Танцы с Арлекином

А потом приходит Он. Он каждый раз оживляет меня, Он кормит меня, водит в душ и моет, словно маленького. Я бы мог сделать это и сам, но почему-то понимаю, что я должен казаться Ему слабее и беззащитнее, чем есть на самом деле. Не знаю, почему… но Он меня пугает. Когда Он моет меня, то руки Его гладят моё тело, ласкают его, а мне всякий раз кажется, что из кончиков Его пальцев выскочат острые когти и Он разорвёт меня в клочья. Когда Он укладывает меня в постель, то Он всегда укрывает меня одеялом и целует в висок – ласково и нежно, а мне кажется, что Его язык – это длинный и тонкий раздвоенный язык змеи, и мне стоит больших трудов не дёрнуться и не закричать…

Он даёт мне лекарства и говорит, что скоро я буду здоров, и мы с Ним уедем далеко-далеко, в прекрасную солнечную страну, где небо всегда голубое, море синее, и песок на пляжах жёлтый. Я пытаюсь вспомнить, что такое «небо», «море», «песок» и «пляж», но у меня не получается – снова начинает болеть голова, и становится страшно. Но мне нельзя показывать Ему свой страх… Если Он поймёт, что я Его боюсь, он убьёт меня… Поэтому я улыбаюсь Ему и молчу. Он думает, что я не могу говорить, но на самом деле это не так. Просто с Ним мне говорить не хочется.

Я чувствую, что со мной что-то произошло. Что-то плохое, в результате чего я оказался Его пленником. И Он мне не друг, совсем не друг, хотя постоянно убеждает меня в обратном, а ещё Он говорит… говорит, что любит меня. Но я не верю ему… Вспомнить… Мне нужно вспомнить… Мне кажется, что голова у меня болит именно из-за тех таблеток, что мне даёт Он. Он не хочет, чтобы я вспомнил себя… Я уже думал, чтобы не принимать эти таблетки, но Он сам вкладывает мне их в рот. Однажды я закашлялся и выплюнул одну из них – даже не нарочно, и Он рассердился. Я помню, он тогда принёс кожаный плетёный ремень и привязал меня к кровати… а потом стал бить… Это было больно, я потерял сознание, а когда очнулся, то Он плакал и просил у меня прощения… Он говорил, что всё делает для моего блага, что я должен принимать таблетки для того, чтобы стать здоровым.

Я потом долго не мог встать… Наверное, он сильно меня побил.

А в последнее время он стал давать мне другие таблетки – они мелкие и не так быстро растворяются во рту. Я прячу их за щекой и делаю вид, что засыпаю. Он целует меня и уходит, а я осторожно выплёвываю таблетки и прячу их под матрас, чтобы утром осторожно выкинуть в унитаз. Он пока ничего не замечает, а голова болит уже меньше.

Я уже вспомнил несколько образов из прошлого. Моего прошлого. Солнце… Венеция… Арлекин…

========== Глава 17. Попытка совместить несовмещаемое ==========

Внимание! Пока не бечено!

Макс внимательно выслушал рассказ Ирины Валерьевны и поинтересовался:

– Вот вы сказали, что знали Алевтину Неволину… Она была вашей ученицей?

– Алечка? Нет, нет… Я довольно часто подрабатывала летом в детском загородном лагере – вела кружки – драматический, художественного слова. Знаете, платили там немного, но я могла взять в лагерь Сёму – как работник. Там хорошо кормили, он был под присмотром… Вот там, в лагере и я встретила в первый раз Алечку, тогда ещё Старостину… Такая красивая девочка, такая воспитанная… и не без искры Божией… Она у меня в постановках Джульетту играла, потом Любку Шевцову в «Молодой гвардии», Снежную Королеву в сказке для малышей… Я совершенно случайно узнала, что Алечка приёмная, но предпочитала держать это при себе…

– Приёмная? – удивился Макс.

– Да, - кивнула Ирина Валерьевна. – Её приёмный отец был совершенно дремучий деревенский человек – громила необразованный. Но Алечку любил, как родную дочь, тут ничего не скажешь – всегда так трогательно о ней заботился.

