Там, где нас нет. Время Оно. Кого за смертью посылать
Шрифт:
С этими словами Бедный Монах вытащил свою железную флейту и весело на ней зачирикал.
Мироед весь сделался красным, даже одежда.
– Довольно! Сейчас вы умрете один за другим!
Он указал рукой на Принца, и Яр–Тур, согнувшись пополам, опустился на черный мрамор.
– Подожди! – закричал Жихарь. Он уже однажды хоронил побратима и знал, что занятие это невеселое. – Зачем тебе наша смерть?
– А зачем мне ваша жизнь? Тайну жалкой вылазки выжившего из ума Беломора я и так узнал, и вам нипочем не догадаться, каким образом. Ну, взойдет эта звезда – и что? Мне ведь безразлично, разинет
К умирающему Принцу подошел Будимир. С петушиного клюва капала кровь.
«Так вот почему гадская птичка не вернулась! Петух с чайнецом сговорились!
– дошло до Жихаря. – Ладно, Лю Седьмой мудр, да и я не валенок».
– Ты же самого главного не знаешь, дядюшка Мироед! Там, где звезда остановится…
– Не смейте, сэр Джихар! – прохрипел Яр–Тур. – Иначе я прокляну вас, и вы даже не успеете добежать до той самой осины, как тот…
– Помалкивай, ради тебя, дурака, стараюсь! – с нарочитой грубостью сказал Жихарь. Принц застонал и сомлел. – Отпусти его – не пожалеешь…
Мироед хмыкнул.
Лицо Яр–Тура порозовело. Возле Принца хлопотал Будимир, лечил его по–своему.
– Там, где остановится звезда, закопан древний волшебный меч по прозвищу Полироль! – Откуда богатырь выкопал этот Полироль, он и сам не знал. – Так вот, таким мечом можно весь мир напластать ровными кусочками и кушать себе помаленьку. Что его целиком–то в рот пихать? Недолго так пасть порвать или подавиться. Нам этот меч, сам понимаешь, ни к чему, а тебе в самый раз…
– Слушаю, слушаю, – сказал Мироед.
– Значит, так. Встанешь прямо под звездой, потом пройдешь три сотни шагов на полдень. После того поворотишь на закат и отсчитаешь еще двести шагов.
Отсчитал? Дальше ступай на восход, туда еще тысяча шагов, далековато, но потерпишь. Ну, наконец, остается пройти всего–то полтораста шагов на полночь, и меч Полироль – твой. А еще лучше – отпусти нас, мы его сами выроем и тебе принесем… Батюшка ты наш, – добавил богатырь после некоторого раздумья.
– Вы подлый предатель, сэр Джихар, и я убью вас при первой же возможности, – сказал очнувшийся Принц.
– Возможности такой у несостоявшегося короля не будет, – ласково сказал Мироед. – А вот умрет он, обуянный ненавистью, – это хорошо. И ты, рыжий, умрешь, терзаясь малодушием. И старая обезьяна околеет, сознавая свою беспомощность. Я никого не отправляю туда со спокойной душой.
– Да все ты врешь, – просипел Жихарь. – Может, ты никакой и не Мироед, вон у тебя и ротик маленький… Ты, дядюшка, вор и самозванец!
– А вот погляди, – сказал Мироед и распахнул рот пошире давешних ворот. – Подойди и полюбуйся.
Жихарь подошел. «Все равно помирать – запущу–ка я туда свою ваджру, может, она ему беды наделает. Славно как я его приложил – вор и самозванец! Откуда и слова взялись?»
Зубы у Мироеда были белые, крупные, частые и острые. У людей таких не бывает, да и не у всякого зверя встретишь. Миры–то грызть – не кисель хлебать.
Богатырь заглянул в глубину пасти. Там была чернота, усеянная мелкими звездами. Среди звезд плыли, кружась, шары разной величины и расцветки.
Иные были покрыты дымом, сквозь дым проглядывали очертания морей
и земель.Иногда эти шары с грохотом сталкивались.
«Значит, не самозванец, – подумал Жихарь. – Не соврал. Вон та бедулина похожа на полный месяц, но не совсем похожа, на месяце таких зарубок нет…
А кинусь–ка я сам туда – и все дела!»
Но не успел Жихарь изготовиться к прыжку рыбкой, как мимо головы его пролетело что–то горячее и пестрое.
Богатырь успел дернуться назад, и вовремя: Мироед с треском захлопнул рот.
– Нет, вы у меня так легко не отделаетесь, – сказал он. – Меч я теперь и сам найду, а если даже ты наврал про шаги и стороны света – тоже не беда. Я приму облик местного владыки и прикажу моим людям перекопать всю страну.
Нельзя быть хитрее меня, ибо и сама хитрость – всего лишь одно из моих многочисленных порождений.
«Ах, Будимир, Будимир, что же ты наделал? – простонал про себя Жихарь. – Как же теперь с солнышком–то получится?»
Мироед схватился за брюхо и заревел. Рев его пригнул людей к полу. Даже Святогор в свои лучшие годы, бросаясь в бой, не мог зареветь громче.
Жихарь подошел к мучителю и покровительственно похлопал его по больному месту. Богатырская рука, к его удивлению, не сократилась, как бывало несколько дней (или лет) назад. Не мог Мироед в одно время страдать и колдовать.
– Курятина, видно, не всем впрок идет, у иного, бывает, так запечет в середке! Изжога называется. Надо кислую воду пить или щелок, я уж не помню…
Мироед быстро охрип реветь, только стонал да раскачивался из стороны в сторону, и вся его мраморная хоромина ходила ходуном заодно с хозяином.
Роковой камень сорвался с хрустальной колонны и полетел на Бедного Монаха, но тот успел увернуться, оставив под камнем на память кусок шелка от штанов.
– Ах, эту ткань подарила мне сама Небесная Ткачиха! – всплеснул руками Лю Седьмой. – Что ж, придется накладывать заплату, чтобы не уподобиться бесстыдному павиану. Но заплата на одежде мудреца порой стоит дороже, чем императорский кубок, пожалованный победоносному полководцу.
Яр–Тур подошел к ним и через силу улыбнулся. Они обхватили друг друга за плечи, чтобы не упасть на качающемся полу.
– Как блестяще провели вы свою интригу! – прошептал Бедный Монах, но Мироед, поглощенный своими муками, все равно ничего бы не услышал. – Как правдиво изобразил Яо Тун свой гнев! Нечто подобное, помнится, проделал Главный Евнух в преступном сговоре с Младшим Конюшим, чтобы отправить в отставку канцлера Ли Дунпо. Это было в правление под девизом… под девизом…
– А вдруг такой меч и вправду существует? – спросил Принц, дотоле не знавший за собой лицедейских достоинств.
– Да какой такой меч, ты с ума сошел! Просто хитрого всегда жадность губит, – тихо ответил Жихарь.
– Дураки–и, – завыл Мироед – видно, Будимир малость остыл, дал ему передыху. – Вы же все равно не сможете меня уничтожить, а я рано или поздно от петуха избавлюсь, и стану еще злее, и чего только на пагубу людям не сотворю!
– Петухов таких, – сказал богатырь, – у нас навалом. На каждом плетне надрываются. Жалко его, конечно, но себя жальчее. Пойдем, господа дружина, нечего с ним болты болтать, у нас еще дел невпроворот…