Танцы с Арлекином
Шрифт:
– Возможно, - кивнул Рикардо. – А возможно, ему что-то помешало устранить девочку.
– Или детей, - пробормотал Макс. – У вашего сына была ведь не одна дочь?
– Две, - кивнул Рикардо. – И сын. Но это всё, что мне удалось установить. Уцелели ли они в аварии, и, если уцелели – где оказались после… Этого я так и не узнал. Я и Лючию нашёл случайно. А сейчас думаю – мне не стоило сдаваться. Нужно было искать дальше.
– А что мешает продолжить поиски сейчас, Рикардо? – неожиданно вмешался Цимлянский. – У меня есть деньги. Есть кое-какие связи. Отправной точкой поисков может послужить авария. И если родные моей покойной жены и вправду живы…
– А Маттео? –
Макс задумчиво посмотрел на обоих мужчин. Он прекрасно понимал, что похититель Матвея – опасный маньяк и что позволять им копать в этом направлении нельзя. Пусть лучше займутся внуками Рикардо – это безопаснее. И Макс сказал:
– Поиски Матвея и поиски его похитителя – это моё дело. В следственные действия вы вмешиваться не можете. Однако разобраться с тем, что случилось с детьми Джаннино Гольдони, действительно стоит. Но вы должны быть очень осторожны, понимаете?
Цимлянский кивнул и тут же добавил:
– Но если вам что-то понадобится, Максим… Вы ведь дадите нам знать?
– Непременно, - кивнул Макс.
***
Следующим по списку Макса было посещение матери ныне покойного гражданина Сухорукова Семёна Петровича, он же Клешня. Проживала вышеозначенная гражданка в самой обычной блочной пятиэтажке, и, чтобы найти её, Максу пришлось изрядно поблуждать. Новые районы Соседнего Города делились на так называемые «микрорайоны», где дома напоминали коробку кубиков, брошенных шаловливым дитятей, да так и не собранных. Никакого подобия улиц внутри микрорайонов не было, а номера дома получали не иначе, как по знамению свыше, поскольку рядом с домом номер три мог оказаться дом номер шестнадцать, а за ним – так и вообще – пятьдесят один. Так что в сложном расположении домов чётко разбирались только аборигены, один из которых - синюшного вида мужичок, толкавшийся у пивного ларька, и провёл Макса вглубь шедевра советской архитектурной мысли к искомому дому двадцать четыре за скромную мзду в виде полтинника.
Мать Сухорукова, Ирина Валерьевна, оказалась худощавой высокой женщиной с полностью седыми волосами и упрямо сжатым маленьким ртом. Одета она была не в халат и не в спортивный костюм, а в тёмно-синее домашнее платье с небольшим белым воротничком, и держалась неестественно прямо, хоть и передвигалась по квартире, опираясь на трость. Максу и трёх секунд не понадобилось, чтобы вычислить профессию женщины – фотографии многочисленных выпускных классов на стенах слишком явно говорили о том, что квартира принадлежит бывшей учительнице.
Макс вежливо представился, показал удостоверение и сказал, что пришёл сюда по весьма печальному поводу.
– Я в курсе, - отрезала Ирина Валерьевна, - мне уже сообщили о смерти Семёна. Правда, не сообщили, когда выдадут тело. А мне предстоит хлопотать о пристойных похоронах.
– Думаю, - сказал Макс, - что с похоронами не будет проблем. Ваш сын, насколько мне известно, отнюдь не бедствовал.
– Это так, - величественно кивнула головой старуха. – Кстати, кому должно отойти его имущество?
– Наследники первой очереди – родители и дети, - ответил Макс. – И супруга, если таковая имелась.
– Не имелась, - отрезала старуха. – Значит, никто из его блядей претендовать на имущество не может. Не удивляйтесь, господин полицейский, что я так резка. Мой сын был дрянью. Законченной дрянью, и в этом немалая доля моей вины. Кстати, вы не ответили – когда же всё-таки я смогу получить тело?