– А как вы узнали, что Алевтина – приёмная дочь?

– Совершенно случайно – ответила бывшая учительница. – В лагере были ещё и дополнительные занятия по интересам… Одним из них и был практикум по биологии для особо одарённых детей старших классов, они решали задачи по наследованию групп крови. Так вот, в одной из задач группы крови были, как у родителей Алевтины, а вот группа крови ребёнка получилась не такая, как у неё. Более того, такой группы крови не могло быть ни при каких обстоятельствах*. Учительница, которая вела практикум, быстренько что-то рассказала об атипическом наследовании групп крови, что бывают редчайшие исключения, и что Аля – одно из них… Дети поверили… А вот взрослым сразу стало понятно, что Аля – приёмная. Но, повторяю, это знание так при нас и осталось.

– Понятно, - вздохнул Макс, подумав, что возможно не все работники лагеря проявили подобную порядочность. – Кстати, а у вас фотографий с тех постановок не сохранилось? Интересно было бы посмотреть…

– Конечно-конечно, - кивнула Ирина Валерьевна и достала несколько старомодных альбомов, обитых красным и синим бархатом. Она быстро пролистала первый и второй и остановилась на третьем:

– Вот, всё сохранилось! Этот как раз фотографии с постановки «Молодой гвардии» и общая групповая фотография всех членов драматического кружка.

Макс глянул на фото… и оторопел. Нет, сами фотографии были весьма обычными, чёрно-белыми, даже не особо в фокусе, но видно было, что дети играют с большой самоотдачей и старанием. А вот групповая фотография кружковцев была цветной, крупной, явно сделанной для какого-нибудь отчётного стенда. В центре стояла сама Ирина Валерьевна, к ней с боков прижимались девочки, сзади выглядывали мальчишки, несколько мальчишек сидели на корточках впереди. Аля Старостина стояла рядом с Ириной Валерьевной. Красивая, смуглая, черноволосая девочка с яркими синими глазами и нежной бархатной кожей улыбалась, показывая ровные, безукоризненно белые зубки. Точно такой же улыбкой улыбался на своей последней фотографии пропавший Матвей Цимлянский.

***

Когда Андрей и Артём привели от всей души нагулявшегося Малого домой, Вадим уже чувствовал себя вполне здоровым и сидел у себя в кабинете, копаясь в документах фирмы, пересланных ему на почту. Андрей быстренько накормил Малого и отправил читать – назавтра нужно было подготовить отрывок на внеклассное чтение – а сам отправился в кабинет к Вадиму, заодно прихватив две кружки с какао.

Вадим на какао покосился подозрительно и поинтересовался, где сопутствующие жертвы и разрушения. Андрюха надулся и заявил, что он таким образом проявляет заботу о заболевшем родном человеке. Вадим в ответ улыбнулся, поблагодарил и поинтересовался, во сколько ему завтра нужно прийти в гимназию.

Андрюха вздохнул и спросил, точно ли Вадим выздоровел или лучше всё-таки поговорить позже. На это заявление Вадим слегка встревожился и быстро ответил, что практически здоров и готов выслушать Андрея.

Андрей вздохнул ещё раз и вытащил из кармана джинсов многострадальный листок, найденный Данькой.

– Вот, - сказал он. – К нам в гимназию журналистка приходила. Зовут Кира Мартова. Приходила, статью, типа, про одарённых детей писать. Но на самом деле ей совсем другое нужно… Вот, это она потеряла, а Данька нашёл. Ты прочитай, только не волнуйся, ладно?

И Вадим прочитал. Лицо его, по мере прочтения, приобретало такое выражение, словно он держит в руках мерзкий воняющий крысиный трупик. Дочитав до конца, Вадим отложил листок и брезгливо фыркнул:

– Вот дрянь! Мало Максу сейчас волнений, так ещё и эта… журналистка из какой-то дыры вылезла…

– Вадик, - сказал Андрей, - это ещё не всё… Она, похоже, хочет с Малым пообщаться. Мы когда сегодня были на детской площадке, её тоже видели.

Вадим отчётливо скрипнул зубами: