Танец дождя

Позже поостыли оба, разобрались спокойно, и вышло по Сергею: военные связисты оказались ни при чем. Ошибка разработчиков: не тот предохранитель поставили. Напряжение прыгнуло, и вместо него сгорел полупроводник. Отсюда и сбой. Лейтенант доложил по команде, на завод написал, перед Деркачем публично извинился и ходатайствовал о возвращении звания.

После того случая Сергей взял себя в руки, хотя худо ему было по-прежнему. Острота потери болью распирала грудь, словно туда каким-то образом попал и ворочался от воспоминаний клубок колючей проволоки.

Вера вышла замуж, родила сына и вместе с мужем, получившим распределение в их совхоз, жила в деревне. Вернуться туда и видеть её изо дня в день было бы для него запредельной мукой. Старшая его сестра, то ли понимая это, то ли из своих каких-то соображений, забрала мать к себе в город, а дом в деревне продала. Сергей ей свое согласие на это отписал и даже облегчение какое-то почувствовал.

Вот и выходило, что оставалось ему или завербоваться после службы по путевке на какую-нибудь большую стройку, или писать рапорт на сверхсрочную – не к сестре же ехать, в её полную народа квартирку. Вот тут как раз и подвернулась Надя. К тому времени Сергею вернули звание, а из столичного журнала фотокорреспондент приехал – снимать армейские будни, – и портрет Деркача попал на обложку праздничного номера.

Вера написала, поздравила – только лишний раз разбередила боль. А следом от других девушек письма пошли – хотели по переписке познакомиться с бравым сержантом. Он без особой охоты на одно – Надино, уж больно душевное, – ответил – так, чтобы отвязаться. Письмо за письмом, да и подался к ней, в примаки. Куда-то же надо было ехать?..

Автобус подошел, когда Сергей уже совсем промок и продрог. Куртка и зонт выручили только наполовину – джинсы внизу отсырели, а в кроссовках, даром что адидасовские – хлюпало. Черт бы побрал эту студентку с ее дурацкими вызовами!

Раздражения добавил сонный вахтер, до которого с трудом достучался:

– Нечего тебе тут делать, на ночь глядя! Ишь, чего выдумал – ремонт!

– Не дури, дед. Я на работе.

– Знаем мы вашу работу. Это тебе государственное учреждение, а не дом свиданий.

– Слушай, дед, – еле сдерживая себя, сказал Сергей, – позвони телетайпистке. Пусть спустится, распишется в карточке вызова, и катись твое учреждение к едрене-фене, понял?!

Та прибежала через минуту, пулеметной очередью прострекотав босоножками по лестнице, ведущей в вестибюль.

– Дедушка, вы что? Это ж механик с телеграфа! Сейчас же пропустите! – накинулась она на вахтера.

– А я знаю? – пробурчал он, отмыкая вертушку. – Ходють тут всякие. Ладно, иди, что ли…

А Сергей застыл на месте как в столбняке – от внезапного толчка, с оборвавшимся куда-то, захолодевшим сердцем – перед ним была его Вера. «Нет, – огромным усилием стряхивая наваждение, подумал он, – с какой стати? Совсем зациклился!» Ничем студентка на неё не походила: ни продолговатым лицом, ни короткой стрижкой, ни мелковатой фигуркой, скрытой длинным свитером грубой вязки и явно самодельными полотняными «бананами» с множеством карманов и застежек. Вера округлее и женственнее статью и нарядом против этой смахивающей на подростка девчонки. Довспоминался, называется!

И все же было какое-то неуловимое сходство – в откровенно ли радостном взгляде серых глаз, в нетерпеливом ли, как ему хотелось думать, ожидании встречи, в его ответном движении души, странном и неожиданном для Сергея, прежде не обращавшего внимания на студентку, и вообще давно и прочно, как он считал, не верившего во все эти романтические глупости.

– Ладно, пошли, – сказал севшим до хрипоты голосом и первым шагнул к лестнице.

– Ой, как вы промокли! Ну, так некстати аппарат поломался, вы уж извините. Мне еще отчет в Москву надо передать, а то бы не звонила. Вы, наверно, на меня сердитесь?

– Да ладно! – бросил Сергей. – Работа есть работа.

В маленькой телетайпной, куда они поднялись, было тепло и уютно. Пахло свежесваренным кофе. «Угощение приготовила, ждала, значит, – отметил про себя Сергей. – Ну-ну».

На столе возле аппарата лежал ворох бумажной ленты – в самом деле, работала, не сочиняет. А ты чего навыдумывал?

– Ну, что случилось? – грубовато спросил он, скрывая смущение. Тоже мне, губы раскатал: как же, – угощение!

– Начала передавать – искажения пошли, – торопливо объяснила она. – Как в тот раз.

Как было в прошлый раз – не вспоминалось. Сергей еще не отошел от неожиданного потрясения там, в вестибюле. Даже руки дрожали, когда выкладывал инструмент. Вот заклинило! Всю жизнь, что ли, так маяться? Какого рожна не успокоится? У Верки семья, у тебя – тоже, какая ни есть. Разошлись пути-дорожки, и всё – хватит!

Сергей включил аппарат, прошелся по клавишам: от руки текст и цифры шли правильно, без искажений. Заложил ленту в трансмиттер, запустил – телетайп зачастил, выбивая черт знает что. Понятно. Снял крышку, проверил скорость вращения двигателя. Так, что все-таки было в прошлый раз? Ага, сдвинут рычажок. Ну, так и есть! Специально подстроила? Ну, погоди!

Он вернул рычажок на место. Повозился для вида еще пару минут – смазал трущиеся части, заменил разлохматившуюся ленту. Пусть думает, что провела.

Набрал номер, вызвал проверочный тест. Аппарат чисто отпечатал: «В чащах юга жил бы цитрус? Да! Но фальшивый экземпляр…»

– Ну, все в порядке, – сказал Сергей, когда тест прошел несколько раз, выбивая без искажений все буквы, цифры и знаки. – Можешь перегонять свой отчет.

– Чудной какой-то тест, – произнесла она за его спиной, – нелепица какая-то.

– Чего тут чудного? Самое то для проверки.

– Ну, цитрусовые, положим, на юге могут расти. Но почему – фальшивые?

– Наверно потому, что импортные вкуснее, – съязвил Сергей. – Марокканские апельсины слаще наших? Значит те – настоящие. Слушай, – он крутанулся в кресле, развернувшись к ней, посмотрел прямо в глаза и смутился на мгновение – до чего же красива, чертовка! Как это он раньше не замечал? Большущие серые глаза, прямой носик, четкий вырез губ…

– А у вас нос перемазан, – быстро сказала она, воспользовавшись его замешательством, и засмеялась.

Сергей машинально провел рукой по лицу, и еще больше рассмешил ее.

– У вас руки от ленты черные. Идите вон под краном помойте, – она показала в угол, где находилась раковина. – А потом я вас кофе напою, горячим.

«А что, – подумал он, утираясь и украдкой наблюдая, как она быстро и ловко расставляет чашки на столе, раскладывает в блюдечке печенье, снимает с кофейника куклу, – почему бы не побаловать с девчонкой? Сама ведь напрашивается. Может, так давно и надо было? Будь он с Верой не наивным рохлей, а похрабрее, напористее, – глядишь, по-другому всё вышло бы».