Танцы на снегу

В кроликов стрелять удобно — они сидят неподвижно и ждут неизвестно чего, а попасть в зайца труднее — заяц бежит, и притом очень быстро. Если тракторист и замечал зайца, то ему надо было оторваться от того, чем он был в этот момент занят, взять в руки ружье, прицелиться — заяц успевал за это время уйти далеко. Ружье двенадцатого калибра не отличается дальнобойностью, а если при этом цель бежит зигзагами, задача безмерно усложняется.

К тому же кролики, фазаны и куропатки не в пример вкуснее, чем жесткие, жилистые зайцы, которых надо несколько дней выдерживать, чтобы мясо стало мягче. На них и заряда тратить не стоило. Другое дело, конечно, специальная, организованная заячья травля.

Итак, трактористы с ружьями не слишком пугали зайцев, особенно по ночам.

Человек притаился за изгородью, посматривая в красивые пятибревенные ворота, заячий символ долголетия. Наконец в углу поля появилась парочка. Они жужжали дольше чем обычно, были взволнованы и долго-долго не касались друг друга губами. Женщина раньше обычного заплакала, но на этот раз они не расстались сразу после этого, а очень крепко обнялись.

Тут из-за изгороди выступил тот, кто спрятался, и распахнул ворота. Он пробежал через луг и предстал перед этими двоими, которые мгновенно отскочили друг от друга. Затем человек с ружьем и женщина обменялись серией громких лающих криков. Другой мужчина стоял тихо и неподвижно, а ружье смотрело ему в живот. Зайцы ничего не могли понять.

Женщина закричала изо всех сил и ударила человека с ружьем кулаком по лицу.

Зайцы увидели вспышку на конце дула и услышали гром. Сила удара отбросила того, другого, в ежевичные кусты. Он упал, и зайцы потеряли его из виду. Они выскочили из нор и забегали кругами, но потом снова улеглись. Их сердца испуганно бились.

Страшный, едкий запах выстрела разнесся по полю. Женский крик внезапно оборвался. Женщина издала странный стон и побежала по Поггринову лугу к воротам. Человек не погнался за ней, он стоял и возился с ружьем.

Она пробежала мимо заячьей колонии, никого из них не заметив, но попала ногой в одну из нор, выкопанных с помощью Кувырка. Ее башмак с высоким каблуком пролетел по воздуху, ударился в тотем и приземлился где-то рядом. Женщина вскочила на ноги и поспешила, прихрамывая, дальше. Она отчаянно всхлипывала. Человек с ружьем подбежал к воротам и прицелился. Еще одна вспышка огня, еще один удар грома.

И на этот раз несколько зайцев сорвались с мест и кинулись во мрак, но большинство сидело не шевелясь, испуганно выкатив глаза.

Женщина упала, распростершись у подножия тотема. Ее юбка накрыла голову, обнаженные ноги белели в темноте. Сладковатый запах человеческой крови ударил в ноздри. Зайцы сжались изо всех сил, им хотелось бы забраться под землю, глубоко-глубоко, и оставаться там, пока не кончится это странное человеческое действо.

Они слышали тяжелое дыхание человека с ружьем. Пахло потом и страхом. Раньше, когда человек стоял, затаившись, у ворот, от него пахло только гневом, но сейчас он был в ужасе и тоже не мог пошевелиться. Это продолжалось долго. Потом он стал всхлипывать, упал рядом с телом женщины, прижал к лицу край ее одежды. Он обнял ее голову руками, но снова выпустил, когда кровь попала ему на лицо.

Он отошел от тела, поднял с земли ружье и быстро скрылся в темноте.

Когда его не стало, зайцы вышли из нор, а те, кто убежал, вернулись. Они принюхались к женщине, морща носы от странного сочетания запахов — цветов и крови. Потом к трупу подошла ласка и распугала зайцев — они предпочитали держаться подальше от изящной маленькой хищницы. Когда она ушла, зайцы вернулись в норы и принялись обсуждать происшествие.

— Что, собственно, произошло? — начала Борзолапка.

— Никогда не видел, чтобы люди стреляли друг в друга, — отозвался Солнечный заяц, — но слышал, что такое изредка случается. Как вы думаете, он повесит их тела на перекладину?

Кувырок молчал. Он не знал, что сказать, и у него еще звенело в ушах от выстрелов. Он не так привык к этим звукам, как русаки. В этих местах то и дело кто-то стрелял — не в грачей, так в ворон, не в ворон, так в голубей или еще в кого-нибудь из вольных жителей равнины.

Это было в порядке вещей. А в горах выстрелы раздавались гораздо реже.

Лунная зайчиха, лежа поверх своей норки, произнесла:

— Брачные игры!

— Что? — удивился Стремглав. Он решил, что супруга отдает ему распоряжение.

Догоника подняла голову с лап.

— То, что мы видели, — это брачные игры. У людей парни не дерутся лапами и не танцуют, они дерутся ружьями. Человек с трактора и этот, другой, оба хотели выбрать эту женщину, вот и все.

— Нет, Лунная, — возразил Сильноног, — это только твои догадки. Как это может быть? Я хочу сказать, если бы они убивали друг друга из ружья в свой брачный сезон, человеческие трупы валялись бы повсюду. Но я их вижу в первый раз.

— Я только говорю, что это объяснение кажется мне правдоподобным. — На Догонику доводы Сильнонога явно подействовали.

Медуница сказала:

— А по-моему, это был какой-то ритуал — они действовали как-то… неестественно. Но если бы они делали это каждый брачный сезон… А кстати, когда у них брачный сезон?

— Весной, конечно, как у всех, — уверенно ответила Догоника.

— Не обязательно, — возразила Медуница, — лисы этим и в другое время занимаются.

— Лисы, — проворчала Лунная зайчиха, — звери нетипичные, чтоб им всем промочить лапы и схватить ревматизм.

— Люди тоже нетипичные! — ответила Медуница. С этим согласились все, и Лунной зайчихе пришлось прекратить спор.

— Во всяком случае, — заметил Стремглав, — эти двое — не браконьеры. У них ни ружей не было, ни силков, ни капканов.

— Может, они хотели захватить территорию? — предположила Борзолапка.

— Когда чужие люди являются на нашу территорию, в них не стреляют, — ответил Стремглав, — просто показывают ружье, и они сами уходят.

— Верно, — подтвердила Камнепятка.

И снова с этим согласилось большинство зайцев.

Так у них и не нашлось объяснения тому, что случилось. У Кувырка даже и предположений не было. Он знал одно: ничего хорошего в этом нет. Когда у людей случается что-то необычное, надо ждать последствий — и неизвестно, чем все обернется.

Полевые животные вообще-то уважали тракториста, хотя он время от времени и убивал кого-нибудь из них. Они считали его своим, потому что он выходил в поле в любую погоду. У него было грубое, словно высеченное из камня лицо с обветренной кожей, а глаза его заставляли вспомнить ветер, море и хмурое небо. Он был крепкий, сильный, привычный, и только последний его поступок — убийство двух человек — всех озадачил.

Звери и птицы привыкли видеть его с короткой трубкой, из которой он вдыхал дым от подожженной травы. У других людей не было таких трубок. К запаху дыма зайцы привыкли, и идущий от рыбокоптильни дымок тлеющих сучьев орешника действовал на них умиротворяюще.