Танцующий горностай
Шрифт:
Такое убийство особенно важно было расследовать, но пока ничего не клеилось. У экспертов работы было больше, чем достаточно, с таким случаем никто из них прежде не сталкивался. Ян подозревал, что, если он захочет их поторопить, его просто расфасуют по пробиркам, чтобы не мешал.
Поэтому пока приходилось работать с тем немногим, что было ему доступно. С сестрой Игоря Красовского, например. Ян сильно сомневался, что этой женщине может быть известно нечто важное. Сам Красовский, скорее всего, не знал, чем обладал, а уж Ирина, с которой он толком не общался, тем более. Но в этом деле приходилось продвигаться по миллиметру и наощупь, так что утром они с Александрой
Сестра по-прежнему казалась отстраненной – даже больше, чем вчера, что странно. Ян прекрасно видел, как сильно по ней ударила смерть отца. Догадывался даже, почему: эта потеря снова заставила ее вернуться в ту жуткую историю шестнадцатилетней давности. Однако постепенно Александра оправилась, вчера она была почти в порядке… А сегодня снова замкнулась в себе, словно обдумывая нечто бесконечно важное.
– Случилось что-то? – на всякий случай спросил Ян.
– А? – встрепенулась сестра. Она, все это время разглядывавшая золотой пейзаж за окном, будто только сейчас осознала, что она в Москве и наступила осень. – Я… Нет, все хорошо.
– Да уж, ты можешь претендовать на звание официального лица человека, у которого все хорошо.
– Не нуди, – отмахнулась Александра. – Уже и помолчать нельзя! Я о расследовании думаю, о чем же еще? Но толку от этого мало, потому и не болтаю.
Не о чем там пока было думать так напряженно. Казалось, что Александру тревожит нечто серьезное, почти пугает… Однако Ян решил, что так быть не может, это у него паранойя разыгралась. За ночь ничего не могло случиться – а если бы и случилось, Андрей бы предупредил его. Получается, дело и правда было в расследовании, да еще общем состоянии сестры.
Сам Ян не сумел бы толком описать, что почувствовал в день смерти отца. Как будто досаду… Это звучало глупо, даже эгоистично, и он не стал бы такое обсуждать, но сам-то знал прекрасно. Было ощущение, будто старик снова переиграл его. Взял и удрал, не признав вину, и что-то бесконечно важное так и осталось несказанным. Один упущенный разговор, один несостоявшийся телефонный звонок, который теперь навсегда останется в памяти раздражающей фальшивой нотой… Но Ян мог с этим справится, так что на него случившееся точно повлияло меньше, чем на Александру. Близнецы редко вот так расходились в отношении к реальности, поэтому он снова напомнил себе, что сестре нужно время, ничего больше.
Когда они добрались до больницы, Ирина Евсенко была более чем готова говорить. По-хорошему, она могла бы отправиться домой и явиться в кабинет Яна, как ей и полагалось. Но она сама попросила врачей оставить ее в больнице. Здесь ей проще всего было прятаться от людей, обвинявших ее в том, к чему она не имела никакого отношения.
– Игорь всегда был проблемой, – горько усмехнулась она. – Но я не думала, что он продолжит мотать мне нервы даже после смерти…
Они расположились в широком больничном коридоре, на поскрипывающих деревянных креслах. Ян даже не брался угадать, сколько лет этой мебели. Годик-другой, и сойдет за музейный экспонат.
– Когда у него началась вся эта история с накопительством? – мягко спросила Александра. Она, похоже, окончательно стряхнула с себя утреннюю задумчивость и сосредоточилась на деле.
– Да вот как по голове получил, так и появилось желание копить… Но тогда мы это не сразу заметили.
Родился Игорь Красовский вполне обычным – не дураком, не гением, внимания он к себе не привлекал. Но как раз в канун совершеннолетия ему не повезло ввязаться в нелепую драку, из тех, причины которых в полиции потом не может объяснить ни один из участников.
Кто-то что-то сказал то ли про девушку, то ли про мать собеседника – и понеслось… Вот только несерьезность ситуации порой не спасает от страшных последствий. Для того, чтобы перечеркнуть жизнь Игоря, хватило одного неудачного удара.Сначала он оказался в больнице с серьезным сотрясением мозга, потом вышел – но стал другим. Неразговорчивым, замкнутым, страдающим от мигреней. Уже неспособным к обучению – и забывающим то, что он знал раньше.
– Семья того парня, который его ударил, так извинялась перед нами, первые годы и деньгами помогали, – вспоминала Ирина. – Ну а толку-то? Понятно, что никто не хотел Игоря калечить. Если бы все сложилось иначе, они с этим парнем уже на следующий день пили бы вместе пиво и ржали над тупыми анекдотами! Вот почему нельзя отменить одну секунду? Всего лишь одну проклятую секунду?
– Не знаю, – вздохнула Александра. – Но многие мечтают об этом.
После нескольких лет обследований Игорь получил инвалидность и небольшую пенсию. Тогда не хотелось верить, что это определит всю его жизнь, но изменить ничего не получалось. Он наотрез отказывался учиться и заниматься хоть чем-то путным. Зато он начал потихоньку наполнять свою комнату найденным на помойке хламом, утверждая, что в таком окружении голова у него болит куда меньше.
– Он не приносил домой все подряд, – уточнила Ирина. – Бывают, знаете, такие вещи, которые люди не в мусорный бак бросают, а рядом складывают – вдруг кому понадобится? Игорь копался как раз в таких вещах, но, опять же, забирал не все. Только то, что ему понравилось. Поэтому наша бедная мама и надеялась, что он не так уж плох, одумается еще.
Постепенно даже «красивого мусора» скапливалось слишком много. Мать Игоря попробовала выбросить сомнительную коллекцию. Сын, молчаливый и хмурый, все вернул. Тогда мать отослала Ирину на дальнюю помойку, туда, где Игорь точно не нашел бы свои «сокровища». Он обиделся – и за пару месяцев натаскал нового хлама.
– Эта карусель пару лет длилась: мама выбрасывала, он приносил. Потом стало ясно, что так больше продолжаться не может. Папа зверел все больше… Это ведь мне он папа, Игорю – отчим, у него другой отец, который давно умер… Папа всегда считал Игоря обузой, просто маме об этом не говорил, любил ее очень. Но когда Игорь стал… таким, папино терпение окончательно лопнуло. Нам всем пришлось признать, что своими силами мы не справляемся.
Игоря отправили на принудительное лечение. Он вернулся из больницы спустя полгода – еще более замкнутым, но все так же рвущимся наполнять пространство вокруг себя избранным мусором. Конфликты в семье продолжились, Игоря вынудили отправиться на лечение уже добровольно.
– Но снова не помогло? – догадался Ян.
– Да и не могло помочь, думаю… Насколько я поняла, Игорю на этом лечении давали таблетки, и он становился сонным и безразличным ко всему. Вряд ли это могло исправить то, что с ним произошло. Но он здорово на нас обижался… Каждый раз, вернувшись, он разговаривал все меньше и вел себя все хуже.
– В смысле – хуже? – насторожилась Александра. – Переходил на агрессию?
– Нет, агрессии никакой от него никогда не было. Он протест по-другому выражал: больше мусора таскал, перестал мыться, не стирал одежду, такое вот. Он походил на бродягу… Да он и был бродягой, даже с пропиской. Понятное дело, папа психовал, мама очень нервничала… Думаю, это и свело ее в могилу раньше срока. Но я уехала еще до этого, вышла замуж, просто устала от скандалов…
– А он продолжил жить с родителями?