Танец ангела
Шрифт:
Незаметно подслеповатая, старая Адель стала ей ближе матери. Она обучила ее нескольким европейским языкам. У них правилом было резко переходить с немецкого на итальянский, с французского на английский. В семнадцать лет Маргарита Георгиевна уже разговаривала на этих языках довольно бегло.
– Маргарита,- говорила Адель на французском,- вчера вы взяли с моего стола "Тэвистокские лекции" доктора Карла
– Я не думаю, что этот эпитет относится к Валентину Каверину,- отвечала ей Маргарита.
– Вы хорошо понимаете, что великим я назвала не романиста, а ученого.
– Моя дорогая, Адель,- переходила Маргарита на английский язык.- Мне невыразимо скучно. Мать говорит о том, что мне следует подумать над дальнейшим обучением. Но я чувствую, что ей безразлична моя судьба. Вы можете дать мне совет?
– Я думаю, что пришло время подумать об удачной партии, нежели об учебе. Поверьте мне, умной женщине не нужно заканчивать университет для того, чтобы утвердиться в жизни. Подумайте о замужестве, Маргарита.
– Кого же вы прочите в мужья?
– Я знакома с госпожой Сметаниной. Она следит за порядком в доме Николая Борисовича Подъяловского. Он одинок, состоятелен и воспитан. Лучшей партии вам не найти.
– Вы шутите, Адель? Он годится мне в отцы.
– У вас уже был отец, дорогая моя,- в ответ на это замечание усмехнулась Адель Каземировна.- Маргарита, вы в поисках мужа... Что ж, я поговорю с Александрой Александровной.
– Вы намерены убедить меня в том, что лучшее средство от скуки это замужество?
– Удачное замужество, Маргарита,- поправила ее Адель Каземировна, начиная говорить на итальянском.- Когда-то девушки понимали это очень хорошо. Если бы вы могли представить себе сияние прошлого, Маргарита... То, что окружает нас – безвкусная пародия на Россию.
– Как это грустно, Адель.
– Россия в любом случае была обречена. Не имеет значение, что сожрало душу империи: капитализм, социализм. Это только слова, Маргарита. А мы видим то, что мы видим.
– Мне кажется, папа говорил что-то подобное.
– Маргарита, ваш отец был из тех, кто мог говорить о России без кривляний.
Жаль, что вы не верите в Бога. А Россия без этой веры все, что угодно, но только не Россия.– Адель, мы как осколки той блестящей поры.
– Нет, Маргарита, мы всего лишь осколки разлетевшиеся от чудовищного взрыва, оглушенные, с разодранными душами...
– Я хочу, чтобы ты спела мне, няня,- улыбнулась Маргарита, заговаривая с собеседницей уже по-русски.
Они перешли в гостиную. Адель открыла лакированную крышку старого пианино, и ее пальцы порхнули над клавишами:
Белой акации гроздья душистые
Вновь аромата полны,
Вновь разливается песнь соловьиная
В тихом сиянии чудной луны!..
Маргарита Георгиевна запомнила тот вечер, когда Николай Борисович решился все же и пришел в ее дом на ужин. И вновь Адель пела этот романс:
... Помнишь ли лето: под белой акацией.
Слушали песнь соловья?..
Тихо шептала мне чудная, светлая:
"Милый, поверь мне!.. Навек я твоя".
Годы давно прошли, страсти остыли.
Молодость жизни прошла.
Белой акации запаха нежного,
Не забыть мне уже никогда...***
– Я просто обязан пригласить вас,- Николай Борисович улыбнулся ей и вышел из-за стола. Он был высоким, сильным человеком и больше походил на спортсмена, чем на именитого ученого.- Этот романс, как отголосок былого. Мой отец, царство ему небесное, был офицером. Вы понимаете, Рита, на плацах они обязаны были петь "Сопки Манчжурии", но в своем кругу пели то, что было дорого сердцу. Есть ли у вас то, что дорого сердцу?
– Да,- кивнула Маргарита.- Память об отце, дружба с вами. Ведь мы будем дружить, Николай Борисович?.. Разве этого мало?..
– Рита,- немного смущенно заговорил Подъяловский.- Я вижу вас умную и интересную девушку. Настоящую красавицу...
– У вас есть друзья, Николай Борисович?- Она уже догадалась, что он хочет сказать.
– Скорей товарищи по работе, коллеги. Почему вы спрашиваете об этом, Рита?
– Потому вы до сих пор не женаты, Николай.
– Я не видел в этом смысла,- ответил он.- Был постоянно занят... Не думал об этом... Нет, я просто не встретил вас...