Танцующая с лошадьми

– Сара?

– Джон? – Она растерялась, поскольку ожидала услышать медсестру.

– Где ты, девочка?

Сара окаменела. Она не знала, что сказать. Одобрил бы Пап'a, если бы она выдала Джону, где находится? Или он хотел бы, чтобы она держала это в тайне? Когда она говорила правду, это оборачивалось против нее.

– Мне нужно поговорить с Пап'a. Соедините меня с ним, пожалуйста.

– Сара, ты должна мне сказать, где находишься. Тебя ищут.

– Нет. Я не хочу с вами разговаривать. Мне нужно поговорить с Пап'a.

– Сара…

– Джон, это важно. Очень важно. Пожалуйста, сделайте то, о чем я прошу. Пожалуйста, не усложняйте… – Она едва сдерживала слезы.

– Я не могу, милая.

– Нет, можете. Я с ним разговаривала позавчера. Если приложить трубку к его уху, он меня услышит.

– Сара, детка, твоего дедушки больше нет.

Она смотрела на стену. Кто-то включил в баре телевизор, и до нее доносился рокот и возбужденный голос футбольного комментатора.

– Где он?

Долгая пауза.

– Сара, детка, он скончался.

Ее охватил холод с головы до ног.

Она замотала головой.

– Нет, – сказала она.

– Детка, тебе нужно вернуться домой. Пора.

– Вы лжете.

У нее стучали зубы.

– Милая, мне очень жаль.

Сара бросила трубку. Ее трясло, захотелось присесть. Она медленно сползла по стене на линолеумный пол и села. Комната закружилась у нее перед глазами.

– Alors! [76]

Она не знала, сколько времени прошло. Смутно слышала, как женщина позвала мужа, и две пары рук поставили ее на ноги, вывели в зал и осторожно усадили на красную кожаную банкетку. Потом женщина поставила перед ней дымящуюся чашку горячего шоколада, положила в чашку несколько кубиков сахара и размешала.

76

Ну! (фр.)

– Regardez! – сказал какой-то посетитель. – Elle est si p^ale! [77]

Кто-то еще сказал что-то о шоке. Она слышала их будто издалека. Лица, сочувствующие улыбки. Кто-то снял с ее головы шапку для верховой езды, и ей стало стыдно за грязные волосы и грязь под ногтями. Не осталось ничего. Пап'a нет. И Бо тоже нет.

Женщина гладила ее руку, уговаривая выпить шоколада. Она вежливо сделала глоток, опасаясь, что ее может вырвать.

– Tu as perdu ton cheval? [78] – спросил кто-то.

77

Посмотрите! Какая она бледная! (фр.)

78

Ты потеряла свою лошадь? (фр.)

Ее мозг работал как-то странно, и ей не сразу удалось кивнуть.

– De quelle couleur est il? [79]

– Brun [80] , – с трудом выговорила Сара.

Она чувствовала себя невесомой, все звуки доходили будто издалека. Она подумала, что, если бы ее не держали за руки, она бы, наверное, поднялась в воздух и улетела. А почему нет? Не осталось никого, кто бы привязывал ее к земле, никого, кому было бы до нее дело. Некуда стремиться, некуда возвращаться. Бо, вероятно, лежал мертвый в канаве, как она, когда ее нашли. Парни могли угнать его за несколько миль. Его могли украсть, сбить машиной. Он мог потеряться в этой огромной стране навсегда. А Пап'a… Пап'a умер, когда ее не было рядом. Она никогда больше не увидит его рук, никогда не увидит его сильную старую спину, когда он орудует щетками, сжав от усилия зубы. Никогда больше он не будет сидеть перед телевизором и комментировать новости. Все потеряло смысл.

79

Какого она цвета? (фр.)

80

Коричневого (фр.).

Она увидела себя крошечной точкой, совершенно одинокой во вселенной. Ей было некуда и не к кому идти. Не было дома. Она осознала это так остро, что чуть не упала в обморок. Потом поняла, что на нее смотрят, и ей захотелось, чтобы все ушли. Мелькнула мысль, что она могла бы прилечь на банкетку и заснуть на сто лет.

Люди обеспокоенно шушукались. У нее слипались глаза, и женщина снова поднесла чашку к ее губам.

– C’est le secousse [81] , – сказал кто-то и поднял ей веки, чтобы проверить.

