Там, где нас нет. Время Оно. Кого за смертью посылать
Шрифт:
Тот, да не тот – он и ростом был повыше, и одет понаряднее, и глаза разноцветные закрыл черными стеклами. Только ухмылка была знакомая, противная и кривая.
Незнакомец оглядел побоище, брезгливо поморщился и щелкнул куцыми пальцами.
Тела нелюдей поползли прочь, на ходу сгребая утраченные головы.
– Я предлагал вам вечную молодость, – негромко, но очень слышно сказал незнакомец. – Этим даром вы пренебрегли. Теперь каждый из вас волен сам выбрать свою смерть.
«А вдруг разрыв–трава поможет и рука не укоротится?» – подумал Жихарь и стал бочком подкрадываться к двери.
Но тут кулак его сам собой разжался, кожа на ладони
– Ты все–таки кто будешь? – проворчал он.
– Да, мы имеем право знать имя того, кто грозит нам смертью, – поддержал его Принц.
А Лю Седьмой промолчал – и так, видно, знал.
– Что ж, – сказал незнакомец. – Некоторые в здешних краях наградили меня дурацкой кличкой Мироед. Какая глупость! Они бы, пожалуй, и доктора Фауста объявили кулаком…
– Ничего не понимаю, – сказал Жихарь. – Какой такой кулак? Чей кулак?
– Сэр Мироед весьма древнее существо, и общаться с ним следует на языке древности, – прошептал Яр–Тур, а потом, направив палец на Мироеда, хрипло и гнусаво, безобразно растягивая слова, процедил: – Ты мне очень не нравишься, парень. Очень не нравишься. Ты весь какой–то плохой. Нам с тобой вдвоем слишком тесно в Додж–Сити. Желательно мне, чтобы ты поскорее унес свою поганую рожу из салуна старого Боба Мак–Гроу, иначе мои люди надерут тебе задницу, как они сделали это с твоими паршивыми койотами, потому что я здесь босс, усек?
Мироед несколько раз хлопнул в ладоши:
– Великолепно, так оно все и было. Но, как говаривал примерно в те же годы великий Клинт Иствуд – «Джон Уэйн не может выстрелить в спину, а я могу».
Что с удовольствием и сделаю. Так как же все–таки насчет смерти, ребята?
Учтите, я далеко не каждому даю право выбора.
Бросаться на него было бесполезно, они это уже знали. Будимир ходил как чужой. Не мычал и не телился, поскольку он все–таки птица, а не крупный рогатый скот.
Принц решительно отстранил Жихаря и шагнул вперед.
– Я, разумеется, желал бы погибнуть в схватке с достойнейшим из противников.
– Браво, браво! – Мироед глумливо раскланялся. – Иного ответа я и не ожидал. Пожалуйста, выбирайте!
Он взмахнул рукой, я вдоль стены выстроились десятка три воинов. Некоторые были в железных доспехах, подобных тем, что носил когда–то Яр–Тур, другие закрывали грудь лаковыми черными пластинами и сжимали недлинные, слегка изогнутые мечи, были голоногие герои с конскими гривами на шлемах, были чернокожие поединщики в шароварах и тюрбанах. Один из возможных Принцевых супротивников был одет лишь в медвежью шкуру и угрожающе потрясал простой дубиной, а еще один, в странной пятнистой одежде, держал наперевес толстую трубу неясного назначения. Туловище его перекрещивали загадочные ребристые ленты.
– Это все мороки, доблестный Яо Тун, – шепнул Бедный Монах. – Несколько капель собачьей крови немедля изгонят их.
– Ни один из ваших выкормышей не годится мне в противники, – сказал Принц, вскидывая и без того гордую голову. – Невелика честь победить призрака, а еще меньше того – быть сраженным мнимой рукой. Дайте мне соперника из плоти и крови.
