Такое кино
Шрифт:
– Мы куда-то едем?
– спросила она, пока Артем пристраивал в багажник ее сумку со стиркой.
– Или ты просто решил меня до дому подбросить?
– Надеюсь, это не нарушило твоих планов?
– не отвечая на вопрос, сказал Артем.
– Садись.
Он открыл перед ней дверь, и Аня села на переднее сиденье. Пока они ехали неведомо куда, Аня с тревогой вглядывалась в решительный профиль Ненашева, его сомкнутые губы, напряженные скулы.
– Ты очень устала?
– спросил он вдруг, почувствовав ее взгляд.
– Да, очень, - честно призналась она.
Он привез ее к себе. Аня не ожидала такого подвоха, и еще больше встревожилась и рассердилась. Артем,
– Я приготовил княжеский ужин. Хотел пригласить тебя куда-нибудь, но потом подумал, что тебе после работы захочется расслабиться.
– Это неожиданно, - сдержанно ответила Аня.
– Ты же знаешь, я люблю сюрпризы!
– легкомысленно заявил Ненашев.
Он усадил Аню в удобное кресло-качалку, а сам взялся хлопотать, накрывая на стол. Первым движением Ани было уйти, но она так устала... После двенадцатичасовой смены и беготни по магазинам не было сил двигаться, хотелось только спать. Она бросила взгляд на портрет, висевший на стене в изысканной раме. Вспомнила, как писался портрет. Рамка была подобрана со вкусом, в ее обрамлении портрет заиграл новыми красками. Сейчас Аня смотрела на него отстраненно и понимала, что интуиция художника помогла ей угадать героя, еще не зная его. Портрет показывал потаенную, темную, запредельную суть его образа. Он отталкивал и притягивал одновременно. В отрочестве Аня грезила о таком герое, она рисовала его в своих школьных тетрадях, в личных дневниках и описывала в девичьих анкетах.
Однако в Италии я не почувствовала ничего опасного, зловещего. Отчего же сейчас я испытываю тревогу? Психоз заразен. Да в Италии Артем был счастлив, вот почему!
– Шампанское, вино, виски?
– спросил Ненашев.
Стол был накрыт, от тарелок исходил изумительный дух.
– Виски, - ответила Аня.
– Все остальное сразу меня усыпит.
Они пили виски и уплетали вкусную еду. Аню отпустили все тревоги и страхи. Горели свечи, создавая интимность и уют, зеленые глаза неотступно следили за ней, но уже не пугали.
– По какому поводу этот ужин?
– решилась все же спросить она.
– Ничтожный повод. Мне исполнилось тридцать лет, - с улыбкой ответил Артем.
– Сегодня?
– удивилась Аня.
– Да.
– Поздравляю!
– спохватилась она и подняла граненый стакан с виски.
– За тебя.
Аня почувствовала укор совести, поэтому выпила сразу все налитое виски. Этим решительно приблизила момент, когда начинала говорить с акцентом. Артем предложил с деланной небрежностью:
– Если хочешь, останься у меня...
– Мне надо еще стирать, - слабо возразила Аня. Ей не хотелось трогаться с места, но медлительность ее могла быть неправильно истолкована.
Артем тоже охмелел и теперь не казался железобетонным. Глядя на Аню, он говорил:
– Знаешь, я думал, добившись твоей любви, я успокоюсь. По идее, так должно было произойти. Так всегда было. Приходило некое удовлетворение. С тобой все по-другому. Жажда не проходит, а, наоборот, только обостряется. Если ее не утолить, остается ноющая рана или пустота...
Эти слова отрезвили Аню. Она с грустью и сожалением посмотрела на потерянного мужчину, но, едва он поднял на нее свой взгляд, она отвернулась и произнесла:
– Я поеду домой. Ты меня проводишь?
Артем кивнул и улыбнулся. Лучше бы он не улыбался. Однако он не выглядел жалким, скорее растерянным. Артем задержал свой взгляд на ней, когда помогал надеть пальто, затем притянул к себе и поцеловал.
