Таких не берут в космонавты. Часть 3

Клавдия Ивановна вздохнула. Она снова кивнула, улыбнулась — поприветствовала явившихся в школу гостей.

«Васильича на концерте не будет, — мысленно отметил я. — Скорее всего, он не пришёл на концерт и в прошлый раз. Вряд ли моё появление повлияло на начало родов у его дочери».

Я увидел, как в вестибюль школы вбежала шумная группа пионеров (участники школьного хора). Директриса встретила детей строгим взглядом. Школьники пугливо замерли, развернулись и поспешно удалились в направлении спортзала (где сейчас собирались задействованные в концерте артисты).

Я посмотрел на Черепанова и сказал:

— Нам всё же пора, Лёша. Пожалеем нервы Зосимовой. Заранее займём свои места.

— Правильно, ребята, — сказала директриса. — На Лене сейчас лежит очень большая ответственность. Не тревожьте её без необходимости. Удачи вам, мальчики.

Я и Черепанов хором ответили:

— Спасибо, Клавдия Ивановна.

* * *

К служебному входу в актовый зал мы подошли, когда прозвучал первый звонок. Он раздался, как и в обычном театре, за пятнадцать минут до начала представления. Около двери стояли комсомольцы-дежурные (выступавшие сегодня в роли посыльных). Они лениво переговаривались, изредка прикрикивали на появлявшихся в коридоре пионеров (те, будто иллюзионисты, неизвестным образом просачивались сквозь двери спортзала). Дежурные поздоровались со мной и с Черепановым, сообщили о том, что нас разыскивала комсорг школы. Зосимова будто услышала своё имя: выглянула из актового зала.

— Вася, Лёша, где вы ходите? — спросила она. — Забыли? Сегодня с вашего номера всё начнётся.

Я не без интереса оглядел Ленин наряд: летнюю полевую гимнастёрку РККА образца тридцать пятого года с юбкой, пилоткой и с кожаным ремнём комсостава РККА со звездой на латунной пряжке. Пилотка на голове Зосимовой чуть склонилась на бок, блеснули серп и молот на новенькой звезде-кокарде. Папка в руках комсорга заменила командирский планшет. Лена сурово взглянула на меня и на Алексея. Покачала головой. Её коса будто стряхнула пыль с гимнастёрки. Черепанов виновато пожал плечами. Я улыбнулся. Отметил, что форма сидела на Зосимовой идеально, словно пошитая по фигуре.

— Бойцы Пиняев и Черепанов явились для прохождения службы, — отчитался я.

— Входите, — сказала Лена.

Она попятилась в зал, поманила нас за собой.

Во главе своего маленького отряда я шагнул через высокий порог. Услышал хорошо знакомый гул голосов зрительного зала. По коже пробежали мурашки. Я скорее не увидел, а почувствовал, как вздрогнул ступивший вслед за мной в зал Черепанов.

— Спокойно, Лёша, — сказал я. — Выдохни. Никто тебя не укусит.

— Народу-то сколько собралось… — пробормотал Алексей.

— Вот ваши места, — сказала Зосимова.

Она указала на стулья, которые стояли у стены под портретами Карла Маркса и Фридриха Энгельса в пяти шагах от лестницы, ведущей на сцену. Я по привычке запрокинул голову и прочёл надпись над сценой: «Да здравствует великое, непобедимое знамя Маркса-Энгельса-Ленина! Да здравствует Ленинизм!»

— Ждите здесь, мальчики, — сказала Зосимова. — Скоро начнём.

Она сопроводила свои слова строгим взглядом и поспешила к служебному выходу. Я посмотрел ей вслед. Снова подумал о том, что форма сидела на Зосимовой идеально. Увидел, как Лёша послушно побрёл к своему месту и устало плюхнулся на стул. Сам я не отправился под портрет Энгельса — подошёл к сцене, повернулся лицом к зрительному залу. Посмотрел на лица людей. Почувствовал, как хорошее настроение собравшихся в актовом зале граждан наполняло меня бодрящей энергией — в точности как тогда, в детстве. Ощутил, что едва ли не дрожу от нетерпения в ожидании своего выступления.

