Такая разная Блу

Вместе с Джеком и Тиффой мы посетили брата Джека, который тут же углубился в наше дело. Оказалось, что особых сложностей процесс усыновления не вызовет: Тиффа с Джеком должны были оплатить мою медицинскую страховку, деньги за которую я обязана буду возместить, в случае, если изменю свое решение в течение определенного периода времени. И конечно же, требовалось уведомить о моем решении отца ребенка, который должен был дать свое согласие. От этой мысли у меня засосало под ложечкой. Не то, чтобы я была уверена, что Мейсон мечтает стать папочкой и растить ребенка. Однако он обитал поблизости от меня, и я знала, что он может ввязаться в неприятности ради самого факта неприятностей.

А затем Тиффа рассказала обо всем семье. Мать Тиффы, Элис, Питер и дети собирались улетать обратно в Манчестер утром, поэтому Тиффа организовала ужин, чтобы сообщить приятную новость, пока все Уилсоны были в сборе. Она пригласила также и меня, но я отказалась, радуясь, что смена в кафе выпала как раз на этот день. Не хотелось чувствовать себя неловко. К тому же у меня не было ни малейшего желания обсуждать усыновление с Джоанной Уилсон за чаем и пышками. Я гадала, отразится ли эта новость на наших отношениях с Уилсоном, и не могла отделаться от этой мысли весь вечер, пока разносила еду и обслуживала клиентов. На часах было девять, когда я наконец закончила все свои дела и поехала домой, абсолютно вымотанная чередой заказов и нервами. Когда я заехала на подъездную дорожку, то сразу же увидела Уилсона, сидящего на крыльце Пемберли.

Я опустилась рядом с ним и постаралась спрятать лицо в коленях, как делала тысячу раз до этого, однако мой огромный живот не позволял мне развернуться. За последнюю неделю он вырос так сильно, что прятать его теперь было крайне сложно. Поэтому я просто положила руки на колени и стала вглядываться в темноту улицы, как уже делала однажды несколько месяцев назад, когда находилась в смешанных чувствах и ждала от Уилсона поддержки. Мы просидели так некоторое время, каждый смотрел в свою сторону, но наши ноги почти соприкасались друг с другом.

— Тиффа и Джек, должно быть, самые счастливые люди на планете в эту минуту, — пробормотал Уилсон, коротко взглянув на меня. — Впрочем, полагаю, мама ушла недалеко от них. Когда я уезжал, она пела «Боже, храни короля!»

— «Боже, храни короля»? — удивилась я.

— Это единственная песня, которую она знает целиком и которую она, вероятно, может исполнить.

Я издала смешок, после чего между нами вновь повисла тишина.

— Ты уверена, что поступаешь правильно, Блу?

— Нет, — ответила я и грустно улыбнулась. — Я уверена, что это роскошь, которую я никогда не смогу себе позволить. Иными словами, я уверена настолько, насколько может быть уверена двадцатиоднолетняя официантка. А тот факт, что Джек и Тиффа счастливы, только укрепляет меня в моем решении.

— Многие девушки намного младше тебя и не обладающие особыми способностями растят детей каждый день.

— И у некоторых из них наверняка есть хорошая работа, — согласилась я, стараясь не позволить его комментарию задеть меня. — А у некоторых, нет. — Я взглянула на Уилсона с вызовом, ожидая, что он продолжит давить на меня. Но историк только изучил мое выражение лица и отвернулся. Я хотела, чтобы он понял меня. Мне как никогда нужна была его поддержка, поэтому я обратилась к единственной вещи, которая могла помочь мне.

— Помните, однажды вы цитировали поэму Эдгара По? — Я выучила ее после той ночи. Возможно, таким образом я пыталась стать ближе к нему, знать то, что он знал, разделить с ним то, что он любил, однако эта поэма по-настоящему запала мне в душу. Это была моя жизнь, выраженная в нескольких строчках.

