Таинственный всадник

– Как Антуан? – спросила Рене, спохватившись; она совсем забыла про него.

– Отлично, – заверила ее Мэгги. – Он уже съел половину каравая с медом, я дала ему чай с коньяком, чтобы согрелась грудь. И могу добавить, что, едва он согрелся, он стал болтать без умолку. Он говорит даже с набитым ртом и даже окунувшись в воду с головой.

– Я не понимаю, что с ним случилось.

– Это бывает, когда человек сильно пугается, потеряв что-то важное, а когда снова находит, то боится потерять. Пойдемте, Робби уже поставил бадью перед огнем. У меня есть горшок с горячим шоколадом, я вам его приготовила, а кирпичи уже в постели, там теперь уютно и тепло.

Рене неуверенно, искоса поглядела на Тайрона, который по очереди закрывал каждую панель.

– Вы придете… попозже?

Не глядя на нее, он ответил:

– Если вы хотите, чтобы я пришел.

– Я хочу, чтобы вы пришли, – прошептала Рене. – Очень хочу.

Рене долго отмокала в огромной бадье. Впервые за много лет она сидела в такой «ванне». Мэгги положила в горячую воду душистые травы, и Рене казалось, что она в розарии, и при каждом глубоком вдохе девушка чувствовала, как уходит боль, тело расправляется, а мышцы становятся мягкими, расслабленными. Она почти засыпала, когда Мэгги вернулась с ковшами теплой воды, чтобы ополоснуть ее волосы и тело. Рене печально вздохнула и встала, и Мэгги обернула ее нагретыми полотенцами.

– Вы пробовали шоколад, мисс?

– Две чашки, – сказала Рене, и в ее голосе послышалось удовольствие. – Это было чудесно.

Мэгги широко улыбнулась, и Рене заметила два просвета в ряду зубов.

– Он проберет вас до костей, уж будьте спокойны. Я туда кое-что добавила. – Она отжала длинные белокурые волосы и увидела порез на щеке Рене. – Вам повезло, мисс. Чуток влево – и вы остались бы без глаза. Я смажу рану бальзамом, хотя не могу обещать, что у вас не останется метки. Будь я настоящий доктор, может, я знала бы, как уберечь вас от шрама, но…

Рене благодарно пожала ее руку.

– Все хорошо, Мэгги… я могу называть тебя Мэгги, правда? – Я была бы рада, если шрам останется, правда.

Мэгги удивленно посмотрела на нее, но продолжала смазывать синяки на руках и ногах Рене. Когда она закончила, то стала опять извиняться:

– Я заглянула в ваш мешок, но все, что у вас с собой, вымокло. Мне жаль, но у меня нет приличных ночных рубашек и мне нечего предложить вам. Робби предпочитает, чтобы я спала голой, а господин Тайрон никогда не приводит сюда своих подруг. – Она спохватилась, но было уже поздно – слово сорвалось с языка, и хотя Рене слегка повернулась в ее сторону, ожидая услышать продолжение, настаивать она не стала. – Правда, я нашла одну из его рубашек, она очень, очень мягкая. И большая, так что сойдет за ночную, я думаю.

– Я уверена, это будет просто замечательно.

Мэгги помогла ей одеться, и на самом деле, рубашка оказалась мягкой и длинной, она доходила Рене до колен. Потом она надела один из халатов Тайрона, из китайского шелка; рукава пришлось подвернуть почти до локтей. Мэгги усадила ее сушить волосы у камина и принесла третью чашку шоколада с ирландским ликером.

– А месье Тайрон? Как его рана?

– Она немножко кровила, но особо волноваться не стоит. Он снова натянут, как барабан, и выпил коньяку для здоровья. Утром встанет как ни в чем не бывало. Вы видели его спину? Такой выстрел убил бы любого нормального человека, но, как говорит мой Робби, Тайрон жаловался всего один раз в жизни, когда ему пришлось тащить на себе Дадли полмили, прежде чем они смогли украсть пару кляч. Кажется, что он уже мертв, а он… – Потрескивание щетки для волос прекратилось, и обе женщины повернулись в сторону кабинета, смежного со спальней. Оттуда доносились легкие, приятные звуки музыки. – А он играет на фортепьяно, – закончила Мэгги, хихикнув. – Музыка помогает ему расслабиться, лечит его, помогает думать. Днем и ночью, я клянусь, а иногда и по нескольку дней он сидит там и извлекает эти небесные звуки…

– …которые заставляют плакать ангелов, – пробормотала Рене.

