Тандем. Неестественный обзор

– Откуда вы знаете про Специальную секцию?
– настороженно спросил Коэн, подавив неконтролируемое движение поднести руку к груди дотронуться до висящего там на прочной титановой цепочке изящного, декорированного под золото, кулона.

– Здесь все просто. Уже двадцать лет Специальная секция представляет собой некий носитель, с вмонтированной картой памяти, на которой сохранены все особо секретные "президентские" проекты и программы, причем по мере развития технологий каждые несколько лет размер этой карты уменьшается, а объем памяти возрастает. Каждый президент выбирает свой способ хранения носителя. Фостер и Алверо носили ее в перстне, а Лэйсон, будучи женщиной, выбрала кулон. О том, в каком виде Лэйсон хранит на себе Специальную секцию, знали максимум два человека. Один из них я, другой ты. Даже Локарт, при всей его значимости и влиянии в стране только догадывался о ее существовании. После мятежа адмирала Брэдока, и после того, как один индус, работавший на объекте, по проекту из Специальной секции, разнес по Америке смертельный вирус, Лэйсон была очень осторожна и всегда носила кулон на себе. Так вот, когда на президенте после ее смерти кулона с носителем не оказалось, и никто не знал, куда он пропал, вывод напрашивался один - его, мягко выражаясь, изъял мистер Коэн.

– Но почему, вы не забрали носитель у меня. Я уверен, с момента смерти Лэйсон до моего отъезда из Штатов у вас был десяток случаев, когда вы могли это сделать. Тем более вы наверняка знали, что я ношу его на себе.

– А зачем?
– изобразив на лице невинную улыбку, развел руками Кроуфорд.
– Ты ответственный государственный муж, патриот Америки и вполне разумный, вменяемый человек. У тебя за пределами США носитель был в большей безопасности, чем внутри страны.

– Да какой я патриот! Бросил все, сбежал, как последний никчемный испуганный офисный хомячок, - раздраженно махнул рукой Коэн.
– Вы сильно рисковали, Рэй, я ведь мог просто раствориться в миллионах американских беженцев, разбросанных по всему миру, попасть в кораблекрушение, умереть от холода и голода зимой. И все! Специальная секция пропала бы вместе со мной.

– Риск действительно был, но я посчитал его вполне оправданным. Ведь одному Богу известно, что мог бы сделать Локарт в компании с Хастером, попади Специальная секция к ним. Ты же видел, что они натворили в Киртлэнд и дальше в Киеве. Но об этом немного позже, тем более, что у меня была кое-какая страховка. О ней я тоже потом расскажу. Сейчас, для того, чтобы мы продолжили разговор, ты должен ответить на вопрос. Готов ли ты снова включиться в игру или предпочитаешь тихую спокойную, пусть и раннюю пенсию, которую ты, несомненно, заслужил?

– Черт возьми, Рэй, как я могу ответить, если я даже базовых вводных не знаю.

– Хорошо. Я дам тебе одну вводную, - не отпуская глаз собеседника, сказал экс вице-президент.
– Мы хотим, чтобы ты стал новым президентом США. Чтобы ты управлял страной сейчас, когда она судорожно пытается найти свое новое место в мире.

– Твою мать!
– обреченно выдохнул Коэн.
– Как такое возможно? А как же Уолберг? А Локарт? У него армия, а, значит, у него сосредоточена вся власть. И кто такие мы? У вас, что уже подготовлена политическая база в США? И кто будет финансировать все сейчас, когда денег нет вообще? А, если я не готов?

– Слишком много вопросов, Патрик, - Кроуфорд сел, откинулся на спинку мягкого кресла и спокойно улыбнулся.
– Я тебе просто обрисовал масштаб игры. Если тебе он по плечу, и ты чувствуешь силы и желание управлять, пусть разрушенной и доведенной до отчаяния, но все еще великой нацией, тогда мы продолжим разговор. Но, когда мы закончим, выйти из игры ты уже не сможешь. Поэтому, решай сейчас. А насчет готов - не готов, не беспокойся. У тебя будет поддержка, уровень, которой ты себе даже представить не можешь.

– У меня есть время подумать?

– Время?
– удивленно переспросил экс вице-президент.
– Послушай, я одолжил у австралийских друзей этот замечательный фрегат, почти неделю промучился в тесной, пусть и лучшей, на этом судне каюте, страдая от приступов клаустрофобии и морской болезни. Все для того, чтобы поговорить с тобой, сделать тебе предложение, к которому я готовил тебя десяток лет... И ты хочешь время, чтобы подумать! Патрик Коэн, глава Министерства национальной безопасности США, спрашивает меня, есть ли у него время. Да у тебя, чтобы подумать была вся жизнь! Неужели ты не мечтал о том, что когда-нибудь поборешься за президентское кресло, за возможность стать лидером Америки? Если нет, то я потратил свое время зря.

