерсть была готова для валянья, то есть для производства войлока — плотной, но грубой материи, не имеющей особой ценности в промышленных центрах Европы и Америки, но весьма дорогой на «рынках острова Линкольна».