Таких не берут в космонавты. Часть 1

— Это… Василий, спасибо, — сказал Черепанов. — Надоели они мне. Всё никак не отцепятся.

Он шёл рядом со мной по школьному коридору. Алексей не отставал от меня, но и не обгонял — подстраивался под мой шаг. Мимо нас то и дело пробегали похожие на крикливых чаек пионеры. Стоявшие около дверей кабинетов (разбившись на группы по три-четыре человека) старшеклассники провожали нас любопытными взглядами: они посматривали на мой наряд (на джинсы, выглядевшие сейчас в сорок восьмой кировозаводской школе, словно одежда из другого мира).

— Кто они такие? — спросил я. — Что им от тебя было нужно?

Алексей махнул рукой.

— Это Тюля… Генка Тюляев и братья Ермолаевы из одиннадцатого «Б», — сказал он. — Наши артисты. Тюля меня снова к Клубничкиной приревновал. Будто он её муж или жених. Увидел меня рядом со Светкой. Кинулся ко мне, как ужаленный. Выделывался перед ней. Как на сцене. Тоже мне… смельчаки: втроём на одного.

Он презрительно фыркнул.

Взглянул мне в лицо и заявил:

— Врезал бы я ему. Только у него батя… знаешь, кто?

— Кто?

— Тюляев Юрий Михайлович. Начальник нашего отделения милиции.

Черепанов качнул головой.

— С Тюлей только свяжись…

Я посмотрел на Алексея сверху вниз (нос Черепанова находился сейчас на уровне моего плеча).

Спросил:

— Кто такая Клубничкина?

Черепанов улыбнулся.

— Светка Клубничкина. Из десятого «А».

Он дёрнул плечами и сообщил:

— Ты её видел. Вчера. В актовом зале. Светка рядом со мной стояла, когда ты пел. Помнишь?

— Светленькая? Со стрижкой «каре»?

— Ага. Это она, Клубничкина. Красивая.

Черепанов снова вздохнул.

— Вот, значит, почему ты вчера в актовом зале оказался, — сказал я.

— Ага, — сказал Череп. — Светку увидел. Ну, и… зашёл.

Мы с Черепановым вошли в класс — все наши одноклассники уже ждали там начала урока. Я заметил встревоженный взгляд Иришки — улыбнулся ей и подмигнул. Отметил, что кабинет математики пока мало чем отличался от кабинета немецкого языка, где я побывал вчера. Я увидел здесь такие же стеллажи, портреты серьёзных мужчин на стенах, классную доску (с которой дежурный неторопливо стирал мокрой тряпкой меловые разводы). Не заметил только карту ГДР — её место здесь заняла таблица умножения.

Ещё вчера при беседе с двоюродной сестрой я выяснил, что в сорок восьмой кировозаводской школе лишь с этого учебного года перешли к предметно-кабинетной системе обучения (она пришла на смену классно-кабинетной). Школьники пока ещё не привыкли к хождению из класса в класс — такое хождение по кабинетам нравилось не всем. А учителя ещё плохо представляли, как именно и чем оборудовать выделенные им для работы классные комнаты — процесс становления новой системы обучения только начался.

Наше появление заметили.

— Василий!

— Вася пришёл!

— Привет, Вася!

Сегодня одноклассники встретили меня радостными возгласами. Девчонки улыбались мне, кокетливо убирали пальчиками за уши пряди волос. Рассматривали меня из-под длинных ресниц. Парни шагали нам с Черепановым навстречу, пожимали мне и Алексею руки. Пару раз меня по-приятельски хлопнули по плечу. Я не меньше двух минут добирался от двери до своей парты. Подошёл к своему стоявшему на деревянной лавке портфелю — Иришка посмотрела на моё лицо, будто отыскивала на нём следы побоев.

— Всё нормально, — сказал я.

Лукина хмыкнула и отвернулась, отбросила за спину косички. Я занял своё место за партой, положил на столешницу тетрадь, учебник и заполненную чернилами авторучку. Усевшийся рядом со мной Черепанов вынул из своего портфеля тонкую ученическую тетрадь, открыл её. Я снова увидел карандашный портрет Первого космонавта Земли Юрия Гагарина — тот самый портрет, срисованный с обложки журнала «Огонёк». Черепанов лизнул пальцы, перевернул страницу. Сдвинул тетрадь в мою сторону.

— Смотри, — сказал он.

Я опустил взгляд на страницу — увидел там карандашный эскиз. Сразу же подумал о том, что в «прошлый раз» такой рисунок Черепанов мне точно не показывал. Хотя сюжетная композиция выглядела для меня знакомо: она походила на изображение скульптуры «Непокорённый человек» — часть мемориального комплекса «Хатынь». Я взглянул на лицо «непокорённого человека», отметил: оно явно походило на моё. А ребёнок в руках мужчины выглядел в точности, как тот пионер, которого я вчера вынес из сарая.

— Ну, как тебе? — спросил Черепанов.

— Здорово, — ответил я. — Лёша, да ты талант! Настоящий художник. Занимался в художественной школе?

Черепанов покачал головой.

— Не, в художку я не ходил, — сказал он. — Только в музыкалку. С первого класса. Вместе с твоей сестрой. До прошлого года там занимался. На пианино играл. Бросил. А рисовать я сам учился. Нравится мне это дело.

Алексей смущённо опустил глаза — румянец на его щеках стал гуще.

— Сейчас проверочная будет, — жалобно произнёс у меня за спиной женский голос. — А я вчера к ней почти не готовилась.

Будто в подтверждение этих слов прозвучал звонкий и протяжный школьный звонок.

* * *

Учительница математики отстукивала куском белого мела по классной доске — каллиграфическим почерком выводила на ней цифры и знаки. Я наблюдал за её действиями. Припоминал, что уже видел (много лет назад), как она записывала похожие примеры. Память мне не подсказала, справился ли я в прошлый раз с этой проверочной работой (а если справился, то какую оценку за неё получил). Математика в школьные годы не доставляла мне особых проблем — я без особого труда разбирался в её темах, если открывал учебник или слушал учительские объяснения на уроках.

Вот только я теперь проблема была: с того момента, когда я в прошлый раз решал написанные сейчас на доске примеры прошло больше полувека. Глупее я с тех времён не стал. Но вот школьные знания подрастерял. В памяти я не обнаружил даже обрывочных воспоминаний о том, как следовало эти примеры решать. Я смотрел сейчас на классную доску и чувствовал себя пятиклассником, очутившимся на занятии по высшей математике. Но времени даром не терял — прилежно переписывал на страницы тетради примеры, воскрешая навыки письма чернильной авторучкой.