– А какой реакции вы ожидали? Я уже почти четыре года не при делах, а тут ко мне заявляется покойник и предлагает стать президентом США? Вам, что, эта ситуация кажется нормальной?

– А тебе, кажется нормальным то, что произошло за последние четыре года?

– чуть повысил голос Кроуфорд.
– Гибель Америки - это нормально? Наш отказ от ядерного арсенала, который мы создавали десятилетия - это нормально? Крах мировой валютной системы - это нормально? Россия и Китай стали новыми мировыми лидерами - это нормально? Полномочия ООН перехлестывают через край - это нормально?
– видя, как Коэн в красноречивом жесте, говорящем, что у него нет ответа, развел руками, экс вице-президент продолжил: - Хочешь ответ? Да, это нормально! Хочешь знать почему, оставайся и слушай. Нет, выкладывай кулон с носителем на стол и - свободен.

Пытаясь побороть нарастающую внутреннюю дрожь, вызванную зашкаливающим напряжением, Коэн посмотрел в глаза собеседнику. Взгляд Кроуфорда, как всегда был спокоен, в нем не было ни гнева, ни раздражения, а только какая-то непоколебимая решимость и сознание собственной правоты, почти граничащее с верой. Он помнил этот взгляд, и понимал, что настал момент принятия решения, способного, как это уже было много раз в его карьере, кардинально изменить всю жизнь.

– Хорошо, Рэй, - он сделал небольшую паузу.
– Я верю вам. Я снова в игре. Но...

– Спасибо, Патрик, - перебил его экс вице-президент.
– Ты снял с меня серьезную головную боль, хотя я и не ожидал от тебя другого ответа, ведь именно к этому я готовил тебя все эти долгие годы. Надеюсь, ты понимаешь, что с этого момента из игры есть только один выход и он никак не подразумевает жизнь вне ее. Информацией, которую ты сейчас узнаешь, во всем мире владеют единицы.

– Я понимаю. Я готов, - уверенно кивнул Коэн, предчувствуя, что он ввязывается в нечто большее, чем планы на президентский пост.

– Ну что ж, тогда приготовься слушать.
– Кроуфорд поднялся с кресла и подошел к небольшому шкафчику у длинной узкой барной стойки, идущей вдоль стены.
– Здесь запрещен алкоголь, но капитан фрегата любезнейший человек, сделал для меня небольшое исключение, - он вернулся и поставил на стол бутылку односолодового шотландского виски перевязанную по горлышку пурпурной лентой, скрепленной сургучной печатью.
– Помнишь эту бутылку? Макаллан 1950 года. Ты мне подарил ее на юбилей в тот день, когда наш туристический челнок врезался в корейскую орбитальную станцию. В тот день началась новая история человечества. Я хочу, чтобы ты это себе очень четко представлял.

– Помню. Это был запоздалый подарок на ваше восьмидесятилетие, - кивнул Коэн, глядя как, его собеседник разливает драгоценный напиток в широкие стаканы со льдом.
– И про новую историю вы совершенно правы.

– Разговор у нас будет длинный. Перед ним не мешает промочить горло, - Кроуфорд поднял в приветственном жесте свой стакан и сделал небольшой глоток.
– М-м... Мне кажется за эти пять лет вкус стал еще богаче, или я просто долго не откупоривал эту бутылку. Знаешь, когда мы сидели на террасе моего дома и любовались спокойной гладью озера Мичиган, пробуя этот шедевр, уже тогда у меня было чувство, что нам придется вести этот разговор. Я не мог предположить при каких обстоятельствах, но предчувствовал, что он состоится в мире, который радикально изменился. Хочешь узнать, почему я считаю то, что происходит сейчас вполне нормальным?
– спросил он и, увидев, что Коэн задумчиво смотрит в свой стакан, продолжил: - Вся история человечества, это история войн, смертей и крови. История разобщения и раздора, когда одни страны пытались истребить, поработить или просто контролировать другие. Империи создавались, развивались, приходили в упадок. На их месте возникали новые империи, и цикл повторялся, неизбежно толкая человечество вперед по пути социального, а главное, технологического прогресса. И это, несмотря на всю жестокость процесса, вполне нормально. Определенный уровень агрессии, регулируемый гормонами, заложен в нас генетически. И все бы хорошо, но с развитием технологий конфликты становились все боле кровавыми. Во время наполеоновских войн начала девятнадцатого века погибло три с половиной миллиона человек, во время Первой мировой в Европе семь, Вторая мировая война унесла сто десять миллионов жизней. Ты никогда не задумывался о том, чего бы стоила третья мировая война, на пике накопления ядерных вооружений во время противостояния СССР и США. Она бы унесла ВСЕ жизни на планете. Понимаешь -ВСЕ. Человеческая цивилизация бы просто перестала существовать. Поэтому третьей мировой войны и не произошло.