Такое вот кино
Шрифт:
— А дальше видно будет, — заявил он мне.
Из его уст это звучало метафорически. Знакомство с родителями, обсуждение возможной покупки квартиры. Вообще, нужна нам квартира в Москве или нет? Про квартиру мне было не слишком интересно, куда важнее было местоимение «нам». Вечерами мы сидели в обнимку на веранде, пили вино и обсуждали дальнейшие планы. Москва, Куба, квартира… Родители. Какое страшное это, оказывается, слово. Когда начинала волноваться всерьёз, я целовала Сашку, и становилось спокойнее.
Мне просто было хорошо и спокойно эту неделю. Я привыкала к мысли, что начинается
А чтобы эта новая жизнь началась, по-настоящему, нужно было собрать чемоданы в прошлой и перевезти их в своё будущее. За прошедшую неделю я ни разу в родительской квартире не появлялась и с сестрой не виделась. Хотя, не сомневалась, что она в курсе нашего с Емельяновым примирения. Мама, наверняка, рассказала. И про Кубу, скорее всего, рассказала, и поэтому я не удивлялась, что Дашка не звонит, наверняка злится. Не на меня, нет. На жизнь в целом. Её-то на Кубу никто не приглашает. И замуж не зовёт.
— Даша, я пришла! — Я вошла в квартиру, прикрыла дверь аккуратно, будто боясь потревожить утреннюю тишину в квартире. Сашка меня завёз к родителям перед работой, высадил у подъезда и поторопился уехать, боясь, что я заставлю его заниматься моими вещами. Собирать чемоданы, решать, взять ночную лампу с аппликацией или оставить её в комнате, в которой взрослела, рассматривать мои многочисленные платья. Правда, пообещал при необходимости прислать мне грузчика, на что я показала ему кулак.
В квартире было тихо, десять утра, сумасшедшая рань по Дашкиным меркам. В прихожей, прямо у порога, её туфли и мужские ботинки. Я секунду их разглядывала, после чего качнула головой. Если бы папа только знал…
Я прошла мимо закрытой двери в комнату сестры, лишь на мгновение притормозила, прислушалась, но за дверью было тихо. И я поспешила уйти к себе. Если честно, на самом деле, развила нешуточную деятельность, увлеклась, и платья перебирая, и обувь, потом мне пришло в голову, что я хочу забрать свой комод и торшер из гостиной, я его в Питере покупала и лично оттуда везла, мучилась, не доверила транспортной компании. Ну, и, конечно, ночную лампу с той самой аппликацией и обязательно большую картину из своей спальни, мне её подарили на двадцатилетие, и мне она очень нравилась. В общем, вещей набиралось немало, а я ведь собиралась только взять кое-что для поездки, и Емельянова в этом уверяла. Он не поверил, и свинтил. Оказался прав.
— Что ты делаешь? — воскликнула сестра у меня за спиной, когда я предприняла попытку сдвинуть в сторонку антикварное бабушкино трюмо на гнутых ножках. Я выпрямилась, сдула с лица волосы и обернулась на заспанную сестру.
— Вещи собираю.
Дашка хмыкнула.
— Меня это, конечно, радует. Но может, ты вызовешь грузчиков?
— Вызову, — согласилась я. — Я просто хотела попробовать, не развалится ли оно. Ему почти сто лет.
— Купи новое, зачем тебе это старьё?
— С ума сошла? Это семейная ценность!
— Кроме тебя об этом уже никто не помнит.
— Даша, иногда у меня такое ощущение, чтобы тебя воспитали цыгане. Никакого уважения к предкам.
Сестра лишь рукой на меня махнула и с глаз моих скрылась. А я, когда решила выйти из комнаты, для начала осторожненько выглянула,
чтобы не наткнуться на незнакомого парня в трусах, как у нас… кхм, в семье с некоторых пор заведено. Никого не было, и я прошмыгнула на кухню. Кстати, дверь в комнату сестры снова была закрыта. Надо же, какие мы таинственные.— Даш, ты не будешь против, если я и эту картину заберу? Мне её вручали в институте.
— Забирай, что хочешь! Я могу жить и в голых стенах!
Я недовольно поджала губы.
— Я просто спросила.
За стенкой мне послышался мужской голос, я замерла и прислушалась. Ни слова не разобрала, досадно. Но говор показался мне странным и отчего-то знакомым.
— Я, вообще, не понимаю, зачем тебе картины? — Дашка появилась передо мной уже в халате. — Ты же едешь на Кубу.
— И что?
— Просто езжай на Кубу, Таня! Что у тебя в голове? Какие-то комоды, картины.
Я отвернулась от неё и негромко проговорила:
— Да, я не стрекоза, как ты.
— Стрекоза?
— Лето красное пропела и так далее.
— О, ну конечно! Я безнадёжна.
— Девочки, не надо ссориться. Это плохо.
Я медленно повернулась, отреагировав и на мужской голос, и на знакомый акцент. И в удивлении и возмущении воззрилась на полуодетого француза. Крис был всклокочен после сна, я впервые видела его небритым да ещё в расстёгнутой рубашке. Он остановился у Дашки за плечом, и взглянул расстроено. На меня! А я руками развела, на сестру посмотрела. Дашка тут же ощетинилась.
— Что ты на меня так смотришь? Это, вообще, не твоё дело!
— Как… Когда? Господи, я вас даже не знакомила!
— Специально и не знакомила, — пробормотала Дашка в сторонку, а Крис прошёл в гостиную и мне улыбнулся. Как он всегда улыбался, приятно, искренне и открыто.
— Таня, я так рад тебя видеть.
Я невольно заподозрила подвох.
— С чего это?
Крис слегка нахмурился.
— Я не всегда понимаю ваших выражений. Но я рад тебя видеть. Я знаю, что ты с Алексом помирилась.
— Вообще, Крис, это он со мной помирился. Это важно. Но меня в данный момент интересует другое: когда ты… помирился с моей сестрой. Когда успел?
Он виновато развёл руками.
— Таня, я не спал. Я не ел. Я проснулся на следующее утро и решил, что мне показалось… видение, ангел!..
Дашка стояла за его спиной и довольно улыбалась, при этом не скрывая лёгкого ехидства. Правда, Крис её видеть не мог, и, наверное, искренне верил, что она млеет от счастья.
— Ясно, — проворчала я. — На тебя снизошло помешательство.
— Таня, я её люблю.
— Уже?
— Тань, ты замолчишь или нет? — зашипела на меня сестра. — Он меня любит. Тебе какое дело?!
— Девочки, не спорьте. Я люблю вас обеих.
Я ткнула в Криса пальцем и заверила:
— Больше никогда так не говори. Она не простит. — Я от француза отвернулась и полезла на диван, намереваясь снять со стены картину. Как выяснилось, у Дашки объявилась замена домашнему комфорту, переживёт без моего пейзажа. А пока лазила по диванам, решила: — Делайте, что хотите. Любите, женитесь, покупайте новые картины, мне всё равно, а я… — Я спрыгнула на пол, — я на Кубу еду.