Такая долгая жизнь
Шрифт:
Гитлер приказал Геббельсу строго-настрого следить за тем, чтобы имя Алоиза никогда не появлялось в печати. Пройдут годы. Умрут тысячи и тысячи людей. И вместе с ними умрет их память. Саван времени прочно скроет некоторые факты от глаз людских, и образ Гитлера, его образ, предстанет перед потомками чистым и нетленным…
Есть у него еще одна слабость — Ева! Но слабость ли это? Не предопределено ли высшими силами, что девушка со столь редким, библейским именем должна была стать и стала его подругой? Не женой! Нет! Но подругой. Другом… Ева…
Ева в это время ехала поездом Мюнхен — Бертесгаден. В вагоне было хорошо натоплено, даже душно. Мягкие глубокие сиденья располагали к дремоте. Но Ева была слишком возбуждена, чтобы задремать. Перед отъездом в почтовом ящике
Чего они хотят от нее? Они просят за своих родных и близких, которые попали за решетку. Она тут при чем? Политика не ее дело. Пусть этим занимаются мужчины. Ева вспомнила, как однажды жена Шираха Генриетта в присутствии Гитлера сказала, что депортированные из Польши выглядят очень плохо. На другой день Генриетту под каким-то предлогом выпроводили из Бертесгадена, и она долго там не появлялась. Это был наглядный урок. Нет, Ева совсем не намерена говорить фюреру об этих письмах. Она сама ничего не желает о них знать.
Еве не терпелось заглянуть в пакет с фотографиями, который вручил ей перед самым отъездом Генрих Гофман, хозяин фотоателье, в котором работала фрейлейн Браун.
Ева потихоньку разорвала пакет, стараясь не привлекать внимания дремавших пассажиров. Фотографии были чудесными. Вот она в меховом манто и норковой шапочке. Это последние снимки. На них она немножко похожа на Грету Гарбо — американскую кинозвезду, кумира Евы. Нет, что ни говори, а она, Ева, очень фотогенична. Если бы она не была подругой фюрера, ее жизнь сложилась бы иначе. Жалеет ли она об этом? Нисколько! Ева не раз была на «УФА» — этой кинофабрике грез. Кинокрасавицы ходят там толпами. Толпами! А она одна… Единственная… Подруга фюрера…
А вот летние снимки. Ева на партийном съезде в Нюрнберге. Ее белокурые волосы выбиваются из-под серой шапочки. Чтобы ветер не сдул ее, она завязала на шее черные тесемки — они ниспадают на белую блузку, словно галстук. На плечи ее свободно накинут темный пиджак в полоску. Руки оголены. На правой — тонкая жемчужная нить, подарок фюрера. Рядом с ней — супружеская пара Мореллей. Оба толстые, вальяжные. Оба улыбаются, позируют Гофману…
А вот папа… Где же это его снял Гофман? Ну конечно же возле дверей его школы. Фриц Браун в костюме-тройке, в шляпе, с тростью в руке. Солидный, спокойный… Бедный старомодный папа… Сколько он переживал из-за нее…
Ева невольно улыбнулась, вспомнив тот вечер, когда отец, узнав о незаконной связи своей дочери с неким «господином Вольфом», учинил дома неслыханный скандал.
Ева Браун познакомилась с Гитлером в 1929 году. Ей тогда исполнилось всего семнадцать лет, господину Вольфу было сорок. Он приезжал к Гофману по каким-то неведомым ей делам. Почтительность, с которой ее хозяин относился к невысокому господину с маленькими усиками, выделяла его из всех посетителей. Встречи господина Вольфа с Гофманом всегда были окружены какой-то тайной. И эта тайна, а также черный «мерседес» и личный шофер — долговязый молчаливый парень, похожий на ковбоя из американского кинобоевика, — все это действовало на воображение молоденькой девушки. Господин Вольф постоянно ходил с хлыстом в руке. Ева не могла понять, зачем господину Вольфу хлыст, если он ездит на автомобиле. Но Генрих Гофман однажды сказал ей:
— Это великий человек, Ева… Скоро его хлыста будет бояться не только Германия, но и весь мир…
Фрейлейн Браун была польщена, что такой господин выделил ее, Еву, среди всех сотрудниц Гофмана и пригласил однажды поужинать с ним…
Встречи с господином Вольфом не могли долго оставаться тайной. Когда папа узнал о них, он стал кричать и топать ногами. С его уст сорвалось нехорошее слово. Ева разрыдалась… Со слезами в голосе она пыталась объяснить отцу, что господин Вольф любит ее…
Тогда папа уже несколько спокойнее сказал, что если любит, то, как порядочный человек, должен жениться на ней.