– Я буду ждать тебя, - проговорил он, крепко сжимая ее плечи.
Они молча ехали до Потылихи, Артем попросил таксиста
подождать и проводил Аню до дверей квартиры. Только после того, как за ней закрылась дверь, он вошел в лифт.Аню встретила сияющая Женя.
– Ань, нас снова прикрепляют на "Жуковского"! Для съемок мне нужно нашить фартучков и чепчиков, ткань выдали. Ты мне поможешь, если будет время?
Аня чувствовала себя разбитой, измотанной, еще сказалось выпитое. Однако ответила с улыбкой:
– Конечно, помогу. Мам, у меня тут стирка, заложишь в машину, а? Мне надо еще кофту почаить...
Женя великодушно предложила:
– Я все сделаю, ложись спать. Ты же с ног валишься, я вижу.
Аня благодарно поцеловала маму и пошла к себе. Прежде чем включить свет, она зачем-то выглянула в окно и увидела Артема. Тот стоял у такси на проезжей части и смотрел на ее окно.
Слава и ничтожество
В новостях культуры рассказывали о премьере нового фильма Виктора Туринского "Первое затмение". Картине уже прочили международное признание и награды. Сообщалось, что "Первое затмение" выдвинуто на Каннский и Берлинский фестивали.
Вернувшись со смены и переработки в несколько часов, Мордвинова наскоро закусывала на кухне, включив телевизор. Хотелось поскорее в душ и спать. Выходных нет уже три недели. Даже после ночной смены не давали отсыпного. Ада Васильевна спешила поскорее завершить свой шедевр и распустить группу. Задолжав уже за два месяца, она избегала разговоров о зарплате. Женя была злая на весь свет, а тут еще самодовольная физиономия Туринского, который важно вещал о высоких задачах, которые он ставил перед собой, работая над фильмом.
– Ну-ну, - ворчала Мордвинова.
– Какой художественный свист! Сам-то ты веришь в то, о чем говоришь?
Она затосковала, невольно прилипая взглядом к изображению Туринского на экране. Все, как назло, напоминает о нем. Откроешь один журнал, там в светской хронике его снимки, другой - фотографии домашнего интерьера, его образцово-показательная жена - новоявленная звезда последнего "шедевра" знаменитого режиссера. Молодая, красивая, яркая брюнетка...
Женя достала из холодильника бутылку водки, которая хранилась для всяких технических целей. Водка была хорошая. Мордвинова наполнила граненую стопку и выпила. Туринский давно исчез с экрана, а она все сидела, подпершись рукой, и смотрела в телевизор ничего не видя...
А на другой день, на съемках, "Бабушка" в кругу "приживалок" вещала опять о нем же, о Туринском. Женя просто оторопела. Ада Васильевна, оказывается, побывала на премьере.
– Он, конечно, мастер, - важно выговаривала она, - но редкостный кобельфо. Я его спрашиваю как-то: "Витька, и не надоело тебе жен менять?" А он и отвечает: "Адочка, ты знаешь, что говорил "красный граф" Алешка Толстой Михаилу Булгакову? А он говорил: `Надо менять жен, батенька! У настоящего писателя должно быть три жены'. А чем режиссер хуже писателя?" А я и говорю: "Так у тебя не три, а тридцать три жены!" Он подмигнул мне: "Три, Адочка, всего три! Остальные - одалиски и наложницы!"
Женя горько усмехнулась: стало быть, ее он зачислил в одалиски. Ну, Туринский, только появись на моем горизонте, я тебе все скажу и даже больше!
– Конечно, в обаянии ему не откажешь, - продолжала "Бабушка" терзать сердце Мордвиновой.
– Он интересный мужик, красивый. Нынешняя его жена, Анжела - дочь режиссера Гарина, его приятеля. Влюбилась в Витьку как кошка, сама на шею вешалась. Отец рвал и метал, когда узнал об их связи.
– А что Туринский?
– спросила одна из "приживалок".