Танцующие с тенью

• Эго — не персональный внутренний изъян. Это наша условная реакция на коллективную среду, в которой мы всегда жили. Это наследие непробудившегося мира. Но мир пробудившийся тоже кое-что нам завещал: работу, описанную в этой книге, и наши духовные практики. Архетипически мы в долгу перед прошлым, эго-коллективно оставаясь в его власти. Работа, о которой мы говорим в этой книге, выполняется не ради личного просветления, а ради всеобщего блага. Мы не отвергаем этот мир и не переплетаемся с ним. Мы свидетели — одновременно в нем и его. Как же это воплощается в нашей жизни?

• У невротического эго есть еще одна сторона: чувство собственной неполноценности, самоуничижительное, трусливое, чреватое низкой самооценкой. Главными характеристиками этого истощенного эго являются первые две буквы из обсуждавшейся выше аббревиатуры FACE: страх (Fear) и привязанность (Attachment). Две оставшиеся буквы — контроль (Сontrol) и чувство права (Entitlement) — в большей степени применимы к эго раздутому. Эти два эго являются противоположностями друг друга. Истощенное эго — это, по сути, тень тени.

КРЕАТИВНЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ ЭГО

Герой, чья привязанность к эго уже уничтожена, переступает границы мира и возвращается вновь, попадает в чрево дракона и выходит из него так же легко, как царь переступает порог покоев дворца. И в этом заключается его способность нести спасение; так как его переход и возвращение демонстрируют нам, что за всеми противоречиями феноменального мира остается Несотворенное и Нетленное и нам нечего бояться^[10]. Джозеф Кэмпбелл. Тысячеликий герой

Следует отметить, что у лица нашего невротического эго, как и у всего человеческого, имеется и положительная, творческая сторона. Мы находим ее, не портя и не стирая себя, а просто теряя это лицо. Вот как это происходит: страх (Fear), обозначенный в аббревиатуре буквой F, при соприкосновении с азартом и возбуждением, обратной стороной страха, превращается в признание нашей уязвимости. И мы обнаруживаем, что смело ведем себя при этом страхе, но не из-за него. Вторая буква (А, Attachment), то есть привязанность, становится узами, но не собственническими, а предполагающими верность и преданность. Буква C, обозначающая контроль (Control), может стать властью ради других, а не над ними. Буква E (Entitlement), заботясь о нас, по-прежнему провозглашает наши привилегии и отстаивает наши права, но теперь позволяет всему идти своим чередом.

Каждая черта лица эго может причинять боль. Первое место занимает страх, поскольку он является источником трех остальных и мог первым появиться в нашей жизни. Мы привязываемся к кому-то, потому что боимся утраты. Мы контролируем кого-то, потому что боимся страданий. Мы требуем прав и привилегий, потому что боимся таких обстоятельств существования, которые свидетельствуют, что жизнь не всегда бывает справедливой. Но есть сила более высокого порядка, чем эго напуганного ребенка, — зрелая сила в нас самих, способная реализовать программу изменений, такую, как описывает эта книга. Подобной высшей духовной силой является благодать, трансформирующая нас. А работа над отказом от эго — это в конечном счете разновидность духовной практики.

При этом для многих изменений достаточно заметить отрицательные привычки своего эго и начать уничтожать их. (Они отрицательные не потому, что мы плохие, а потому, что они не работают; они мешают нам отдавать любовь или получать ее.) Такая легкость — это указание на благодать, которая дополняет наши усилия по устранению препятствий, воздвигнутых собственным эго. В результате мы ничего не теряем, а, напротив, получаем чудесные, вдохновляющие и очень ценные дары. Образно говоря, мы теряем лицо, но обретаем сердце.

Далее описаны некоторые мягкие и здоровые изменения, которые происходят с каждой негативной чертой эго, когда мы отказываемся действовать по его плану и вести себя высокомерно и невротически.

Все в нас и во Вселенной движимо неуклонным стремлением к целостности. Любая односторонность, любой перекос в сознательной жизни компенсируется Самостью, этим вечно бдительным пастырем нашего заблудшего эго. Архетипическая энергия неустанно трудится над раскрытием потенциала нашего здорового эго (и нашего духовного потенциала). Мы же со своей стороны должны отменить, аннулировать автоматические реакции теневого эго, например тенденцию мстить другим, оправдывать себя и тому подобное. Бог, обязанный вознаграждать и наказывать, был бы создан по образу тени человеческого эго. (Обязательное вознаграждение противоречит идее свободы благодати. Обязательное наказание противоречит идее высшей божественной милости и человеческой трансформации.) Такой бог отвергает Нагорную проповедь; он — высшая сила эго, а не души и не Вселенной. Возмездие есть подпись эго и эго-бога, молвил Иегова. Глубоко в христианской психике может жить ощущение, будто христианину поручено воздать евреям за убийство Христа. Работа по отказу от эго заключается в отказе от закона талиона (око за око), который так глубоко в нас укоренился. Этот закон имеет давние исторические корни в суевериях. Например, в древности считалось, что пар, исходящий от крови убитого человека, преследует убийцу, словно призрак, всю оставшуюся жизнь, а затем еще и переходит к его потомкам. Эго очень хочется верить, что в конечном счете оно непременно отомстит обидчику. Не осознавая реального плана Вселенной, мы проецируем такой план. И тогда справедливость или карма становятся гарантом закона талиона.