Я обернулся и посмотрел на пианино, увидел прислонённую позади него к стене гитару. Поборол желание прямо сейчас взобраться на сцену и взглянуть в зрительный зал под более привычным углом: сверху вниз. Невольно взглянул на часы — до второго звонка осталось чуть больше семи минут. Я подмигнул нервно покусывавшему губы Черепанову. Наклоном головы поздоровался с взглянувшей в мою сторону женщиной — той самой, которая угощала меня пирожками. Снова улыбнулся круглолицей Фавзие Гареевне. Отыскал глазами застывших около входа в зал работников газеты «Комсомолец»: Анастасию Реву и усатого Николая.

Отметил, что в зале ещё остались свободные места. Но и Тюляев с Галиной то и дело провожали до пока пустовавших кресел новых гостей. Я увидел, как Генка отвёл Виктора Семёновича и Веру Петровну Лукиных к будто бы нарочно занятым для них в третьем ряду местам. На груди Иришкиного отца я приметил наградные планки — вспомнил, как Лукин совсем недавно упомянул об окопах около реки Южный Буг. Поискал взглядом Илью Фёдоровича Иванова. Но заметил лишь Наталью Андреевну, его жену (рядом с Фавзиёй Булкиной). Я скользнул взглядом по залу. Обнаружил, что Илья Муромец сейчас шёл к сцене.

Смотрел он при этом мне в лицо.

Физрук остановился в шаге от меня, опёрся рукой о край сцены.

Он пристально взглянул мне в глаза, спросил:

— Пиняев, ведь это ты утащил из тренерской комнаты нож?

Я не заметил в его взгляде ни злости, ни негодования — в нём по-прежнему читалась лишь усталость.

— Только не отнекивайся, Пиняев, — сказал Илья Муромец. — Нож пропал сразу после твоего визита за мячами. Это ты его взял. Больше некому. Признавайся.

Физрук пригладил рукой усы.

— Обещаю, что никому об этом не расскажу, — добавил он. — Не бойся. Только скажи честно, Пиняев. Зачем он тебе понадобился? Рассказывай, куда ты его дел.

Я дёрнул плечом и ответил:

— Я выбросил его в урну около магазина «Гастроном».

— В урну? Зачем?

— Финский нож — это опасное оружие. В школе ему не место.

Сонливость во взгляде физрука сменилась удивлением.

— Выбросил в урну? — переспросил Иванов. — Пиняев, ты это серьёзно сказал?

— Совершенно серьёзно, Илья Фёдорович, — ответил я.

Физрук покачал головой и поинтересовался:

— Пиняев, ты идиот? Хлеб-то теперь чем резать? Чем я открою консервы?

Илья Муромец покачал головой. Я не услышал, что он пробормотал. Но заподозрил, что учитель физкультуры одарил меня нелестными эпитетами. Иванов развёл руками, посмотрел на лица сидевших в первом ряду гостей: он словно искал у них поддержку. Физрук снова качнул головой. Затем он поднял взгляд выше и сместил его в направлении главного входа в актовый зал. Краем глаза я заметил, что в дверном проёме появились новые гости. Увидел их и Илья Фёдорович. Он уставился на шагнувших в зал людей; замер, задержал дыхание. Мне показалось, что Илья Муромец побледнел.

Я тоже взглянул на группу явившихся на концерт граждан.

Увидел, что впереди других, лицом к залу стояла Серафима Николаевна Маркелова.

Глава 14

Под потолком актового зала ярко светились похожие на скопления белых шаров люстры. Блестели медали многочисленных гостей сорок восьмой школы. Запахи духов и одеколонов полностью затмили привычный запашок хлорки. От сидевших в первом ряду мужчин пахло табачным дымом. Из общего многоголосого гула то и дело выделялся то громкий звонкий смех, то хриплый кашель.