Тамбовский волк - Лучше смерть, чем позор
Шрифт:
Интересно, а почему мне не хочется на бал? Не в возрасте же тут дело? Почему мы позволяем повседневной рутине затянуть нас в свой круговорот? И каждый раз ждем спасительных праздников, чтобы развеселиться. Куда уходит приятное, пьянящее чувство влюбленности в жизнь?!"
– Где вы были?
Принц от неожиданности не нашелся сразу, что ответить. Но Кристина ждала ответа, и Влад, подумав, сказал:
– На празднике детства...
– И я тоже! Побывала на всех праздниках, которые запомнила! С вами легко запоминать...
– Почему?
– Вы меня не боитесь.
–
– Всегда! Я росла, как прокаженная. Родители других детей старались увести от меня своих чад. Боялись, что я их сглажу. А когда выходили фильмы вроде "Земляничной поляны" Бергмана или американского фильма "Изгнание дьявола", про девочку, в которую вселился бес, мне совсем приходилось худо.
Люди жались к стенкам, когда я проходила.
– И все из-за твоих глаз?
– Ну да! Если уж я родилась такой, кто же в этом виноват?! Правда, один раз мне все-таки повезло, мой тренер по спортивной гимнастике меня тоже совсем не боялся! И я влюбилась в него по уши. И даже, как Татьяна Ларина, написала ему письмо.
– И что же тренер?
– Он очень испугался...
– Он был женат?
– Нет. Но с перепугу тут же женился на дуре какой-то!
– Почему же дуре?
– Да это за километр было видно! Голова с кулачок, плечи - во! Зато чемпионка Европы по плаванию! Гимнастику я бросила. И вот встретила вас...
– А до меня - Вадима.
– Помада была не моя...
– Я знаю.
– Зачем же вы тогда ею мне в нос тыкали?
– Тогда я еще не знал.
– Значит, вы обо мне тоже думали?
– Думал.
– Я вам хоть немножко нравлюсь?
– Конечно.
– Для меня это очень, очень важно. Вы еще не трусите?
– Почему еще?
– Ну, все-таки я признаюсь вам в любви..
– Нет, я не трушу.
Кристина закрыла глаза и из-под ее ресниц выкатились две слезинки. Они катились по зардевшимся от волнения щекам, и Кристина, улыбаясь, шептала:
– Теперь я понимаю, что значат слова "слезы радости".
– Кристина...
– Мне сейчас хорошо... Правда-правда! Вы потом поймете, почему для меня сегодня было так важно все, что сейчас со мной происходит! Я очень боялась этого разговора... Но теперь я счастлива! Вы не смеетесь?
– Нет.
Кристина открыла глаза.
– Я сегодня рассказала отцу о нас с вами. Если бы была мама, я бы могла все рассказать ей... На глаза Кристины снова навернулись слезы. Чтобы Принц не смущался, она вновь улыбнулась.
– Что же вы сказали отцу?
– Что люблю вас... Что вы женаты... У вас сын...
– И что отец?
– Назвал дурехой. Сказал, что вы посмеетесь надо мной, а когда переспите со мной, то бросите меня...
– Ты ему поверила?
– Он сказал, что так делают все мужчины.
– Тебе попадались только такие?
– У меня вообще не было мужчин...
– Разве среди рокеров...
– Я же сказала вам, что меня все боятся! Зачем мне такие мужчины...
– А Вадим?
– Я думала, смогу, хоть с ним. Даже "травку" принесла, чтобы забыться.
Не смогла. А потом, когда с ним все это случилось, я думала, что умру от страха! За что
его так?– Чтобы ты боялась еще больше.
– Кого?
– Змею в роговых очках. Кристина, тяжело переводя дыхание, торопливо заговорила:
– Не будем больше об этом говорить!
– Кристина, чтобы помочь тебе и твоему отцу, я должен знать все. Почему ты боишься Волонского?
– Он... он... Не могу!
– Мы можем только вместе избавиться от этой змеи. Но если ты мне не доверишься, один я ничего не смогу сделать. Сейчас мы с тобой одни. Здесь никого нет. Решайся.
– Мы не одни.
Старицкий невольно оглянулся.
– Он с нами.
– О ком ты говоришь?
– О... Витольде Витальевиче.
– Ладно. Ты переутомилась. Давай поговорим о чем-нибудь другом...
– Это случилось в Швейцарии, когда мне было три года... До этой страшной ночи я ничего не боялась... Я любила разговаривать с цветами, деревьями, птицами. Дружила с Домовым...
– С Домовым?
– Да. Его звали Жан. Он жил на чердаке нашего дома, и его никто не видел, кроме меня. Я гуляла с ним по парку, а когда уставала, он брал меня на руки и нес к ручью. Я любила отдыхать у воды. Я спрашивала его:
– Жан, а кто расчесывает деревьям ветки по утрам? И он отвечал:
– Ветер расчесывает ветки на деревьях.
– А чье лицо я вижу перед собой в воде ручья?
– Это солнечные зайчики рисуют твой портрет, чтобы ты радовалась, глядя на себя...
Как бы я хотела, чтобы в моей жизни не было той ночи... Но она была, и я до сих пор помню ее до мельчайших подробностей. Я проснулась от страшного грома, расколовшего небо на две половины. Сверкнула молния, и снова загрохотало, да так, что я испуганно спряталась под одеяло. И вдруг от резкого порыва ветра открылось окно, и я услышала, как за окном стонут деревья под бешеным натиском терзающего их ветра. Сучья ужасно трещали. Ветер ворвался в комнату, длинные занавески на окнах ожили и стали протягивать ко мне свои руки.
Они старались схватить меня за волосы. Я впервые в жизни испугалась и выбежала из комнаты. Я знала, что отец уехал по делам и вернется домой только завтра. Я побежала в спальню мамы. И там испугалась еще больше. Окна в спальне были открыты настежь. Вой ветра смешивался со стонами моей мамы. Она вопила, кричала, рыдала! А какое-то страшное существо, набросившееся на нее, терзало ее и злобно рычало! А она никак не могла вырваться из-под него! В спальне было темно, и я не знала что делать. И тогда я стала звать на помощь своего друга:
"Жан! Жан!" Теперь-то я понимаю, что это была ночь любви моей мамы и Волонского. Мне казалось, что он убивает ее. Жан почему-то не появился, и тогда я сама бросилась спасать маму. Озверевший от страсти любовник, увидев меня, вскочил с кровати и стал принуждать меня к оральному сексу. Мама кричала: "Не смей!" Она пыталась защитить меня, но Волонский отбрасывал ее от себя, продолжая оральный секс с трехлетним ребенком. Кончилось тем, что горячая, липкая, горькая жидкость изверглась в мое горло и я чуть не задохнулась. Мама рыдала, я была почти без сознания, а Волонский, вращая глазами и злобно скалясь, кричал: