Такое кино
Шрифт:
– Нет, ты совсем больной!
– А то бы я тут сидел!
– невозмутимо ответил Туринский и хулигански подмигнул ей.
– Тебя что, насильно держали?
– не унималась Мордвинова.
– Ты понимаешь, что с твоим сердцем опасны такие штучки?
Из-за угла показались какие-то люди.
– Женька, давай двигай за мной!
– он дернул ее за рукав и потащил за собой к зеленым насаждениям, окружавшим кардиологический центр со всех сторон. Пока они пробирались по колючим кустам к лазу в заборе, Женя отчитывала беглеца:
– Ты хоть понимаешь, что делаешь, а? Ты же после инфаркта,
– Жить вообще опасно, - ответил Туринский, деловито высовывая свой внушительный нос из лаза и оглядываясь по сторонам.
Одет он был вполне цивильно: в легкие льняные брюки и серую футболку, на ногах сандалии. Разве что легковато для начала сентября, но в глаза это не бросалось. Худощавый режиссер без труда просочился в дыру, а вот Мордвиновой пришлось попотеть, прежде чем она оказалась по ту сторону забора, на тротуаре.
– Ну, Женька, раздобрела на покое! Но ничего, я тебя теперь погоняю, - посмеивался Туринский, глядя, как она поправляет одежду и волосы.
– Еще издеваешься, граф Монте-Кристо хренов, - огрызнулась Женя.
– У меня жилетка толстая.
– Жилетка!
– фыркнул режиссер и направился к проезжей части.
Он поднял руку, останавливая машину. Попался частник, плохо говорящий по-русски.
– Прости, брат, - сказал Туринский.
– Тебе не подойдет наш маршрут, заблудишься.
Таксист пожал плечами и отъехал. Еще две машины пропустил Виктор Алексеевич, прежде чем скомандовал своей спутнице:
– Садись!
Мордвинова послушно забралась на заднее сиденье, с наслаждением откинулась на спинку и закрыла глаза. Устала. Она не разобрала, что сказал водителю Туринский. Машина тронулась, и Женя внезапно провалилась в сон: сказался хронический недосып последней рабочей недели. Проснулась также внезапно, когда они остановились, и Виктор сказал:
– Вылезай, приехали!
Спрятав бумажник в карман, он открыл перед ней дверцу. Женя с трудом выбралась из машины: ноги затекли от неудобного положения, пока она спала. Такси тотчас отъехало. Мордвинова огляделась по сторонам. С одной стороны стеной стоял лес, с другой - вдали виднелись редкие строения, тянулись заборы. Женя удивленно спросила:
– Мы где?
– В писательском поселке Шишкино, под Москвой, - ответил Туринский и направился к воротам усадьбы, утопающей в зелени.
Женя шла за ним и растерянно бормотала:
– Мне же на работу надо...
– Какая работа, Жень?
– обернулся Туринский.
– Ты же не бросишь больного человека одного на даче!
В глазах его прыгали лукавые чертики. Мордвинова хотела было возмутиться, но воздух усадьбы был так упоителен, тишина так благотворна, что уже не хотелось ничего говорить. Они шли к дому по песчаной дорожке.
Дом был двухэтажный, старый, еще тридцатых годов прошлого века, но в отличном состоянии. Определенно ремонтировался недавно. Женя могла только мечтать о такой даче. Старые липы подступали к самому крыльцу, на участке росли огромные сосны, дом окружала застекленная терраса. Туринский пошарил в щели под крыльцом и достал ключи.
– Чья это дача?
– полюбопытствовала Женя.
– Моя, - хвастливо ответил режиссер.
– Досталась
Виктор занялся замком и, повозившись, открыл дверь.
– Прошу!
– шутливо поклонился он.
В доме пахло деревом, сухими цветами и пылью. Туринский повел Женю по комнатам. В первом этаже располагались кухня, гостиная с камином, кладовые, туалет, веранда. На втором - две спальни, ванная, еще один туалет, кабинет с балкончиком. Виктор Алексеевич попутно рассказал, какие он сам внес улучшения, поменяв всю сантехнику, отопительную систему, кухню. Остальное старался не трогать, только ремонт-реконструкция.
– Здесь и зимой можно жить!
– гордился Туринский.
– И что самое важное: никто не знает об этой даче. Я приезжаю сюда работать и отсиживаться в одиночестве.
– Догадываюсь, как ты отсиживаешься тут!
– не поверила Женя.
– Ей-богу. Женька! Никаких женщин, ты здесь первая!
– Он смотрел такими честными глазами, что она поверила.
– Поселок охраняется, - продолжал режиссер.
– Раньше зимой постоянно сюда лазили бомжы, местные. Все тащили, а больше гадили. Теперь надежная охрана. Впрочем, моя дача ни разу не пострадала: Борисыч, писатель, жил здесь круглый год.
Женя улыбнулась: сейчас Туринский был так похож на расхваставшегося мальчишку!
– Выбирай себе комнату, располагайся, а я пока пошарю на кухне: жрать хочется! Что там у тебя в пакете?
– Витька, мне же завтра к восьми на работу! Две смены осталось...
– растерянно твердила Женя.
– Ничего не знаю!
– спускаясь по лестнице, ответил хозяин.
– Интересное кино!
– пробормотала Мордвинова и открыла дверь одной из спален.
Тут все было просто: удобная кровать с пружинным матрасом, тумбочка, зеркало, шкафчик для одежды, полки с книгами. Она заметила, что книг вообще много в доме. Еще картины. Книги занимали стену в гостиной, а в кабинете Туринского стоял огромный книжный шкаф, битком набитый фолиантами. В обществе книг ей всегда было уютнее. Разглядывая корешки на полке, Женя почувствовала вибрацию телефона в кармане жилетки. Это Аня.
– Мам, ты еще не освободилась? Я сегодня пораньше закончила, думала, в магазинчик один, секонд, тебя свозить...
Женя набрала побольше воздуху в легкие и - как будто нырнула:
– Ань, у меня к тебе просьба. Ты не можешь найти мне подмену на две смены?
– Что случилось? Тебе плохо, что-то с сердцем?
– испугалась дочь.
– Нет-нет!
– поспешила успокоить ее Женя.
– Просто я сейчас не в Москве и пока не знаю, когда вернусь. Осталось всего две смены...Ты сама говорила, что мне отдохнуть надо...
– А где ты?
– удивилась Аня.
– На даче, в писательском поселке Шишкино. Здесь так хорошо, Ань! А сентябрь будет просто рай. Ты же знаешь, как я люблю эту пору...
– Ты у Светки?
– недоумевала дочь.
– Хотя не помню, чтобы у нее была дача в писательском поселке...
– Нет, у Туринского, только это большой секрет. Он прячется здесь, и я думаю, для здоровья ему полезно пожить подольше за городом.
Мордвинова тараторила и при этом испытывала чувство вины перед дочерью.