Там же, с тем же, на те же средства
Шрифт:
И вот мы с Ольгой, детьми и учительницей туда отправились. Он оказался при школе, только вход в него был отдельный. Мы оставили обувь на крыльце и открыли дверь. Перед нами появилось большое помещение. На одной из стен в самом центре висел портрет женщины в черном платье.
– Ух, ты! Это она?
Учительница кивнула.
– Да, она! Наша знаменитая писательница Ксения Григорьева собственной персоной! До замужества Урусевсккая!
– Как?
– Урусевская.
– Редкая фамилия! Да и женщина сразу видно удивительная!
От дамы на портрете просто нельзя было отвести взгляд. Она была живая! Ее глаза казалось, спрашивали всех, ну, и как я вам?
В комнате было тихо, даже Ольгины девчоночки сразу замолкли, так величественно эта дама на нас смотрела. Наконец, я кое-как оторвалась от портрета и стала рассматривать то, что еще находилось в комнате. Какая-то мебель, фотографии тех лет, фарфоровые и стеклянные безделушки. Под стеклом лежали листы с засушенными растениями, и стояло чучело маленькой птички. В отдельной витрине лежали книги Григорьевой, больше похожие на старые брошюры. На их обложках красовались какие-то душераздирающие любовные сцены.
– А посмотреть ее книжки можно? Или еще лучше сфотографировать?
– Почему нет? Пожалуйста!
Я разложила брошюрки у окна и стала щелкать телефоном. Были они потертые, с мелким шрифтом, и процесс этот занял у меня где-то полчаса времени. Ольга не стала меня дожидаться и вышла с девочками из комнаты, и скоро со школьного двора послышались их веселые крики. Учительница тоже ушла. Я осталась в комнате одна и снова подошла к портрету.
Конечно, я никогда не верила во всякие там переселения душ, но сейчас, будучи с этой женщиной наедине, я не могла не задать этот вопрос.
– Наверное, это очень глупо звучит, но скажи, я - это ты? Ответь!
Но ответа, конечно, не было! Поэтому мне ничего не оставалось, как вернуть книжки в стеклянную витрину и выйти. По сравнению с затемненным помещением на улице было очень светло. Подруга помахала мне рукой. Мол, я тут. Откуда-то появилась учительница и заперла за мной дверь. Видно было, что она очень польщена впечатлением, которое на меня произвел музей.
– Все это мы буквально по крупинкам собирали.
– Да? А портрет этот откуда?
– Его мой тесть сохранил. Никто не знал, что он у нас дома хранится, только уж потом, когда музей организовали, он его и принес. Я даже до сих пор не догадалась, где он его прятал. Может, на чердаке, может, еще где. А писал его один губернский художник, его специально для этой цели сюда привозили. А когда, значит, он портрет закончил, ему много золота заплатили, и он уехал.
– А откуда вы это все знаете?
– Так говорю же от отца мужа. Все от него. А мебель и занавеси тут все настоящие, из того дома на горе. И творения ее у меня тоже дома хранились. Тесть мой, царствие ему небесное, очень любил их перечитывать. А я вот так и не поняла, в чем там их притягательность. По мне так современные романы о любви намного лучше, а еще, если их показывают по телевизору.
Ответить мне ей было нечего, поэтому я пожала плечами.
– Я сама еще толком не знаю, о чем ее книги, прочитать не успела, только сфотографировала. Приду сейчас домой, почитаю. А потом впечатлениями поделюсь.
– Ну, я тоже домой пойду, дела у меня еще есть.
Подруга же моя позвала
дочек и взяла их за руки.– А я на речку с девками. Воздух там потрясающий!
Но я схватила Ольгу за руку.
– Подожди! Я хочу тебе одну вещь сказать. Мне кажется, что за мной опять следят.
– Да ладно тебе. Вроде здесь нет никого. А с другой стороны, ну и что? Пусть! Мы люди тут новые. Может, кто-то из окна на нас поглядывает, а ты это чувствуешь. Не бери в голову!
– Ты думаешь, что в этом нет ничего особенного?
– Я думаю, что очень ты подозрительная!
– Ладно, я к себе пошла.
– Иди. Вечером созвонимся.
Но, придя к дому, я увидела, что дверь во двор на запоре. И как же мне быть? Я села на скамейку, взяла телефон и стала просматривать фотографии, сделанные с книжек. Насколько я поняла, писательница наша, особо не заморачивалась, а писала продолжения известных произведений русской классики - Гончарова, Островского, Тургенева и других. Но страсти в ее романах кипели нешуточные! Я так увлеклась чтением, что не могла остановиться. Вдруг неожиданно я почувствовала, что рядом со мной кто-то находится. Я подняла голову.
– Ой! Вы кто?
Передо мной стоял древний-предревний старик. Был он одет в белую рубаху и опирался на палку. Пол-лица у него закрывала борода.
– Вы кто?
– Это ты в заброшенный дом ходила, а потом в музей?
– Я. А что?
– Тоже клад ищешь?
– Какой клад? А, этот!.. Нет, не ищу, мне просто любопытно. Писательница ваша очень интересной женщиной была, я ее портрет в музее видела.
– Ты на нее похожа.
Я чуть не поперхнулась.
– С чего вы взяли?
– Вижу.
– А вы что ее знали?
– Как тебя. Только я тогда совсем малой был.
– Ой! А вы садитесь! А то у меня ноги подкашиваются!
– Так ты и так сидишь! А я постою.
– Вы думаете, мне надо отсюда уехать?
– Это ты сама решай!
– А вы мужа той дамы тоже знали?
– Григорьева, что ли?
– Да.
– А то! Удалой мужик был! Плакала она долго, как его не стало. Все с ним по ночам разговаривала.
– Да? А вы откуда знаете?
– А я в сад их часто забирался за ягодами, за яблоками, и видел, как она окно открывает, куда-то вдаль смотрит и что-то говорит-говорит. И вся она в белом! Очень графиня эти два цвета любила - черный и белый!
– Я их тоже люблю. Ой, что это я?
– Я же говорю, что ты на нее похожа. Ладно, пошел я.
– До свидания.
– Ты меня не бойся. Вот никто меня не замечал, а ты заметила, что я рядом.
– Но как вы догадались об этом?
– Догадался уж! Смотрю, ты все оглядываешься. И в доме, и на музейном крыльце.
– Это да. Я чувствовала на себе чей-то взгляд.
– Но ты меня не бойся.
– Хорошо! Не буду!
– Ты других бойся!
– Других? А кого?
Но старик уже пошагал прочь и ничего не ответил. А тут и хозяйка моя Клавдия вернулась, отворила калитку и дала мне запасной ключ, чтобы я больше на скамейке у ворот не сидела, если дома никого нет. Я перекинула снимки с фотоаппарата себе на планшет и еще раз просмотрела сочиненные Ксенией Григорьевой книги. Что-то никакой разгадки места нахождения клада в них не было. Да и ничего такого таинственного тоже. Хотя талант писательский у нее явно присутствовал! А вообще-то чувствовалось, что сочинительством она развлекалась, ну, и денежки этим развлечением, наверное, себе зарабатывала. Я вот не могла от ее сочинений оторваться, пока все не проглотила, а ведь с тех пор, как она их выдумала, лет сто прошло.