Танцующая с волками

– Ты меня слышишь?

Волк осторожно кивнул и опустился на задние лапы. Внутри трепетал едкий страх, напоминая, что второй он всё ещё там, внутри. Пусть Ульрих его и не слышал, но точно знал, зверь не будет спать долго.

– Нравится в шкуре? – ехидно протянул Иван, опустившись на корточки, чтобы быть лицом к лицу с оборотнем.

Ульрих отрицательно замотал головой, издав короткий рык.

– Тогда возвращайся. Закрой глаза. Слушай мой голос.

Он покорно следовал приказам, медленно погружаясь в транс. Кожу едва ощутимо покалывало, кости снова тянуло в стороны, связки выворачивало, возвращая первоначальный вид, однако это была не та боль, что он испытал при первом обращении. Сейчас тело стойко переносило трансформацию. Дышать становилось легче, напряжение последних дней медленно отпускало, и Ульрих откинулся на спину, наблюдая, как сквозь кривые прутья проплывают облака. Он снова владел собой, чувствовал, как по обнажённой груди скользит прохладный воздух, как рука поднимается вверх, рассекая пылинки. Улыбнувшись, парень провёл пальцами по лицу, ощупал нос, щёки и подбородок, не обращая внимания на то, как колет подушечки отросшая щетина. Возвращение человеческого облика вызвало немалое облегчение, однако в душе росла тревога.

– Долго валяться собрался? – Иван отворил клетку, хмуро поглядывая на радостного парня. – С тобой ещё дел непочатый край.

– Что со мной происходит? – просипел Ульрих, облизывая потрескавшиеся сухие губы.

– Борьба с самим собой, мальчик. Самая тяжёлая борьба.

* * *

Летние сумерки окутали лес долгожданной прохладой. Сверчки лениво стрекотали под окнами, вдалеке раздавался гомон лягушек, распевающих свои колыбельные. Царящее вокруг умиротворение так и навевало дремоту. Но сон – это последнее, о чём он мог сейчас думать.

На своём веку Иван повидал множество первых обращений и детей, и взрослых. Каждое проходило по-разному: у кого-то чуть легче, у кого-то тяжелее. Ульрих справлялся хуже всех. Ещё никогда Ивану не приходилось так долго возиться с новообращённым ликантом. Конечно, сказывался возраст и неумение приструнить внутреннего волка, но было что-то ещё.

Мужчина спустился с крыльца и прислушался. Излишняя предосторожность уже давно вошла у старого оборотня в привычку. Порой ему казалось, одной уверенности в том, что хижина находится в надёжном месте, недостаточно. Кто знает, в какой момент вездесущие охотники решат изменить привычный маршрут обхода и уйдут далеко за пределы нейтральной полосы.

Завернув за угол, Иван остановился у дровника и принялся набирать поленья. Оглядев оставшиеся ряды дров, он усмехнулся под нос. Стоит привлечь парня к пополнению запасов, физический труд ему не повредит, да и к зиме нужно подготовиться как следует. Неизвестно, как долго они здесь пробудут.

Ещё раз внимательно оглядев обступающие хижину со всех сторон деревья, он поспешил вернуться обратно в дом.

– Чего опять хмурый сидишь?

Иван сбросил свою ношу на пол, наблюдая за Ульрихом, который с самым несчастным видом пялился на потухший камин.

– Два месяца прошло, а я всё так же чувствую только гнев и ненависть. Каждую секунду боюсь самого себя, и это сводит с ума.

Диван скрипнул старыми пружинами, когда Ульрих поднялся с него, чтобы помочь разжечь огонь. Иван же задумчиво молчал, закидывая поленья в печь.

– Ты не принимаешь себя, свою суть, – внезапно пробасил он и с укором посмотрел на подопечного.

– Сложно принять того, кого долгие годы считал врагом, – поморщился тот. – Мне противна даже мысль, что из охотника я превратился в ликанта.

