Танцы на снегу
Шрифт:
— Да нет, я просто… Я думал…
Догоника не отличалась большим мягкосердечием, а благодарность считала лишним для правительницы чувством. А Стремглав был слишком ленив и слабоволен, чтобы спорить с ее решениями, особенно если они не имели прямого отношения к нему лично. Его девизом было: что супруга решила, то и хорошо.
Но тут выступила вперед годовалая зайчиха по имени Большеглазка и сказала, что с удовольствием разделит свой участок с Кувырком, если он не возражает.
— Луг у меня большой, места много, и мы друг другу не помешаем, — сказала она. — Думаю, Кувырку у меня понравится — там земля идет под уклон до самой речки. И почва хорошая. Конечно, не горный подзол, елки не растут и папоротники тоже, нет и торфяников, к которым привыкли
Кувырку не так уж важно было, какая там почва, но эрудиция Большеглазки внушила ему глубокое уважение. Эта зайчиха явно была из тех, что выбирают себе территорию с большим разбором и не довольствуются первым попавшимся участком. Он спросил, откуда у нее такие познания, и она объяснила, что ее научил разбираться в почвах один общительный крот — а для кротов эти сведения жизненно необходимы.
Большеглазка была довольно замкнутой и застенчивой, но милой молодой зайчихой. Ей принадлежали два поля, с севера граничившие с речкой. На одном росла белая горчица, а другое, непаханое — оно называлось Винследов луг, — поросло цветами и травами. Эти два поля разделялись канавой и живой изгородью. Вдоль канавы росло семь больших деревьев: могучий дуб, конский каштан, у которого ранней осенью вечно околачивалась орава человеческих детенышей, четыре вяза и ольха.
Вокруг дуба не росла трава и земля была очень плотно утоптана. Виновниками этого были все те же юные человечки, что осенью крутились у каштана, — все лето они кишели вокруг дуба, устраивали себе качели из веревочной петли, карабкались по веткам и устраивали там наблюдательные посты. Они стрекотали, как сороки, зайцев не замечали и не докучали им, а наблюдать за ними было забавно, особенно когда работники фермы замечали детей и гнали с поля, а те удирали вдоль берега.
Река изгибалась как раз у этих двух полей, обнимая их, словно ласковая рука. Она была широка — в этом месте зайцу не переплыть, — и в ясные дни по ее сверкающей поверхности сновали лодки, весельные и парусные.
Главным врагом, помимо Убоища, были лисы. Они подкрадывались по речному берегу, шныряли по лугу. На лугу, правда, они ходили только по своим тропам, проложенным много лет назад, а вот на поле, где росла горчица, все лето пышно цветущая желтыми, как маленькие солнца, цветами, лисы могли ходить как угодно. Поэтому Большеглазка предложила, чтобы они с Кувырком вырыли себе норки на лугу, где-нибудь в углу, чтобы лисы не могли к ним незаметно подкрасться.
На лугу жили две кроличьи семьи, а на горчичном поле кроликов не было. Кролики не беспокоили Большеглазку, и она с ними не общалась. Уровень воды в реке поднимался и опускался вместе с морскими приливами и отливами. В отлив по мелководью бродили серые цапли, а по берегам жили разные болотные птицы, кроншнепы, птицы-перевозчики и великое множество других. Барсуков поблизости не водилось, зато на берегу впадающего в реку ручья, как раз напротив небольшого одинокого дома, жила в норе выдра. Ястреб-перепелятник отсутствовал большую часть лета, но в остальное время часто можно было видеть, как он парит над полем, высматривая добычу. Конечно, Большеглазка или Кувырок были для него слишком велики.
Предложение зайчихи Кувырок принял немедленно и без раздумий, хотя ничего о ней не знал, кроме того что она родилась и выросла в этой колонии. Большеглазка была такой тихой и серьезной, что раньше он ее не замечал, и очень удивился, когда она вдруг пригласила его с собой. Она объяснила, что тоже не любит одиночества. Это звучало разумно и правдоподобно.
