Такая работа. Задержать на рассвете
Шрифт:
— Ты считаешь — Даличский проезд…
— Да. Суриковых и на Советской, февральскую…
Домой они пошли пешком.
— Все равно четыре часа спать или четыре с половиной, — сказал Егоров. — Ты хорошо спишь?
Они как раз проходили мимо санчасти.
— Нет, ворочаюсь… А днем вдруг кажется — сейчас усну. Если есть возможность, бросаюсь на диван, сплю как убитый. А просыпаюсь, смотрю на часы — прошло четыре минуты.
— Надо в санчасть сходить…
— Обрати внимание, Сергей, у нас нераскрытые квартирные кражи всегда были в одно время с кражами из магазинов.
На
Свежий ночной ветер прошелестел по невидимым в темноте верхушкам деревьев. Ратанов прислушался. Он совсем не устал. Казалось, что мозг никогда не работает так четко, легко и экономно, как в ночные часы, когда на улице свежо.
— Провожу тебя, — сказал Ратанов.
Они дошли до двухэтажного деревянного дома, где на втором этаже, в квартире Егорова, горел свет.
— Может, угостить на ночь, чтобы лучше спалось? — спросил Егоров. — У меня есть…
— В другой раз… Ну, давай!
И весь следующий день был таким же длинным, тяжелым и утомительным. Он начался для них в семь часов утра с тщательного и, как потом выяснилось, бесполезного осмотра территории ипподрома, где был найден чемодан, и соседнего лесопарка имени Первой маевки. Утром было пасмурно, небо затянуто серыми, слепыми облаками. Лесопарк тянулся полосою километра на четыре, местами заболоченный, темный, заросший папоротниками и осокой.
— Необъятны пространства нашей Родины, — невесело острил Барков. — Когда на крайней восточной точке страны наступает утро, у нас в Ролдуге уже… идет дождь.
Они прошли лес дважды, туда и обратно, всем составом отдела, вместе со следователями, участковыми уполномоченными, дружинниками. На это ушло более пяти часов. Прямо с ипподрома группа Егорова уехала на участок. Шофер такси, которого накануне отыскал Барков, весь день провел с Гуреевым в городе, разыскивая в автобусах, на набережной, в центре и на вокзале своего черноволосого пассажира.
Только Тамулиса Ратанов послал на вокзал, не забывая о деле Варнавина. С помощью работников линейного отделения милиции он должен был узнать как можно больше о железнодорожном билете Варнавина, послать необходимые запросы, побеседовать с работниками вокзала. Впрочем, Ратанов его не ограничивал.
Заявление о новой квартирной краже поступило уже после часа ночи минут через пятнадцать-двадцать после того, как все разошлись по домам. Кто-то словно поставил перед собой задачу — не дать уголовному розыску ни одной свободной минуты времени. Из квартиры инженера на Банковской улице даже не было ничего взято — только взломаны замки входной двери, платяного шкафа н секретера.
На место происшествия приехали около двух часов ночи и до половины пятого, включив все осветительные приборы, имевшиеся в квартире главного инженера мебельного завода, осматривали каждый сантиметр пола, дверей, стен, осторожно передвигая вещи.
Тамулис вместе с проводником розыскной собаки пробежал с километр по пустынным улицам, пока на этот раз уже Рогдай не стал совершенно откровенно демонстрировать свою незаинтересованность в дальнейшем преследовании.
На лестничной клетке Барков разговаривал со встревоженными женщинами из соседних
квартир, зябко поеживавшимися в накинутых наспех халатах. Они посторонились, пуская Тамулиса в квартиру.На этот раз эксперту не повезло: все отпечатки пальцев, обнаруженные в квартире, представляли собой мазки, непригодные для экспертизы.
Преступник был опытным и хладнокровным. В квартире инженера в большом густонаселенном доме он провел около часа, принял душ, поужинал. Здесь он тоже курил сигареты.
— Обязательно найдутся очевидцы, — говорил в машине Барков, прижимая пальцами висок, где время от времени словно постукивал маленький молоточек.
— И все-таки он не живет постоянно у нас в городе, — сказал Ратанов.
— На той краже он мог нарочно подбросить автобусный билет из другого города, чтобы нас ввести в заблуждение.
— Нет, — ответил Ратанов, — чтобы подбросить автобусный билет из другого города, нужно его иметь.
Домой в эту ночь они не пошли. Через два часа вставать снова. Еще до того как жители соседних домов уйдут на работу, нужно было успеть поговорить с каждым из них. Поэтому они устроились в ленинской комнате.
— Слушай, Герман… — заговорил Тамулис, подкладывая себе под голову подшивку «Комсомолки». — Что, по-твоему, главное при задержании?
— Твердость, — ответил нехотя Барков, — твердость и смелость.
— А по-моему, убежденность в своей правоте. А что бы ты сейчас больше всего хотел?
— Чтобы ты дал мне поспать…
Тамулис не обратил внимания на шутку.
— Я бы хотел, чтобы мы завтра раскрыли эти кражи и вернулись к делу Андрея…
Они уснули, прежде чем Ратанов, относивший протокол осмотра дежурному, зашел к ним, в ленинскую комнату.
Барков тяжело храпел, скрючившись на узком диване. Тамулис что-то бормотал во сне.
Ратанов прикрыл форточку и спустился в дежурку.
…Первая машина с оперативниками и участковыми уполномоченными выехала в начале восьмого часа, за ней отправлялась вторая. На близлежащие участки сотрудники уходили пешком. Шумели мотоциклы, кто-то по рации монотонно вызывал «Воркуту-3».
У дежурки стоял Тамулис. Ратанов оставлял его для работы на железнодорожной станции.
— Вы все же интересуйтесь, есть ли такая кличка — Черень!
Наконец в отделе никого не стало.
В одиннадцать часов дня в горотделе появились два молодых человека. Оба они видели преступника: один — с балкона, когда тот входил в дом, второй стоял с преступником рядом, даже прикуривал от его сигареты.
— Свидетелей у нас достаточно, — сказал Ратанов Егорову. — Теперь нужно найти художника, который по показаниям свидетелей воссоздаст нам приблизительный портрет преступника, — робот!
Настроение у работников розыска заметно поднялось.
А в двадцать минут третьего, после обеденного перерыва, в отдел буквально ворвался обычно спокойный и невозмутимый Тамулис. Никому ничего не объясняя, он пробежал в кабинет к Ратанову.
Второй допрос Волчары поначалу ничем не отличался от предыдущего, только отвечал Волчара еще короче и с еще большими паузами.