— Это невозможно, папа… Он уже женат!..
Тут поднялось такое, что Еве не хотелось вспоминать об этом даже по прошествии стольких лет. Она никак не могла втолковать отцу, что господин Вольф женат не на женщине, что он женат на Германии…
Это сам он сказал ей, Еве, объяснял, почему они не могут пожениться…Ева очень рада, что никто не слышал слов, которыми папа «наградил» фюрера, когда услышал, что тот женат на Германии. Она, Ева, и под пытками не повторит этих слов.
Даже когда Гитлер стал рейхсканцлером, Фриц Браун никак не мог примириться, что его дочь находится в незаконной связи. Правда, к этому времени тон его в отношении «зятя» несколько изменился.
«Глубокоуважаемый господин рейхсканцлер! Мне крайне неприятно затруднять Вас делами личного характера.
У Вас, как у вождя немецкого народа, совсем иные заботы, разумеется, куда более важные, чем мои. Но поскольку семья является самой маленькой, однако самой надежной ячейкой, из которой произрастает здоровое и достойное уважения государство, я чувствую себя вправе просить Вас о помощи.
Моя семья в настоящее время расколота на части. Обе мои дочери — Ева и Гретль — переселились на предоставленную Вами в их распоряжение квартиру, и я, как глава семьи, оказался поставленным перед фактом.
Конечно, я и в прошлом неоднократно упрекал Еву, когда она возвращалась домой значительно позже конца рабочего дня, ибо я считал, что молодая особа, интенсивно проработав восемь часов, не может обойтись без разрядки в семейном кругу для того, чтобы сохранить свое здоровье!
Кроме того, я, может быть, несколько старомоден в своем воззрении на мораль: только после вступления в брак дети уходят из родного дома, из-под контроля родителей. Таковы мои представления о чести. Я уже не говорю о том, что очень тоскую без моих девочек.
Я был бы Вам в высшей степени признателен, господин рейхсканцлер, за благосклонное участие к моему делу и прошу Вас не поощрять в дальнейшем моей хотя и совершеннолетней дочери Евы к самостоятельной жизни и склонить ее к возвращению в лоно семьи.
С величайшим уважением
В 1936 году Гитлер купил для Евы особняк в Мюнхене, и Фриц Браун наконец оставил фюрера в покое. Вскоре, правда, он снова напомнил о себе, но совсем по другому поводу: школьный учитель Фриц Браун подал заявление с просьбой принять его в национал-социалистскую партию. 1 мая 1939 года ему вручили партийный билет под номером 5021670. Фюрер был доволен. Он сказал Еве, что не помнит зла… и доказал это. Через год Фрицу Брауну был заменен партийный билет. Теперь его номер был 1488… Партийные билеты с такими номерами имели только alte K"ampfer — «старые борцы». Фрицу Брауну вручали билет в торжественной обстановке, и тогда Ева сказала ему:
— А ты помнишь, папа?..
Нет, нет! Ева не собиралась говорить чего-то такого, что могло бы напомнить о том времени, когда папа так непочтительно отзывался о фюрере. Не такая она дурочка. Но ей доставило огромное удовольствие прочесть на лице отца растерянность, страх и раскаяние… Ева была удовлетворена. Это была ее победа!..
Поезд подошел к Бертесгадену. На вокзале фрейлейн Браун ждал автомобиль. Шофер был ей незнаком. Догадывался ли он, кто она? Во всяком случае, его молчаливая предупредительность была приятна.
«Мерседес» быстро мчал Еву по заснеженной дороге в «горную хижину». Каждая поездка сюда вызывала у нее особое волнение. Все здесь было необычным. К «дому фюрера» вела извилистая горная дорога. Три года трудились здесь сотни рабочих, чтобы прорубить ее в скалах. Дорога вползала в тоннель, который упирался в тяжелую бронированную дверь. За ней молчаливые вышколенные охранники провожали посетителя до лифта, стены которого изнутри были покрыты латунью. Лифт поднимался на вершину, где стояло низкое массивное здание, украшенное римскими колоннами. С площадки перед домом открывался захватывающий вид на седой от снега пик Вацман. Сам дом будто висел в воздухе, и это впечатление усиливалось, если смотреть изнутри: через огромные, сделанные из особо прозрачного стекла окна открывалась величественная горная панорама. В ясную погоду отсюда был хорошо виден Зальцбург с тысячелетним замком. И эта панорама, и Зальцбург вдали, и близкие облака создавали впечатление, что вы летите на каком-то фантастическом воздушном корабле. Именно в этом месте, на «крыше мира», и должен был жить великий фюрер немецкого народа.