Там, где ты
Шрифт:
— А так и есть – я дал себя пленить, — перебил он, — Не сумел защитить ни самого себя, ни братьев, ни тебя.
— Тебя ранили, Стас! Извини, но ты человек из плоти и крови. Вопреки желаниям, ты не являешься физически неуязвимым. И, не смотря на рану, на боль ты убил Захара и самого страшного и опасного воина!
На это ответить Стасу было нечего.
— Постарайся поспать, — я коснулась губами его лба. Не дождавшись ответа, подхватила миску с использованными бинтами и вышла.
В коридоре меня уже ждала Добрава со свежим перевязочным материалом и флаконом виски. Мысль о том, что из нас получилась крутая медицинская
— Что, вновь пришла меня резать, девица? – насмешливо бросил Глава. Мне показалось, или сегодня он выглядел получше.
— Боитесь моего ножа больше чем меча недруга? – парировала я, — Как себя чувствуете?
— Опасаюсь новых операций, — хмыкнул он, — Веда, позволь нам обмолвиться словечком.
Прервав скандирование заклинания она молча покинула комнату.
— Я слушаю вас, Глава, — осторожно снимая повязку, проговорила я.
— Я никогда не благодарил тебя, Элина, — тихо начал мужчина.
— Не стоит, Крепимир!
— Нежто за спасение моей жизни, дважды к тому же, жизни сына, всего рода, а быть может и Киева не стоит благодарить?
— Вы преувеличиваете, Крепимир.
— Отнюдь, девица. В твоей хрупкой груди сердце рыцаря, — я не сдержала улыбку, вспомнив такие же слова из уст Владислава, — я склоняю чело пред твоей верностью и отвагой. Благодарю богов, что они явили тебя на пути Стаслава.
Он замолчал на несколько минут, что я обрабатывала рану. Она была сухой и лишь немного припухшей – в пределах нормы, учитывая, что лишь вчера я вновь накладывала швы. Но радоваться я боялась.
— Быть может, тьма предательства кара за мои прегрешенья, — тихо сказал он.
— Крепимир, — я осторожно пожала его руку, — мне очень жаль….
— Мне тоже, — горько ответил он.
— Но вы должны это отпустить. Если поступок Захара и Дары правда ваша кара, то теперь вы получили прощенье. Возможность жить дальше не так, как ранее. Вас окружают любящие и верные люди. Вы нужны своему роду, своей семье.
Суровое черты мужчины смягчила улыбка.
— Благодарю за твою честность.
— Всегда пожалуйста, Глава, — я поднялась, — Прошу вас, отдыхайте.
Я вышла из терема немного подышать воздухом, хоть день и нельзя было назвать погожим. Серые облака висели плотной пеленой, тусклый солнечный свет, проникающий сквозь них придавал окружающей природе леденяще жуткий вид. Или, быть может, так видела лишь я, находя в пейзажах отражение собственного состояния. В глубокой луже отразилось суровое, осунувшееся лицо. Ссадина на скуле темнела, как и залегшие под глазами тени. Присев на корточки, я протянула руку, словно желая коснуться женщины, пустым взглядом глядевшей на меня из воды.
Меня привлекли голоса дозорных – они переговаривались с кем-то, бывшим за стеной. Слов отсюда не разобрать, голоса не звучали угрожающе, но у меня мороз прошел по коже. Мы тут четыре дня, а я так и не знаю, чем закончилась битва. Если…
Едва сознавая, что делаю, я поднялась и бросилась к воротам. Будто, окажись там берсерки, смогла бы их сдержать. Ворота распахнулись, едва я преодолела половину пути, и в городище медленно въехал всадник. Темноволосый, невысокий
парень, в сером плаще. В подседельной сумке с десяток свитков. Он спешился, вытащил один из них и с учтивым поклоном протянул мне. Затем, не дождавшись даже, пока я прочту послание, вскочил в седло и ускакал прочь.— Позволь мне, — появления Веды я не заметила. Приняв у меня свиток, она развернула его принялась читать.
Берсерк мертв – вроде я сама этого не знаю, как и все его войско, включая варяг. Это было первым, что написал Владислав. Он не пощадил никого. Жуткая, звериная ярость жаркой волной прокатилась по моему телу.
Его жена и дети вскоре будут в добром здравии, что означало, вероятно – они живы и оправляются от пережитого кошмара, а Киев будет восстановлен. Еще князь написал, что безгранично благодарен мне и молится о здравии Стаслава, Главы и других.
— Это он прислал тебе, — Веда раскрыла ладонь. На белой коже сияла довольно толстая, но изящная золотая цепочка с алым рубином по центру. На несколько секунд я залюбовалась украшением.
— «Ни одно сокровище не сможет стать достойной платой за содеянное тобой», — зачитала Веда постскриптум.
Я сидела, положив голову на скрещенные руки и всматривалась в едва заметные в темноте очертания лица Стаса. Он спал неспокойно, тяжело дыша и вздрагивая даже не смотря на отвар валерианы, которым я поила его каждый вечер. Еще ему снились кошмары, но он не желал говорить, что было в них. После того разговора он вообще не желал говорить со мной. Я старалась не покидать его на долго, но спать все равно приходилось.
Рана, к слову, заживала хорошо. Настолько, на сколько возможно без антибиотиков и с моим неумелым хирургическим вмешательством. И все же удаление начавших заражаться тканей вероятно помогло – следов инфекции теперь не было.
Его голова метнулась на подушке.
— СТАС! – я коснулась его плеча слегка встряхнув, — Стас, проснись!
Он подскочил, но тут же откинулся на подушки едва слышно охнув от боли.
— Тебе нужно спать, — хрипло пробормотал он.
— А я не могу, — зло прошипела я, — Ни спать, ни есть ведь мой муж терзается, а говорить, что его мучает не желает!
— Я говорил, — сквозь зубы процедил он.
— Ложь, есть что-то еще, — я зажгла лучину. В тусклом свете его лицо, покрытое испариной казалось пугающе бледным. Я склонилась к нему так, что меж нашими лицами было едва ли несколько сантиметров, — И ты мне скажешь, что именно. Сейчас же!
В его синих глазах плескалась злость, смешанная с отчаянием. На миг я усомнилась, правильно ли давить на него. Но как иначе? Как бороться не зная с чем.
— Хочешь знать, что?! – прорычал он.
— Да.
— Каждую ночь. Я будто наяву вижу, как тебя терзают – вновь и вновь, — от боли в его голосе сжалось сердце, — Но не могу даже шевельнуться. И лишь беспомощно смотрю….
Он отвернулся, с силой зажмурился, словно ужасная сцена и сейчас была у него перед глазами.
— Стас! – я забралась в кровать. Коснувшись его щеки, заставила повернуться ко мне, — Но ты же меня спас. Тогда в лесу, в тереме, в той хижине, у Киевских ворот. Ты убил тех, кто угрожал мне — Захара и Берсерка, — я склонилась к нему так, что наши лица разделяла лишь пара сантиметров, — Их больше нет! Берсерков больше нет! А мы живы – ты и я. Кошмар не повториться больше, а случись иначе – ты вновь спасешь меня.