Танцы на снегу
Шрифт:
Так Кувырок стал членом русачьей колонии, где приобрел высокий авторитет как бывалый и бесстрашный путешественник. Зайцы советовались с ним по многим вопросам, и уважение, которое они к нему питали, все возрастало.
Шли дни, и Кувырок начал привыкать к жизни среди русаков. Он с интересом изучал их обычаи. Все русаки отличались суеверием и были помешаны на оберегах и приметах.
Они никогда не ели колокольчиков — считалось, что в колокольчиках обитают заячьи души, и поэтому увидеть колокольчик — к счастью. И потом, говорила Камнепятка, кому нужны две заячьи души в одном теле?
По раздвоенным веточкам вяза они гадали о будущем. Как далеко от дерева упала веточка, в какую сторону смотрит —
Опята, которые могут светиться в темноте — когда-то люди даже пользовались ими вместо фонарей, пробираясь темным лесом, — считались священным растением и вызывали трепет и благоговение. Зайцы собирались вокруг усыпанного опятами ствола и бормотали молитвы, прося себе удачи.
Русачья религия, если можно употребить это слово, чрезвычайно эгоистична. Русаки считают возможным молиться о ниспослании удачи, хотя прекрасно знают, что в природе существует равновесие и за их удачу кому-то, возможно, придется расплатиться очень крупной неудачей.
— Но кому-то же должно повезти! Так почему бы не мне?
Главной заячьей ценностью была «хорошая жизнь». Существовало четыре признака и условия хорошей жизни: многодетность, долголетие, здоровье и счастье. Кувырок узнал, что раньше условий было три, но «три такое некрасивое число, верно? Поэтому мы и добавили четвертое. Четыре — хорошее, четное, устойчивое число». Но вот какое из условий добавили для ровного счета, никто не помнил.
Каждый из четырех аспектов хорошей жизни имел свой символ. В давние времена, когда человек еще не научился обрабатывать землю и все вокруг имело дикий, первозданный вид, символами здоровья и счастья были солнце и луна. Теперь все изменилось.
Символом здоровья стал большой сарай на Главной ферме. Он был крепко сколочен, и крыша у него не протекала. У жилого дома крыша тоже была крепкая, но в остальном он не шел с сараем ни в какое сравнение. Из трубы на доме часто валил грязный дым, а его близорукие окна тупо и невыразительно пялились на распаханные поля. А у сарая никаких окон, от которых здоровью только вред, не было. Сарай был выше дома и шире в плечах, настоящий великан. Он не курил, не имел на своем стройном теле никаких безобразных выступов или углублений, и весь его могучий облик излучал здоровье. Зимой у него было сердце из сена, а летом он стоял пустой, но в любое время года прочно держался на земле всеми четырьмя углами.
Трактор, довольно урчащий почти целый день, олицетворял счастье. У трактора, как и у его помощника человека, всегда было хорошее настроение. Он занимался своими ежедневными делами из сезона в сезон, не капризничая и не унывая, бодро пыхтел, урчал и мурлыкал. Работа у него была интересная — проводить по полю прямые линии, — и он выполнял ее точно и аккуратно, так что любо-дорого было смотреть. Трактор был самым счастливым и довольным созданием на земле.
И сарай и трактор цвет имели красный, а форму прямоугольную. Русаки любили прямые линии и углы. Они ведь и жили на прямоугольных полях с ровными бороздами и изгородями.