– Да, вы правы, мисс.

– Почему у него столько шрамов? Откуда?

– Он не любит рассказывать. – Мэгги умолкла, проклиная свой болтливый язык. – Но мой Робби рассказывал мне кое-что. Это произошло в самый первый раз, когда они с ним встретились.

– Месье Дадли и месье Тайрон?

– Нет. Господин Тайрон… и полковник Рос.

Рене обернулась так быстро, что почти выбила щетку из руки Мэгги.

– Полковник Рос? Это из-за него у Тайрона шрамы?

– Тогда Рос был всего-навсего сержантом и служил в Абердине. Такой же самодовольный, как и сейчас, порочный и невероятно жестокий. Ему доставляло удовольствие причинять другим боль. Господина Тайрона поймали вместе с конокрадами, и Рос хотел плетью выбить у него признание, где находится их главный лагерь. И чем больше упрямился господин Тайрон, тем больше Рос зверствовал.

– И за все это время… Рос не узнал его?

– Это случилось семь лет назад, тогда они оба были молодые. Господин Тайрон был тощий и грязный – мешок с костями и обнаженными нервами, как говорит мой Робби, вспоминая прошлые времена. Прибавьте к этому дурачество с париками, пудрой и румянами. – Она пожала плечами и отложила щетку. – Я сомневаюсь, что его собственная мать узнала бы его в таком виде.

Рене смотрела на огонь, слушала музыку и спрашивала себя, почему она сомневалась после первой их встречи, что Капитан Старлайт сможет перевернуть весь ее мир вверх дном? И вот это произошло, она поддалась своим чувствам, они несли ее, словно поток воды, к берегу, туда, где она потерпит окончательное крушение, разбившись о камни.

– Если больше вам ничего не нужно, мисс, я пойду спать.

– Что? О, конечно. А Антуан?

– Крепко спит, внизу. Я могу попросить Робби принести его сюда, если вы хотите, чтобы он был с вами.

– Нет-нет, пусть остается там.

– Тогда доброй ночи, мисс.

– Спокойной ночи. И большое спасибо за все, Мэгги.

Глаза девушки замерцали, когда она посмотрела на дверь кабинета Тайрона.

– Спасибо вам, мисс. Я уже начинала терять всякую надежду на него.

Дверь закрылась, и Рене осталась наедине с огнем в камине, тенями и музыкой. Глаза слипались, она чувствовала невероятную усталость, но все же поднялась и пошла через гардеробную в кабинет. Дрожащей рукой она нажала на ручку двери, потом спокойно толкнула ее и переступила через порог.

Тайрон сидел к ней спиной, наклонив голову. Он был задумчив и сосредоточен. Он играл Моцарта, и Рене ждала, пока длинные волшебные пальцы не замрут на клавишах, и только тогда подошла к нему и стала рядом. Он взглянул на нее удивленно, увидев неожиданный наряд и непривычную прическу – гладкие волосы струились по плечам, завитки, мерцающие при каждом движении ее тела, исчезли.

– Вы прекрасно играете, месье.

Тайрон улыбнулся и приложил указательный палец к одной брови, словно салютуя.

– Поскольку это первый комплимент, где нет таких слов, как «сумасшедший» или «клоун», я принимаю его с благодарностью.

– Вы сумасшедший. – Рене слабо улыбнулась. – Но тем не менее вы прекрасно играете.

– А вы?

Она покачала головой:

– Матушка пробовала учить меня, но все напрасно… – Она вытянула руку и пошевелила пальцами. – Они всегда стремились к самостоятельности, не подчиняясь законам музыки.

– Садитесь, – сказал он и отодвинул скамью так, чтобы Рене смогла сесть к нему на колени. – Положите свои руки сверху. Я покажу вашим пальчикам, как надо действовать.