Прежде чем Кувырок дал окончательный ответ, Большеглазка заставила его пройтись по участку. Кувырок и не думал, что какое-то место в плоской стране может так ему понравиться. Особенно восхитили его ярко-синие васильки, которых ему раньше видеть не доводилось. Он спросил у Лунной зайчихи разрешения поселиться с Большеглазкой, и та, высокомерно шмыгнув носом, ответила, что возражений не имеет. Таким образом, дело
было решено, и в один прекрасный жаркий день, когда насекомые вовсю жужжали и стрекотали, а трава в канаве пожухла от недостатка влаги, заячья парочка явилась на луг и выбрала места для нор. Кувырок, более привычный к этой работе, вырыл обе норы, а Большеглазка смотрела, как он роет, и восхищалась его сноровкой, так что он был горд и доволен.Кувырку очень нравился этот луг — почти так же, как родной и далекий горный склон, поросший вереском. Тут росло великое множество всяческих растений.
Поначалу они с Большеглазкой слегка стеснялись друг друга, но постепенно отношения делались более непринужденными. Кувырок попросил ее рассказать побольше об обычаях русаков, чтобы он не попадал в неловкое положение. Нельзя было придумать ничего лучше, чтобы преодолеть ее застенчивость.
Большеглазка стала рассказывать о сигналах, которыми пользуются зайцы для передачи сообщений:
— Если оставить в борозде прямую веточку, значит, в той стороне, куда показывает более толстый конец, есть пища. А кривая веточка на гребне борозды значит, что здесь недавно был человек. Если поскрести по земле лапой, то здесь прошел маленький хищник, например ласка, а если царапина длинная — хищник был большой, лиса или барсук. А если царапина дугой, то это не сообщение — так заставляют безумных духов повернуть и уйти откуда пришли.
— Что еще за безумные духи?
— Такие духи странные. Их ветер носит. Они называются иддбиты. Они не могут уйти ни в Другой мир, ни в Ифурин, потому что никогда на самом деле не жили. Их судьба — блуждать по земле, летать на крыльях ветра. Они стараются пробраться живому зайцу в голову. Тогда он тоже сойдет с ума.
Кувырок сделал вид, что верит.
— Никогда про такое не слышал, — сказал он. — Мы, горные зайцы, знаем о злых духах — они живут в расщелинах скал и на торфяниках; но про безумных духов не знаем ничего.
— А здесь, на равнинах, их полно. Здесь все время над полями и болотами летает ветер. Если сделать лапой дугообразную царапину на земле, безумному духу придется повернуть по ходу этой царапины и, значит, уйти откуда пришел.
— А еще как от них можно избавиться? Я, например, заметил, что ты подобрала птичий череп и положила на край луга.
Большеглазка выпрямилась и сложила передние лапки.
— Я рада, Кувырок, что ты это заметил. Ты такой наблюдательный! Знаешь, почему я это сделала? В птичьих черепах почти всегда живут другие безумные духи, неподвижные, но зато очень болтливые. Они называются иддабы. Попробуй приложить ухо к птичьему черепу — услышишь шепот иддаба. Череп надо положить на границу своей территории. Тогда иддаб затеет разговор с любым иддбитом, который захочет войти, и в конце концов так его заговорит, что тот забудет, куда шел, и повернет обратно.
У Кувырка голова пошла кругом.
— Как интересно! Ладно, я буду подбирать все птичьи черепа, какие замечу, и отдавать тебе, а ты их положишь на границы нашей территории.
— Кроме той, что идет по берегу, потому что иддбиты все равно не могут перейти реку, так что с той стороны их можно не опасаться.
— Конечно, как это я не подумал!
Потом Большеглазка поведала о белых камешках. Если посчастливится найти такой камешек, надо держать его в норе — тогда не страшны собаки и лисы.
— Только их очень трудно найти, — добавила она.
Кувырок видел сотни таких камешков на морском берегу, где по ним бегали крабы, но промолчал.
— А если наполовину зарыть в землю листик плюща рядом с норой, где есть зайчата, это убережет их от хищников. А если веточку боярышника или терна закопать рядом с тропинкой, то люди не будут по ней ходить… Ну что, хватит для начала?
Кувырок согласился, что полученной информации ему на некоторое время хватит. Он вежливо благодарил свою новую соседку, а про себя думал: да сможет ли он когда-нибудь привыкнуть к этим суеверным созданиям? Снова, в сотый раз, ему захотелось домой.