Такое вот кино

— Куба — это хорошо. — Крис поддержал меня, когда я покачнулась, картину у меня забрал. — Алекс молодец, он тебя балует.

— Да, себе на беду, — поддакнула Дашка.

Я послала ей язвительную улыбочку. А перед тем, как уйти, воспользовавшись тем, что Крис был занят моим трюмо, следил за тем, чтобы грузчики отнесли его в машину очень осторожно, ни в коем случаем не стукнули по пути, я притянула к себе сестру и спросила:

— Ты серьёзно?

Дашка наморщила нос.

— Тань, но он ведь классный.

— Классный, — согласилась я. — И богатый, и симпатичный, но жуткий ловелас.

Дашка хмыкнула, упёрла руку в бок.

— Ничего, я отлично знаю, как с такими справляться.

— Но он же уедет, — понизив голос, сказала я. — Совсем скоро.

— И что? Я никогда не была во Франции.

— Боже мой, — вырвалось у меня. — Родители с ума сойдут.

— Ничего, у них ты есть. Ты останешься здесь, нарожаешь им внуков. Ты ведь собираешься?

Особой иронии в тоне сестры не было, возможно, только лёгкая насмешка, но смотрела Дашка серьёзно и не вредничала, как обычно.

— Дело сейчас не во мне. Ты собираешься с ним уехать. А он звал?

— Он позовёт, — уверенно сказала она. — У меня всё под контролем.

— Тебе надо влюбиться, — сказала я, и на самом деле почувствовала лёгкое сожаление. А сестре пожелала: — Влюбись в Криса. Он и, правда, хороший. Просто возьми и влюбись.

— Ага, просто возьми и влюбись, — повторила за мной Дашка безрадостно. Но тут же улыбнулась и пихнула меня в бок. — Иди, давай, тебе надо вещи паковать. Тебя Куба ждёт.

Я улыбнулась ей.

— Меня Сашка ждёт. А ещё родители, мы ужинаем у них. Приезжай. С Крисом. Или страшно?

Дашка показала мне язык и захлопнула за мной дверь.

— Поверить не могу, поверить не могу. — Я повторила это раз пятьдесят, но поверить всё равно не могла. — Как у неё получилось, когда?

— Это же Дашка. — Емельянов подтянул ремень на брюках, посмотрел на меня. — Тебе надо расслабиться. Оставь эту проблему сестре.

— Она ничего не сказала родителям. Собирается во Францию, а родителям не сказала. Как я буду смотреть им в глаза?

Мы всё ещё стояли у машины, у ворот родительского дома, и я никак не осмеливалась зайти. Сашка томился, дёргал ногой и смотрел на небо.

— Таня, пойдём, я есть хочу.

— Ты можешь думать о чём-то другом, кроме еды?

— Могу, — согласился он. — О Кубе, о тебе, о твоей груди… Кстати, отличное платье.

Я всё-таки рассмеялась.

— Ты невозможен.

— Да. Когда я голодный, я такой.

Я подошла к нему, осторожно обняла, на поцелуй ответила.

— Ты и сытый такой.

— Да? — Он искренне заинтересовался. — Что ж тебе так не повезло?

— Придётся выяснить, — вздохнула я и тут же улыбнулась. — За что я тебя люблю.

— А за что я тебя люблю?

— Ответ на этот вопрос я знаю.

Сашка меня обнял, ладонь прошлась по моим ягодицам, чуть хлопнула.

— Давай, похвали себя.

Он как раз собирался меня поцеловать, когда с крыльца послышался зычный голос отца.

— Вы там долго стоять будете? Мать уже гуся пересушила.

Мы с Сашкой отскочили друг от друга, я смутилась, он рассмеялся, но направились к дому, взявшись за руки.

— Привет, папа.

— Павел Борисович.

— Ты кольцо принёс?

— Да.

— Тогда входи.

— Кольцо спрячем в гуся? Кому достанется?

— Я смотрю, ты шутник.

— Есть немного, — сознался Сашка.

— Перестаньте оба! — взмолилась я. Вошла в родительский дом, потянула за собой Емельянова, улыбнулась родителям и в этот момент поняла, что счастлива.

Эпилог

Несколько лет спустя

Он даже не знал, ждал ли этой встречи, боялся ли её, планировал ли. Нет, не планировал. Как-то спонтанно получилось. Столько лет прожить с мыслями о том, что не имеет права вмешиваться, что должен жить своей жизнью, а потом вдруг взять телефон, набрать номер и сказать:

— Здравствуй.

Решился, наверное, именно потому, что действие было спонтанным, не успел как следует обдумать и себя запугать предстоящим. Таня уже не раз заводила осторожный разговор о том, что, возможно, следует предпринять попытку. Не сблизиться, не познакомиться, как бы ему этого не хотелось, а просто дать о себе знать. А там уж будет ясно, что получится. Если, вообще, получится. Ведь не смотря на то, что он сам называет себя «биологическим фактором», это не снимает с него ответственности. И вот он здесь. В кафе на одной из оживлённых московских улочек, за соседними столиками люди, которые обедают, разговаривают, и, конечно, не догадываются, что рядом с ними может решаться чья-то судьба. За такой же тарелкой с салатом, чашкой чая, под негромкий гул чужих голосов. А человек сидит за столиком, пока ещё в одиночестве, в задумчивости, и ждёт минуты, которая всё решит.

Он выпил две чашки кофе, прежде чем она появилась в кафе. Вошла, и Емельянов сразу её узнал. Совсем не изменилась. Страшно подумать, но прошло десять лет. А Ольга всё такая же, по крайней мере, поворот головы и спокойное выражение на лице очень знакомы. Кажется, она не волновалась, в отличие от него. Потому что, когда её взгляд, наконец, остановился на нём, Ольга осталась внешне спокойна. И к столику подошла не торопливо, только Емельянова разглядывала. А он поднялся ей навстречу. И повторил, как при телефонном разговоре:

— Здравствуй.

Она помедлила, затем кивнула.

— Здравствуй.

Он рискнул улыбнуться.

— Отлично выглядишь. Совсем не изменилась.

— Правда? Или врёшь по привычке?

— Я никогда не вру, я лишь немного приукрашиваю. Но не в этот раз. Оль, ты, правда, отлично выглядишь.

Она отвела глаза, губы облизала. Всё-таки волновалась. После чего кивнула.

— Спасибо.

— Садись. — Он даже стул для неё отодвинул. Сама галантность. Жена бы оценила и посмеялась, но не Ольга. Да и момент не тот. — Что тебе заказать?

— Чай.

Официантка отошла от их стола, и повисла тишина. Емельянов не сразу осознал, что разглядывает Ольгу, даже не замечал, что она старательно отводит глаза. И поэтому, когда она задала вопрос, немного растерялся.

— Зачем ты позвонил?

— Хочу знать, как вы живёте.

— Мы?

— Ты… и твоя семья.

Ольга схватила салфетку и затеребила её. Саша уже не понимал, нервничает она больше или злится.

— Мы с тобой договаривались, что ты не будешь нам мешать.