– Пока не можете, - ответил Макс. – Экспертиза…
расследование… Но я прослежу, чтобы вас известили сразу же.– Хорошо, - кивнула старуха.
– Простите, Ирина Валерьевна, я могу задать вам несколько вопросов о сыне?
– Задавайте, господин полицейский… - величественно отозвалась старуха.
– Меня зовут Максим, - улыбнулся Макс глазами, пытаясь установить контакт, но в это время из соседней комнаты донёсся крик:
– Бабуля! Я проснулась!
И тут же дверь распахнулась, и в комнату вбежала девушка… девочка… Во всяком случае, тело девочки было вполне взрослым, а вот лицо… Немного плоское, с характерным разрезом глаз, полными губами и чуть торчащими вперёд передними зубами. Девушка явно страдала болезнью Дауна.
– Здравствуйте!
– тут же затараторила она. – Извините. Я не знала, что у бабули гости. Вы от папы? А у меня есть котёнок. Хотите, покажу?
– Конечно, - улыбнулся Макс, - только я не от папы. У меня дела с твоей бабушкой. Кстати, меня зовут Макс. А тебя?
– Сухорукова Екатерина, - ответила девушка-девочка и протянула руку. Макс пожал её и сказал:
– Ну, вот и познакомились.
– Катерина, - тут же отмерла Сухорукова-старшая, - у нас деловой разговор. Будь добра, сходи на кухню, приготовь кофе и бутерброды. Себе завари чай. Можешь себе взять две конфеты и пряник. Поняла?
– Да, бабуля, - радостно кинула Катя и помчалась на кухню, радостно топоча, словно молодой слонёнок. Как только она скрылась с глаз, Ирина Валерьевна сказала:
– Катя хорошо делает кофе и бутерброды. А вот в сладком её приходится ограничивать, сами понимаете. Любит очень, если посадить её перед блюдом с конфетами – съест всё, просто не сможет остановиться. Но она послушная и обучаемая, только вот, увы, жить самостоятельно вряд ли сможет. Я так переживала за неё, ведь случись что со мной, Катюше грозит казённый интернат. А каковы там условия содержания… Думаю, что вам рассказывать не надо. Но теперь Сёма умер, и я смогу найти для Катюши достойное заведение, в котором ей будет хорошо… Теперь я спокойна…
– Я понял, - кивнул Макс. – Это дочь вашего сына?
– Да, - грустно кивнула женщина. – Когда Катенька родилась, Семён был в бешенстве. Моментально подал на развод, жену выгнал из дома, в чём была… Я их приняла, так он так взбесился,что со мной после этого даже не общался. Деньгами Катюше не помогал, хотя, сами видите, в деньгах мы нуждаемся постоянно. Катюша милая, ласковая, вполне обучаемая, только вот, увы, её умственное развитие навсегда останется развитием десятилетнего ребёнка. И я рада, что теперь я смогу обеспечить Катеньке достойную жизнь… Бедная Ниночка, ей было так тяжело, когда Семён их выгнал. Она работала, жилы из себя тянула, а через несколько лет слегла… и больше не поднялась. Рак. Бывает такой, с ураганным развитием. Я тогда Семёна просила помочь, а он выругался матерно… и трубку бросил. Так что сын мой – дрянь, можете меня за такие слова осудить…
– Я не судья и не прокурор, - отрезал Макс. – А девочка – хорошая, настоящее солнышко.
– А как она вышивает! – всплеснула руками Ирина Валерьевна. – Такая красота! Хотите, покажу?
– Немного позже, хорошо? – спросил Макс. – Мне всё-таки хотелось бы поговорить о Семёне. Точнее, о том времени, когда он был членом местной ОПГ. Вы что-нибудь можете сказать по этому поводу?
– Думаете, отомстил ему кто-то? – прозорливо спросила старуха. – А что, вполне возможно… Он ведь ради денег на всё был готов, да и разговоры о кое-каких его делишках до меня доходили.