Многодетность, как и в старые времена, символизировал колос — подходящей замены для него среди вещей, созданных людьми, не нашлось. А вот символом долгой жизни стал теперь не раскидистый дуб, а самая чудесная и почитаемая вещь из тех, что сотворил человек: ворота в изгороди. Эти ворота, сколоченные из пяти горизонтальных бревен, русаки считали самым замечательным и великолепным предметом в мире. Конечно же, люди не сами додумались до этой восхитительной красоты — идею ворот они получили в откровении, посланном из заячьего рая самим Громоногом. Великий заяц знал, что его потомки сами не могут делать вещей, поэтому он заставил людей делать вещи для них. Изысканная, безупречная красота ворот внушала благоговение и самим людям. Время от времени
они служили обряд Обновления — являлись к воротам с гвоздями, молотком, краской и смазочным маслом и совершали ритуальный стук и другие обрядовые действия. Воротам не грозила смерть, они не могли сгнить или высохнуть. Где же было взять лучший символ долгой жизни?Глава восемнадцатая
В углу Поггринова луга стоял столб с перекладиной, на котором висели тела животных и птиц, застреленных работниками фермы. Кроты, вороны, иногда горностаи, ласки и лисы болтались, прикрученные проволокой, гнили и разлагались, пока от них не оставалась только высохшая и задубевшая мумия, ничуть не похожая на их живой облик. Зайцев там, понятно, не было, как не было куропаток, кроликов и фазанов — их уносили домой, чтобы изжарить или запечь в пирог.
Этот столб таинственным образом притягивал к себе животных. Зрелище висящих мертвых тел одновременно и ужасало их, и манило. Многие даже специально приходили в лунные ночи к столбу, долго стояли перед ним, завороженные, глядели, как тела покачиваются на ветру, и пытались узнать в них тех, кого знали при жизни.
Висящие же на перекладине звери и птицы ни о чем не думали и не беспокоились, превратившись в игрушку ветра и обиталище червей, кишащих в их шкурах и потускневших перьях. Глаз они давно лишились и равнодушно обращали пустые глазницы к тем, кто приходил сюда и высматривал на шесте старых знакомых.
Соорудил эту виселицу егерь, но и тракторист время от времени вешал кого-нибудь, хотя сравниться с егерем в кровожадности не мог. Правда, ворон и грачей, он, кажется, ненавидел всерьез. Особенно часто он вешал казненных птиц зимой и осенью. Весной и летом ему было не до того. Поэтому то, что произошло, и удивило зайцев.
В разное время года на столбе висели разные звери. Летом преобладали кроты, зимой частыми гостями становились горностаи в белых зимних шубках. Один раз попался даже барсук. Это поразило и напугало всех, ведь барсук считался самым сильным и стойким зверем в окрестных лесах.
Но в любое время года, кто бы ни висел на столбе, вокруг него, повинуясь странному импульсу, собирались животные и подолгу рассматривали висящих.
Этот столб-виселица был хорошо виден с Букерова поля. У столба все и случилось.
Всю весну на Поггриновом лугу творились странные вещи. Неподалеку от столба стоял старый дуб, и зайцы не раз наблюдали, как в лунные ночи к нему приходили мужчина и женщина. Они тесно прижимались друг к другу и тихо-тихо при этом жужжали, как насекомые. Запах женщины, смешиваясь с запахом полевых цветов, плыл над лугом и доходил до собравшихся на пшеничном поле зайцев. Мужчина, высокий, с низким голосом, гладил темные волосы женщины и часто трогал ее губы своими. Проходило какое-то время, женщина начинала плакать, мужчина вздыхал, и они расходились в разные стороны.
Зайцы не вникали в причины человеческого поведения, они только отмечали для себя присутствие людей и мимолетно удивлялись, зачем им встречаться в темноте. Обычно люди не ходили на луг по ночам. Но, конечно, у зайцев было слишком много своих забот — ведь каждое утро и каждый вечер над ними нависала смерть, — чтобы серьезно задумываться о бессмысленных поступках неизвестных людей.
Однажды ночью, вскоре после того, как Кувырок присоединился к колонии, кто-то пришел и спрятался у пятибревенных ворот. У него было ружье, запах которого зайцы немедленно учуяли, но не особенно испугались. Во-первых, они узнали спрятавшегося — это был человек, связанный с символом счастья, тот, кто сидел внутри трактора, когда он ходил по полю. А во-вторых, трактористы всегда имели при себе ружье, но зайцев убивали редко, обычно им удавалось подстрелить фазана, куропатку или, чаще всего, кролика.