Таллинские палачи

– Ясно!
– хмыкнул Валдис.
– Садись.

Рассказ Казбека не добавил ничего существенного. Из него следовало лишь то, что предыдущим излияниям пусть и с натяжкой, но можно было доверять.

Ну, а Коготок честно сознался, что от своей порции драки он просто "ушел". Но не во имя спасения тонкой и чувствительной шкурки, а дабы проследить - куда беглецы отправятся.

– И?..

– Они еле успели вскочить в "тридцать пятый"...

– Ласнамяэ?
– скривился Валдис.
– Отыщи теперь...

– Да уж, - кивнул Казбек.

"Неужели и впрямь крутой каратюга?

– задумался "бригадный". Допустим... Главное - случайный ли? Почему они рванули именно в Ласнамяэ?"

– Ладно!
– выдохнул он и хлопнул крепкой ладонью по подлокотнику кресла.
– Будем считать, что вам не повезло. Но Инга должна быть здесь в течение ближайших трех дней. Я не собираюсь прощать ей должок в четыре "штуки"!

– Сделаем!
– спешно заверил Чабан, помня поговорку о двух снарядах в одной воронке.

* * *

– А где твой отец? На работе?

Сердце легонько кольнуло.

– Он погиб три года назад.

– Погиб?

– Эффектно звучит?
– горько усмехнулся Стасис.
– А суть - омерзительна! Пьяным под поезд угодил.

Инга прильнула к дверному косяку; на лице отразилась жалость.

– Извини...

– Какого черта?!
– Стасис зло дернул в воздухе свободной рукой, ухнул другой в самовар кружку воды.
– Чего ты извиняешься?

Инга присела на табурет между столом и холодильником, уперла ладони в сомкнутые колени и заглянула снизу вверх в его глаза:

– Тебе ведь не доставило удовольствия мое нечаянное напоминание.

Стасис тоже сел, провел по лицу Инги коротким взглядом. В его глазах она заметила раздражение и боль; боль от чего-то другого, не связанная с памятью об отце.

– Может, я и без твоего напоминания хоть иногда подумываю об этом? И вообще; ненавижу, когда из пустых требований приличия заверяют в том, чего на самом деле не испытывают! Знаешь, когда при знакомстве мне говорят совершенно стандартное "очень приятно", да еще и с идиотской улыбочкой, порой так и хочется сказать: "Че ты лыбишься, придурок? Может, через пять минут в рожу вцепишься!"

– И что же мешает тебе это сказать?

Стасис опешил. Незаметно для себя он попал в разряд кухонных скандалистов, а Инга поймала его.

Пару секунд они напряженно смотрели друг на друга, после чего, опустив глаза, барышни произнесла:

– А я думала, вся хмурь твоя напускная... Оказывается, ты по-настоящему злой. Неужели так сильно ненавидишь людей? Что они тебе сделали?

Стасис хотел было ответить, что люди обрекли на смерть его мать, что они же послали его в Карабах, где убивали его товарищей и ранили его самого, что человек убил дедушку Ахмета и очень хотел расправиться с ним, только бегством спасшимся от инвалидности на всю жизнь... Очень хотел он все это сказать, но вовремя передумал и, протирая утомленные глаза кулаками, тихо буркнул:

– Какая тебе разница?

– Никакой!

На минуту установилась тягостная тишина. Инга дулась. Ожидая, когда закипит в самоваре вода, Стасис думал о том, что завтра придется ползти на работу недоспавшим и весь день слоняться по боксу хмельным привидением.

– Чай будешь пить или кофе?
– спросил он наконец, желая отбросить предыдущую скандальность разговора.

Инга еле заметно повела плечиком:

– Не знаю.

– Тогда чай, - Стасис поставил на стол две чашки.
– Для кофе время уже неподходящее - скоро баиньки.

– Ты так рано ложишься спать?
– в вопросе Инги присутствовало искреннее недоумение.

– Мне к восьми на работу, которую я, кстати, достаточно ценю... А ты чем сейчас занимаешься? Помнится, в Москве собиралась учиться.

– А-а!
– махнула она ладошкой.
– Бросила. Один курс окончила и поняла, что невелик смысл убивать пять лет жизни во имя двухсотрублевой зарплаты.

– Неужели ты надеешься, что до самой смерти будешь иметь под рукой состоятельных месячных болванов?
– Стасис заметил, как дрогнула Инга, и смягчил напор: - Или планы какие имеются?

– Не-а! Но и секретаршей работать... На большее-то не тяну!

– Секретаршей?
– изумился Стасис.
– Так щас ведь в путевой акционерке...

– Вот именно - сейчас и в путевой, - вздохнула Инга.
– Даже в богатые фирмы берут чаще для увеселения шефа.

– Но и в прежние славные времена в секретарши шли те, кто рассчитывал иметь много больше официальной зарплаты: с твоими данными - это полный верняк!

– Много ты знаешь!
– насупилась Инга, но тут же заинтригованно блеснула глазками: - Так высоко оцениваешь мои данные?

– Смотря применительно к чему, - напрягся Стасис.

– Ну...
– она кокетливо округлила губы.
– Например, к себе.

"Она меня доведет..."

– Вскипел, - Стасис рывком выдернул штепсель, немного суетливо занялся приготовлением чая.

Инга как-то разочарованно вздохнула, встала.

– Ты чего?

– Хочу взглянуть на обиталище одинокого злюки. Хотя - она обернулась у двери и гостиную.
– Так ли ты одинок?

Стасис ответил взглядом искреннего недопонимания.

– То, что неженат, - это ясно, - рассудила Инга.
– Но кто-то же есть у тебя.

До Стасиса дошла, наконец, суть вопроса. Он устало усмехнулся, закурил, обдумывая ответ.

– Гоша есть у меня!

У барышни ножки подкосились. Видя ее реакцию, Стасис от души развеселился и поспешил дать успокоительное пояснение:

– Гоша - это большой рыжий прусачок, мой верный друг и товарищ.

– У тебя водятся тараканы?
– ужаснулась Инга, но с заметным облегчением.

– Повторяю: таракан.

– И где он?

– Ныкается в какой-нибудь своей щели и крайне агрессивно взирает на нас. Не любит он посторонних.

– Понятно!
– рассмеялась Инга.
– А могу я получить серьезный ответ?

– В каждой шутке есть доля истицы, - вздохнул Стасис.
– И вообще: с какой стати я должен выворачиваться перед тобой наизнанку? Надо было сплавить тебя Олегу...

– Ответ достоин приверженца высоких моральных принципов!
– фыркнула Инга.
– Но зачем они тебе?

– Кто?