Танец дождя
Шрифт:
– Тебя как зовут? – спросил Сергей. – А то, почитай, с месяц знакомы, неловко даже.
– Любовь, – ответила она и тут же, вспыхнув румянцем, поправилась, – Люба просто.
Сергей едва не поперхнулся кофе: для полного счастья только этого ему и не хватало! Не жизнь – сплошное кино! Вера, Надежда, а теперь еще и Любовь! Какая, к черту, любовь? От одной все никак не очухается!
– А меня – Сергей. Ты где учишься? – произнес вслух, лишь бы без паузы катился разговор. Не хотелось, чтобы она заметила его смятение.
– В институте, на экономическом, – охотно ответила Люба. – Стипендии
– А родители чего не подбрасывают?
– Почему, присылают немного. Да у них, кроме меня, еще четверо по лавкам, помладше. А мне одеться надо, чтоб не хуже других.
– Замуж выходи, пусть муж одевает.
– Куда торопиться? Да и не за кого.
– Так и поверил, что не женихаются.
– Мало ли что! Женихаются, да только не для любви, а для другого. А я хочу, чтобы любовь была.
– Живут же и без нее, и ничего, – как бы сослался на собственный опыт Сергей.
– Вот именно что ничего! Нет, я не представляю, как можно делить с человеком стол, постель, не любя. Что их связывает? Знаете, как это называется?
– А тебе высокие материи подавай? – Сергея это задело: с Надей у него так и выходило, как эта пигалица говорит.
– Точно! На меньшее не согласна. Это же так замечательно – жить для другого!
– Красиво говоришь. Только жизнь посложнее будет, – с горечью ответил Сергей. – По-разному бывает.
– Знаю, всякого насмотрелась. Наших институтских девчонок послушаешь, – чего только не узнаешь. И что жизнь короткая – надо всё успеть, а то замуж выскочишь – не больно разгуляешься за пеленками-то. Другие блюдут себя, высматривают партию повыгоднее. А есть, кто в алые паруса верит.
– Ты, конечно, из последних? – поддел Сергей.
– Не знаю. Наверно.
– Не сходится. Ждешь принца, а заманиваешь меня, женатого парня.
– Откуда вы взяли? – насторожилась Люба.
– Будет дурочку-то валять! – строго сказал Сергей, решив, что самое время выбираться из этих романтических бредней. – Думаешь, не понимаю, зачем в мою смену аппарат ломаешь?
– Вот, я же говорила, что сердитесь!
– Нет, я прямо скакать от радости должен! Зачем тебе это? Только не крути!
– Не ломала я ничего! Я в этой бандуре не разбираюсь. Но, допустим, что вы мне нравитесь, – потупилась Люба.
– Это я-то? – удивился Сергей. – Ну, ты даешь! А это ничего, что я женат? И что ты про меня знаешь, чтобы я тебе нравился?
– Ну, вы – симпатичный, хороший, добрый и… не счастливый, – не глядя на него, перечислила Люба. – И не женатый вы вовсе. Кольца вон нет. А хоть бы и так, ну и что? Жену-то вы не любите!
– Слушай, может, ты ненормальная? – её отгадка разозлила Сергея: Надю он, действительно не любил. Года совместной жизни хватило, чтобы понять, что глупость была с этой женитьбой. Однажды видел, как она лаялась с покупателями в райповском магазине. Ушел от стыда
подальше. Это дома она такая ласковая да предупредительная. Не факт, что всегда такой будет…– Заметно, да? – поддразнила Люба.
– А ты не смейся! Может, этак, а может по-другому. Или еще проще. Счас проверим. Дверь-то у тебя как – закрывается? Чтоб дед ненароком не застукал, – сказал он, поднимаясь с кресла.
– Вы чего надумали?! – испуганно спросила она.
– Кончай ломаться! Сама зазвала. Зря, что ли, тащился сюда под дождем?!
– Вам надо идти, – решительно сказала Люба, тоже встав из-за стола. Краска сошла с лица, оно стало бело-матовым. – Уж извините, что так вышло. Не специально – я ленту меняла, вот и задела, наверно, что-то.
– Да брось! – Сергей подошел к ней, притянул к себе. Он уже не дурачился, чувствуя, как накатывает, дурманя голову, горячая и темная волна желания.
– Отпустите, закричу! – пригрозила она, глядя на него снизу вверх потемневшими от злости глазами и упираясь в грудь острыми локотками.
– Ага, сейчас дед примчится, если гром перекричишь, – пробормотал он, подталкивая Любу к диванчику.
Сильным и гибким движением она вывернулась из его объятия, отскочила к окну, за которым по-прежнему неистовствовала гроза.
– Как вы можете! Вы же не любите меня!
– Точно, ненормальная! Какая любовь! Кто тебе сказал, что она есть?! – опять подступил к ней Сергей. – Вы-то и любить не умеете! Вам бы мужик поздоровее да с языком поцветастее – лапшу на ушах развешивать. Вот ей-то вы и верите. Ах, как вам идет это платье! Ах, дозвольте вашу ручку поцеловать! Тьфу! Обставляете всё красивыми словами, себя разукрашиваете всякими пудрами и помадами, юбчонки нацепляете короче некуда. А цель-то одна – мужика в ЗАГС заманить!
– Ну и гад же ты! Лучше не походи! А то морду расцарапаю – перед женой не оправдаешься! Тоже мне цитрус отыскался! Фальшивый!
Нелепое прозвище отрезвило Сергея больше, чем её угроза: ляпнет же такое!
– Ладно, не трону, – остановился он. – Больно нужно!
Люба отвернулась к окну и разрыдалась. Да так горько, что Сергею стало не по себе: «И что на меня накатило? Зачем?»
– Стихни, а, – попросил он негромко и, подойдя ближе, осторожно погладил ее по голове, – сказал же: не трону.
Она вдруг повернулась к нему и припала зареванным лицом к его груди.
– Как вы меня напугали! – прорвалось сквозь слезы. – Вы же не такой, я знаю.
– Все мы такие! – отрезал Сергей. – Цитрусы фальшивые. В другой раз умнее будешь. Все утихни, – почти грубо оттолкнул ее от себя, чувствуя, что сейчас может добиться от нее всего, без всякого насилия. Стоит лишь приласкать. – Пошел-ка я…
«Ишь, жалостливый какой выискался! – злился на себя Сергей, выбравшись на улицу. – Тюфяк! Не надо было лезть – тоже мне, понимаешь! Веру она напомнила! А что Вера? Да такая же, как все! Какой ей с него был прибыток? А тут случай выпал: в жены начальника попасть. Главный агроном, не абы что! Это вам не связист-электрик. Все путём! Каждый устраивается в этой жизни, как умеет, – чтоб посытнее да забот поменьше. Только ненормальные – такие, как он, да еще эта Люба – дурью маются».