– Не превратился, а был им всегда, – поправил Иван.

– Это не меняет моего мнения, – отмахнулся Ульрих. – И уж точно не помогает справиться.

Крякнув, Иван поднялся на ноги, подошёл к стоящему в углу буфету и достал из нижнего ящика небольшой походный котелок.

– Ты должен научиться контролировать себя, – наставлял он, черпая воду из ведра ковшом. – Не давай волку внутри брать верх над человеческой стороной. Эти эмоции должны помогать в минуты опасности, а не править телом.

Он укрепил импровизированный чайник над огнём и вернулся к буфету, на этот раз потянувшись к верхним полкам.

– Не так уж это и легко, бороться с самим собой. – Ульрих тяжело вздохнул и выразительно уставился на ликанта. – А ты как справляешься?

Иван хмыкнул, развязал полотняный мешочек и принялся раскладывать душистые травы для чая по двум неказистым глиняным кружкам. Комнату наполнил пряный аромат, и Ульрих принюхался, подмечая, что в этом многообразии запахов он теперь с лёгкостью может определить каждый.

– Нашёл что сравнить, – покачал головой Иван. – Я обратился ещё ребенком. У меня было достаточно времени, чтобы усмирить зверя, но у тебя его нет.

– Мне теперь каждую ночь проводить в клетке? – Ульрих нервно дёрнул плечом и махнул рукой за окно на поляну, где в свете угасающего дня виднелась решётка из металлических прутьев. – Я не сплю уже несколько дней. Ведь он сразу пользуется моментом, чтобы завладеть телом. Как прикажешь справляться с этим? Не спать и дальше?

– Тебе нужен ориентир, кто-то, кем ты дорожишь и кому никогда бы не причинил боль, – задумчиво пробормотал Иван, глядя прямо перед собой. – Каждый раз, когда волчья сторона пытается управлять тобой, вспоминай, что у тебя есть тот, ради кого стоит бороться, не дай тьме поглотить себя.

Ульрих шумно выдохнул и сжал кулаки, чувствуя, как раздражение охватывает его до самых кончиков пальцев. Грудную клетку неприятно царапнуло, и он прошипел сквозь зубы:

– У меня есть такой человек, но ты не даёшь отправить ей письмо. Лив думает, что я мёртв, а я от этих мыслей выхожу из себя ещё больше!

– Наивный дурак, – усмехнулся Иван и поднял взгляд. – Думаешь, она примет тебя, узнав, кто ты? Или хочешь умереть от её руки?

– Лив никогда не предаст меня, – отрезал Ульрих.

– Все кого-то предают, мальчик. – Иван неторопливо прошёл к очагу и осторожно снял с огня котелок. – И тот, кого предали, потом очень удивляется, ведь вера была так крепка.

– Можешь говорить что угодно, я уверен в ней, – отмахнулся он. – Моё мнение ты не изменишь.

– Так же, как ты уверен в своём бывшем опекуне? – В голосе оборотня послышалась странная насмешка, и Ульрих нахмурился.

– И в Маркусе тоже, – уверенно кивнул он. – То, кем я вырос, – полностью его заслуга, не твоя.

– Я понимаю, что ты не знаешь всей правды и вряд ли готов её услышать сейчас, но это так, пища для размышлений. – Иван наполнил кипятком кружки и оставил настаиваться на столе. – Гильдия давно наплевала на договор, хотя ради него и разразилась та война.

В его движениях чувствовалось размеренное спокойствие. Иван разговаривал с Ульрихом, не отвлекаясь от дел, словно мимоходом повторял простые истины несмышлёному ребёнку. Парню невольно захотелось встряхнуть старого ликанта за шкирку, чтобы тот наконец заметил и выслушал его. Он чувствовал, как злоба начинает расшатывать хрупкий барьер, что с таким трудом удалось выстроить вокруг зверя, но тот даже не вырывается, а покорно ждёт, когда снова сможет оказаться на свободе.