– Вы все еще воображаете себя королем, юноша? Вы считаете, что вашего вызова не достойны ни Аякс, ни Бу Волосатый Носорог, ни даже сам старина Арни? Верно сказал когда–то один умный лицедей: «В Америке невозможно ставить Шекспира, ибо в представлении актеров король – это такой парень, который время от
времени нацепляет корону и залезает на трон».– Вы в совершенстве владеете древним слогом, сэр Мироед, но я мало что понял…
Пока Мироед с издевательским наслаждением объяснял Яр–Туру, что он имел в виду, Лю Седьмой управился с призрачным воинством.
Мироед поглядел на образовавшееся пустое место и сказал:
– Это ничего не значит. Род и вид смерти я определю сам. Ну, а ты, рыжий наглец, какой бы хотел видеть свою погибель?
Не задумываясь и не кривя душой, Жихарь молвил:
– А хотел бы я, дядюшка, помереть глубоким старцем, весьма преклонных лет, в своей постели, на пуховой перине, и чтобы вокруг толпились дети, внуки и правнуки, чтобы плакали и причитывали: «Деда, деда, не помирай! На кого ты нас, горемычных, оставляешь?»
– И это нетрудно. – Мироед опять взмахнул короткопалой рукой, и на том месте, где стояли недавно разномастные поединщики, воздвиглась здоровенная кровать под балдахином. Вокруг кровати толпилась едва ли не сотня народу, от седых мужиков до бесштанных детей. Все они в голос рыдали и расписывали достоинства Жихаря при жизни, так что шум поднялся неимоверный. А пуще всех убивалась по богатырю маленькая старушка, скоропостижная вдова. – Ложись – и через малое время скончаешься от старости, как и желал.
– Я так не согласен! – закричал Жихарь, стараясь перекричать скорбящих. – И завывают они как–то не от души, притворяются, и вообще, гляди, исчезать начали…
– Ах, опять эта старая желтая обезьяна, – досадливо скривился Мироед. – Но я вам не жалкий драбаданский колдун. Хорошо, я и тебе дам возможность выбрать, шарлатан с Востока.
Лю Седьмой переломился в поклоне.
– Если бы уважаемый Мяо Ен смог поставить прямо здесь хрустальную колонну толщиной с двухсотлетний кедр, который я посадил на горе Вэйхушань, а вершину колонны увенчал каменной плитой, это было бы достойным путем ухода, согласным с принципом Дзынь.
– Ну–ка, ну–ка… – Мироед заметно оживился, потирал культяпые руки.
– Я, несовершенный, лягу у подножия этой колонны. Пусть иногда, раз в тысячу лет, сюда прилетает птичка И, чтобы поточить о колонну свой клювик.
И когда колонна наконец подломится, плита погребет под собой ничтожного червяка, каковым я и являюсь в свете вашего несомненного и ничем не омраченного великолепия…
– Вот ты и попался, старый пройдоха! И колонна, и камень, и птица – все будет настоящим!
Мироед ворожил довольно долго, пока не возникла прозрачная колонна и на вершину ее лег гробовой камень.
Бедный Монах сел у подножия колонны, развернув свой дырявый зонтик.
Не заставила себя ждать и птичка. Птичка была здоровенная, побольше Будимира, клювик она себе завела вроде топора. Пернатая тварь стала точить клювик, на зонтик посыпалась хрустальная крошка. Наконец удовлетворенная птичка улетела, а Лю Седьмой расстелил циновку и улегся поудобнее.
– Куда, куда? – закудахтал Мироед вслед птичке. Что–то пошло не так, как он задумал.
– У меня есть много времени, чтобы заняться распространением знаний и укреплением добродетелей, – похвастался Лю Седьмой. – Жбан рисового вина и вечность – много ли надо странствующему поэту? А высокомудрый Мяо Ен, слушая болтовню Бедного Монаха, преисполнился гордыни в ущерб вниманию. Я же сказал: раз в тысячу лет будет прилетать птичка! И, хотя пташка явно не та, которая требовалась по уговору, это не намного приблизит мою кончину.