Уилсон процитировал первые строчки, с вопросительным выражением. И пока он говорил, я тихо вторила ему. С каждым произнесенным мной словом его брови поднимались все выше.

Я с детских лет там не бывал,

Где были все; я не видал,

Что все видали; мои сны

Не воспалялись от весны.

Источник общий не питал

Мою печаль; меня не звал

Расхожий звук, он был уныл.

Уилсон взглянул на меня сквозь окутывающий нас сумрак.

— Следующая часть поэмы никак не выходит из моей головы, — произнесла я, выдержав его взгляд. — Вы знаете, что будет дальше?

Уилсон кивнул, но продолжать не торопился. Он ждал продолжения от меня. И я стала читать вслух, произнося строки с той интонацией, которая, как мне казалось, подходила больше всего.

Все, что любил, один любил.

И в детстве на рассвете раз

Из шторма жизни вознеслась,

Из глубины добра и зла,

Та тайна, что меня взяла…

Эти строчки были больше, чем просто слова, они отражали мои мысли, и я жаждала, чтобы он понял меня правильно.

— Тайна, Уилсон, моя тайна. Однажды вы сказали мне, что мы не можем решать где родиться. Мы появляемся на свет в тех обстоятельствах, в которых появляемся, и никто из нас не способен изменить этого. Но я уверена, что этот ребенок не заслуживает моей участи. Я не могу дать ему ничего. Если что-то со мной случится, малыш останется один. Я не могу гарантировать своей дочери счастливую жизнь, и я не хочу, чтобы она росла в одиночестве. Я хочу, чтобы ее любили. Чтобы у нее были папа и мама, бабушка, тети, дяди и кузены. Я хочу, чтобы у нее была семья, и она не жила в постоянном страхе быть брошенной или… выброшенной.

Уилсон кивнул, однако на его лице читалось беспокойство, а во взгляде тоска. Он приблизился ко мне и поцеловал в лоб, а я вбирала в себя исходящий от него запах мяты и крема после бритья, желая быть окутанной его ароматом словно одеялом. Я чувствовала его волнение, зная, что он не совсем согласен со мной, но не хочет меня обидеть, поэтому молчит. Я гадала, связано ли это с тем, что он станет дядей моего ребенка, точнее ребенка Тиффы. Ведь отныне ему наравне с другими предстояло окружать малышку любовью.

— И что теперь, Блу? Куда мы отправимся дальше? — Я не знала, что он хотел сказать своим вопросом, поэтому ответила буквально.

— Завтра я собираюсь поговорить с Мейсоном.

***

— Вы только посмотрите, кто здесь. Не выдержала разлуки, а? — промурлыкал Мейсон, смотря на меня сверху вниз из дверного проема. Лучи света, исходящие из глубины его апартаментов над гаражом, очерчивали его силуэт. Я позвонила ему, сообщив, что нам нужно поговорить и что я буду ждать его на улице. Положив трубку, он поспешил вниз, на ходу отпуская шуточки. Очевидно, он думал, что я хочу большего, чем разговор. Я прикрыла живот рюкзаком, не желая, чтобы глаза Мейсона вылезли из орбит раньше времени. Я услышала хлопок двери. Из-за угла показался Уилсон. Похоже, оставаться в машине он не собирался.

— Блу, какого черта, где тебя носило? — Мейсон спустился вниз ровно в тот момент, когда со мной поравнялся Уилсон. Глаза парня скользнули по историку, и он тут же помрачнел.

— Думаешь, я куплюсь на эти анютины глазки?

— Мейсон, я беременна. От тебя, — выпалила я, не желая ходить вокруг да около. Мне хотелось разобраться с этим как можно быстрее. Затем я убрала рюкзак, демонстрируя свой живот.

Мейсон переводил взгляд с моего живота на мое лицо. Когда я надевала правильную одежду, то вовсе не выглядела беременной. Но сейчас я позаботилась о том, чтобы подчеркнуть свое положение, надев обтягивающую футболку и капри.