81

Это от потрясения (фр.).

– Я в порядке, – произнесла она, удивляясь, как можно сказать чистую правду, которая в то же самое время была ложью.

– Мадемуазель… – Перед ней стоял худой мужчина с сигаретой. – Le cheval est brun? – (Сара подняла голову.) – Il est de quelle taille? Comme ca? [82] – Он высоко поднял руку, до плеча. – (Она вдруг сосредоточилась и кивнула.) – Пойдем, пойдем, – позвал он. – Пойдем, пожалуйста.

Женщина помогла Саре встать, и она внезапно почувствовала к ней благодарность. Ноги не слушались. Они были слабыми, как ершики для чистки трубок, которые гнулись, если на них слегка нажать. Она зажмурилась. После полутьмы в баре утренний свет был слишком ярким. Женщина села на заднее сиденье, худой мужчина – на переднее. Они могли увезти ее куда угодно. Она делала все, что Пап'a запрещал ей делать. Но вдруг ей стало все безразлично. Потому что Пап'a больше нет. Она повторила эти слова про себя, но ничего не произошло. Я перестала чувствовать, подумала она.

82

Лошадь коричневая? Какого она роста? Такого? (фр.)

Через милю или две они свернули на ферму и поехали по дорожке, вдоль которой стояла заржавевшая сельскохозяйственная техника. Высились огромные скирды соломы, обернутые в блестящий черный пластик. Когда они выходили из машины, на них зашипел рассерженный гусь, и худой мужчина отогнал его.

Обогнув громадный сарай, она увидела его: он стоял в коровнике, седло и уздечка были аккуратно развешены на воротах.

– Бо! – позвала она, не веря своим глазам.

Боль в плече была забыта.

– Il est le v^otre? – спросил мужчина; как бы в ответ Бо заржал. – Le fermier l’a trouv'e ce matin, en haut par le verger. En tremblant comme une feuille, il a dit [83] .

Сара его не слышала. Она вырвалась от них и бросилась к нему. Перебралась через ворота, чуть не свалившись в сарай, обвила руками его шею, прижалась мокрым от слез лицом к его коже.

Кто бы мог подумать, что девочка может так плакать из-за лошади? – удивлялись они позже в bar tabac, после того как Сара была отправлена в путь, напоенная горячим шоколадом и накормленная багетом. Она проплакала полчаса кряду, пока бинтовала разбитые до крови колени Бо, гладила и шептала ласковые слова, отказываясь от него отходить. Чтобы девочка так переживала из-за лошади – это ненормально.

83

Это ваша? Фермер нашел ее на кромке поля сегодня утром. Он говорит, она дрожала как осиновый лист (фр.).

– Ох уж эти девочки! – сказала женщина из бара, обтирая тряпкой бутылки. – В этом возрасте они все обожают животных. Я сама была такая. – Она помолчала и кивнула в сторону мужа, который на миг оторвался от газеты. – Такой и осталась, – добавила она, фыркнув.

Посетители прыснули со смеха, а она ушла обратно на кухню.

Мак ждал, когда Наташа сядет в машину, потом включил зажигание. Все утро она почти с ним не разговаривала. Каждый раз, когда он пытался заговорить, когда хотел сказать что-то о произошедшем, она надевала маску, которую он про себя называл «маской жены», выражавшую сдерживаемое неодобрение и молчаливое осуждение. Он не знал, что подумать. Она хотела его вчера ночью, он не навязывался. Почему же она так ведет себя с ним сегодня, черт возьми?

Мак знал, что поступил правильно, но вчерашняя Наташа, пылающая страстью, не имела ничего общего с холодной, замкнутой женщиной, которая сидела рядом сегодня. Он проснулся, держа ее в объятиях. Его губы касались во сне ее затылка, и его охватила радость. Что-то еще возможно, что-то вскрылось между ними и вырвалось наружу. Может, не все потеряно. Дело было не только в сексе, хотя секс, честно говоря, его ошеломил. Словно она снимала с себя кожу слой за слоем, позволив только ему одному увидеть то, что так тщательно скрывала. Потом она снова плакала, на этот раз от облегчения. Он ее обнимал, шептал ласковые слова и чувствовал, что она его чем-то одарила. Удивительно, как они могли потерять столько времени друг без друга.