Таких не берут в космонавты. Часть 1

Мы с сестрой ещё беседовали, когда вернулись с работы Иришкины родители. Сперва мы услышали, как захлопнулась входная дверь. Потом в гостиной прозвучал голос Иришкиного отца. Виктор Семёнович во всеуслышание заявил, что «барбусы снова сдохли». От этой его фразы я невольно насторожился, словно заподозрил некий подвох. Увидел, как Иришка вздохнула и покачала головой.

Вечером я снова устроил концерт — на этот раз для всего семейства Лукиных. Моё выступление анонсировала Иришка. Она не скупилась на похвалы — Виктор Семёнович и Вера Петровна выслушали восторги дочери, взглянули на меня. Виктор Семёнович всё же отошёл от аквариума, в котором почти полчаса рыбачил сачком с металлической ручкой (вылавливал тушки барбусов).

Он указал на пианино не прикуренной трубкой (курить он бросил месяц назад, но с трубкой не расставался).

— Василий, сыграй, что ли, — неуверенно предложил он.

— Васенька, спой, пожалуйста! — воскликнула Иришка.

Этим своим возгласом она привлекла к себе изумлённые взгляды родителей.

Под прицелом трёх пар глаз (это, если не считать аквариумных рыбок), я подошёл к пианино, уселся на стул. Поднял клап, размял пальцы.

«Эмма, скажи… Нет. Не надо».

— Ария московского гостя, — объявил я. — Исполняется… московским гостем.

Опустил пальцы на клавиши — пианино тут же ожило, выдало на суд слушателей начало музыкальной композиции из пока ещё не отснятого фильма «Ирония судьбы, или С лёгким паром».

— Если у вас нету дома, пожары ему не страшны…

* * *

Ужинал я в компании семейства Лукиных. Хотя по прошлой жизни в этой квартире я помнил, что обычно мы ужинали попарно: сначала ели мы с Иришкой, затем ужинали Иришкины родители — большие компании на тесной кухне не помещались. Сегодня вечером мы уселись в гостиной. Иришка и Вера Петровна накрыли на стол (я отметил, что Иришка — точная копия своей мамы, только на два десятка лет помладше). Виктор Семёнович включил телевизор (КВН-49 с маленьким чёрно-белым экраном).

На экран телевизора мы посматривали только первые пару минут ужина. Затем обсудили моё пение: Лукины в один голос заявили, что пел я сегодня превосходно. Виктор Семёнович поинтересовался, не подумывал ли я о возвращении на сцену. Я ответил ему, что пока не определился с ответом на этот вопрос. Беседовали мы поначалу неактивно, словно прощупывали настроение друг друга. Но вскоре разговоры пошли бодрее. За чаем Иришкин отец свернул на свою любимую тему: заговорил об аквариумных рыбках.

— … Ещё вчера вечером было всё нормально, — сообщил он. — Барбусы мотались туда-сюда, гоняли других рыб. Утром с ними тоже было всё в полном порядке. Ну… может, они не были уже такими активными, как вчера. А теперь опять: оба всплыли брюхами кверху. Вася, не поверишь: такое у меня случилось уже в третий раз. Не живут у меня долго барбусы. Ума не приложу, что их не устраивает.

Виктор Семёнович развёл руками — стряхнул на скатерть с ладони хлебные крошки.

Я взглянул на аквариум, где лениво плавали стайки гуппи и меченосцев, а на дне лежали усатые сомики (точного названия которых я не вспомнил).

— Витя, я очень надеюсь, что ты больше не притащишь домой этих рыб, — сказала Вера Петровна. — Ты из-за них нервничаешь. Того и гляди, снова курить начнёшь.

— Да, папа, может, хватит уже убивать бедных барбусов? — спросила Иришка.

Виктор Семёнович нахмурил брови, взял со стола пустую курительную трубку, сунул в рот загубник.

«Эмма, — сказал я. — Расскажи мне, почему дохнут в аквариумах барбусы».

«Конечно, господин Шульц. Барбусы, или усачи — это рыбы семейства Карповые…»

Я допил из чашки чай, откинулся на спинку стула.

Посмотрел на нервно покусывавшего трубку Иришкиного отца и сообщил:

— Виктор Семёнович, мне известно, что барбусы очень чувствительны к плохой воде. В особенности, к высокому содержанию в воде нитратов. Я слышал, что содержание нитратов в аквариумной воде повышается из-за перекармливания рыб. Избыток корма приводит к увеличению отходов, и, как следствие, к увеличению содержания в воде нитратов.

Лукин вынул изо рта трубку, задумчиво потёр подбородок.

Я продолжил:

— Содержание нитратов зависит ещё и от частоты смены воды. Но я уверен, что воду в аквариуме вы меняете часто. Но вы не думали, что для такого большого количества рыб у вашего аквариума слишком маленький объём? Посчитайте: для одного барбуса требуется минимум два литра воды. Для скалярии десять литров. А для гуппи, неона или меченосца по два литра на особь.

Виктор Семёнович взглянул на свой аквариум, громко хмыкнул.

Он посмотрел на жену и заявил:

— Вера, я давно тебе говорил, что мне нужен аквариум побольше!

— Витя, тебе нужно рыб поменьше, — ответила Вера Петровна.

Виктор Семёнович словно не услышал её ответ: он повернул в мою сторону лицо, указал на меня трубкой.

— Ты умный и эрудированный парень, Виктор, — сказал он. — Странно, что раньше я этого не замечал. Нам с тобой нужно чаще беседовать. Определённо.

* * *

После ужина Иришка отправилась на кухню мыть посуду. Вера Петровна надела очки (они её будто бы состарили на пару лет), вооружилась иголкой и ниткой — уселась штопать мужу носки. Виктор Семёнович расположился в гостиной за столом — чиркал карандашом в блокноте: подсчитывал оптимальный объём аквариума.

Я вернулся в свою комнату.

Заметил, что за окном стемнело. Не включил в комнате свет — подошёл к окну, разглядывал сквозь стекло освещённый одиноким фонарём двор.

Сообщил:

«Эмма, я помню этот случай с барбусами. В прошлый раз они тоже сдохли. Школьный сарай сегодня сгорел — так же, как и тогда. Эмма, я всё больше склоняюсь к мысли, что вернулся в прошлое. Уж очень знакомо всё вокруг меня сейчас выглядит. И этот портрет Гагарина в тетради Лёши Черепанова — мелочь, но знакомая».

Я скрестил на груди руки. Поднял взгляд на тёмное небо, где заметил светлое пятно — это пряталась за облаками луна.

«Эмма, в гейдельбергской клинике я провёл полтора года. За это время наука наверняка шагнула вперёд. Но я сомневаюсь, что учёные придумали такую виртуальную реальность, которая создавалась бы разумом и воспоминаниями погружённого в неё человека. Если только я не стал частью некого эксперимента».

Я хмыкнул, качнул головой.

«Сомневаюсь только, что немцы отважились бы на такой эксперимент, не взяв с меня предварительно пару десятков согласий и не подсунув мне на подпись толстую кипу всевозможных документов. Как это было перед установкой в мою голову того чипа. Эмма, поищи-ка в интернете: не упоминали ли там о похожих экспериментах».

«Господин Шульц, уточните, пожалуйста, вопрос», — произнёс у меня в голове голос виртуальной помощницы.

«Эмма, найди мне любые упоминания в сети об экспериментах, в которых фигурируют впавшие в кому люди и виртуальная реальность».

Уже через секунду Эмма ответила:

«Господин Шульц, к моему огромному сожалению, запрошенная вами информация отсутствует».

«Так я и предполагал. Спасибо, Эмма».

* * *

В кровать я улёгся с мыслью, что вряд ли скоро усну. Думал, что пролежу до утра, поглядывая на чёрный прямоугольник окна и прислушиваясь к доносившемуся из-за шкафа Иришкиному сопению. Мне казалось, что за проведённые в гейдельбергской клинике месяцы я выспался на годы вперёд. Прикинул, какие запросы сделаю ночью Эмме для поиска в интернете. Мысленно подбирал для них точные формулировки, чтобы не выслушивать бесконечные «повторите запрос» и «запрошенная вами информация отсутствует».