Несправедливость ведет к обоснованному негодованию, попыткам исправить ситуацию и к скорби по утраченному. Скорбь страшит нас главным образом потому, что кажется нам эквивалентом бессилия. Ее альтернативу, месть, можно считать сопротивлением скорби, ведь она заменяет печаль возмездием. Это дает нам ощущение власти — ложное ощущение, поскольку это власть над другими людьми, а не та, которая ведет к устранению несправедливости или трансформации человеческих существ. Примером исторически узаконенной формы мести является смертная казнь. Ее оправдывают тем, что это инструмент сдерживания преступности. Наше израненное эго требует от государства гарантий, что мы можем поквитаться со злодеем и что благодаря этому нам не придется слишком остро горевать или ощущать себя во власти жизненных обстоятельств. Но стоит нам отказаться от эго, любовь получает в наших сердцах приоритет, и наказание уже не может нас удовлетворить. Мы хотим трансформации преступника, возмещения причиненного им ущерба нам или сообществу, а затем его искреннего, чистосердечного восстановления на благо всему человечеству. Сегодня есть замечательная организация, посвященная этой идее, — Families for Reconciliation («Семьи за примирение»). В нее входят люди, которые выступают против смертной казни преступников, несмотря на то что их родные и близкие были серьезно покалечены или даже убиты злоумышленниками.

Христианский рецепт отречения от насилия в отношении своего эго и отказа от возмездия содержится в Нагорной проповеди. Там мы находим довольно странные для большинства людей советы: подставить обидчику вторую щеку; благословлять тех, кто причиняет тебе боль; возлюбить тех, кто тебя ненавидит. Здесь речь идет о том, чтобы развернуть в обратную сторону каждую автоматическую реакцию своего эго. В левом столбце представленного выше списка перечислены именно такие агрессивные реакции. А в правой колонке содержится рецепт ненасилия и свободы от страха. С точки зрения рациональной логики требования ненасилия выглядят довольно экстремально. Их не понимают буквально, потому что это означало бы потерю лица, то есть отказ от эго. Ненасилие — это кратчайший путь к тому, чтобы отказаться от своего эго и впустить любовь. Если же, протестуя против несправедливости, мы не делаем это из любви к своему оппоненту, такой протест не будет подлинным.

Традиция ненасилия существовала всегда, даже в языческие времена. Древнегреческий драматург Аристофан в комедии «Лягушки» пишет: «С древних времен великий поэт Орфей даровал нам элевсинские мистерии и учил нас, что убивать неправильно». Пламя возмездия глубоко укоренено в нашем человеческом эго, но также глубоко заложена в нас и искра ненасилия.

Далай-лама говорит, что единственный путь к миру — это мир, а не война и не насилие. Цель ненасилия заключается в разрешении ситуации и примирении, а не в получении одной стороной преимуществ над другой. В конце Первой мировой войны папа Бенедикт XV писал союзным державам, умоляя их — безуспешно — не унижать немецкий народ: «Помните, что нации не умирают. Они раздражаются под наложенным на них игом, готовясь к новым боям и передавая скорбное наследие мести из поколения в поколение». Одна из главных задач работы с тенью в том, чтобы здравомыслие определялось не просто как рациональность, а как чувство справедливости и перманентное воздержание от насилия. Это самое важное и трудное в отказе от эго. Когда ветеран Вьетнама Джеймс Браун сказал: «Негодные вели нас, не желавших этого, делать никому не нужное для неблагодарных», он, конечно, имел в виду, что война безумна, что она не имеет ничего общего со здравомыслием. Но разве отказались бы мы голосовать за кандидата, который не верил в войну? Разве мы, будучи в принципе пацифистами, определенно не хотим, чтобы во времена кризисов нас защищала сильная армия? Ведем ли мы работу ради мира на постоянной основе? Согласитесь, подобные вопросы заставляют нас тщательнее присмотреться к своей приверженности идее ненасилия.

Эйнштейн сказал: «Наблюдай внимательно за природой, и ты будешь все понимать намного лучше». Поскольку природа считается наилучшим местом для поиска смысла и нашей личной истории, приведу показательный пример. Помните трусливого льва из «Волшебника страны Оз»? Так вот, исследование доктора Крейга Пакера из Университета Миннесоты позволяет предположить, что в прайде бывает два типа львов: одни смело «идут на вы» и, не колеблясь, вступают в драку с врагом или непрошеным гостем, а другие уклоняются от таких обязанностей, но при этом претендуют на плоды смелости своих сородичей и, что любопытно, получают их. И бесстрашные львы-охотники терпят этих нахлебников, никак не наказывая их и не исключая из прайда. У львов нет четкой иерархии, лидеры не командуют отстающими. Просто кто-то делает трудную работу, а кто-то нет, так уж получилось. Это явный пример отказа от эго ради кооперативного доминирования. Львы инстинктивно делают то, для достижения чего нам с вами нужно поработать.