Танец меча

–  Не знаю. Не могу их прочитать. Я заглядывала, когда он отошел. Буквы вроде все знаю, а в слова они не складываются.

–  Заморочная защита, - буркнул Корнелий.

–  А-а?

–  Да не, ничего. У меня привычка бормотать под нос… А ты не спрашивала у него, кто это?

–  Спрашивала. Он ответил: «Это те, у кого я в свое время взял в долг». А я: «Ну так отдайте!» А он усмехнулся и ничего не ответил.

–  Мутная история, - признал Корнелий и, поднявшись, бодренько захромал к выходу из гаража.
– Ты как хочешь, а я все-таки вызову этих типов на шесть и по хлопку!

Варвара остановилась, сама не зная зачем.

–  Иди сюда!
– позвал ее голос из темноты.

Голос- которого-не-было.

Варвара резко обернулась. Луч фонаря скользнул по стенам, по бетонной крошке, споткнулся о ржавые носилки и - замкнул круг.

–  Ну что такое? Чего ты мне в лицо светишь?
– нетерпеливо спросил Корнелий, которому хотелось разобраться с пьянчужками.

–  Ты что-нибудь слышал?
– нервно спросила Варвара.

–  Да что тут можно слышать?
– завопил связной света.
– Догоняй!

И он пошел вперед, готовя флейту. Варвара шагнула за ним, но снова услышала за спиной шуршание:

–  Варвара! Подойди ко мне! Поколебавшись, она положила ладонь на рукоять тесака и направила фонарь туда, откуда доносился голос. Луч уперся в кирпичную стену, сложенную наспех, с большими шлепками раствора. Рядом выстроился неиспользованный штабель кирпича, точно заготовленный кем-то для дела.

Варвара, как особа цинично-романтичная, решила, что там кто-то замурован, но ничуть - стена оказалась тонкой, в один кирпич. За ней просматривался гаражный бокс.

Варвара извлекла из ножен тесак и скользнула внутрь. Обшарив фонарем пол, обнаружила сломанную раскладушку, газеты, разбитые бутылки, брошенный мастерок и прочие следы строительной деятельности. Все это было любопытно, но не объясняло главного: кто мог ее звать.

Варвара собиралась вернуться к Корнелию, но вскрикнула и попятилась. Прохода, через который она попала в гаражный бокс, больше не существовало. Кирпичи, взлетая сами собой, шлепались на раствор, выкладывая ряд за рядом. Казалось, снаружи трудится десяток строителей. Когда, осмелев и размахивая тесаком, Варвара подбежала к стене и стала наносить удары, щель наверху стала слишком узкой, чтобы через нее вылезти.

Внезапно возникла заминка. Последние два кирпича, едва коснувшись своего места в кладке, рассыпались в порошок.

–  Зачем ты это сделал? Пусть бы она умерла.
– нестройным хором спросили шесть голосов.

–  Я еще не услышал ответ: помнит ли он того, кого убил безвинно! Вы не можете помешать мне! «Да» должны сказать все семеро!
– Все стихло.

Варвара едва не сломала тесак, пытаясь разрушить кладку. Потом, забравшись на раскладушку, долго орала в щель, пока ее чудом не услышал Корнелий. Не будь этих двух рассыпавшихся кирпичей - стена заглушила бы ее голос.

–  Эй! Варвара! Ты где?

Она помигала ему фонарем. Орать уже не было сил. Корнелий подбежал и стал распоряжаться:

–  А ну-ка отойди! Голову руками закрой!

Варвара спрыгнула с раскладушки. С третьей попытки связной света расшиб стену маголодией и самодовольно подул на флейту.

–  Мощь-то такая! Видела бы ты, как от меня эти алкаши улепетывали!

–  Да плевать на них!
– проворчала Варвара.
– Ты кого-нибудь видел?

–  Ну да!
– признал Корнелий удивленно.
– Тех двух типов! Я же сказал!

–  И все? А когда возвращался? До Корнелия что-то стало доходить.

–  А чего ты там делала, а?
– спросил он.

–  Загорала!

Корнелий охотно удовольствовался этим объяснением.

–  А ты меня любишь?
– спросил он. Корнелий потому и считался самым бестолковым стражем в Эдеме, что всегда задавал своевременные вопросы.

Глава 11. Процент комиссионера

Все теории мира не стоят единственной правды.

Успех в любом начинании определяется способностью человека наступить на свое «хочу».

Пока ты жалеешь сам себя, тебя больше никто не пожалеет.

«Книга Света»

По путаным переулкам центра бродили осенние сквозняки. Они были противные, стылые и слабые, как старые суккубы. Потрогает, сунет руку за ворот, дунет пылью в глаза и скроется в подворотне.

Дафна лежала на животе на крыше и терпеливо смотрела на вход резиденции мрака. Здесь, в центре, как всегда людно. Человеческие волны катились по улицам, и каждая часть волны считала себя чем-то отдельным. Хлопали дверцы машин. В витрине турбюро летала кругами привязанная на леске модель самолета. В окнах, выходящих на лестницы, белели физиономии курильщиков.

Дафна наблюдала все это сверху и размышляла, что толпа имеет душу и психику пятилетнего ребенка. Так же легко путается, заинтересовывается, радуется, впадает в панику. Чем толпа больше, тем ниже ее психологический возраст. Казалось бы, коллективный ум должен давать бонусы. На деле же он их только отнимает.

В руках у Дафны был бинокль, позволяющий видеть сквозь камни, а на спине - маскировочная накидка из листьев невидимого дерева, которое долго искали по всему Эдемскому саду, поскольку и дерево, как и его листья, тоже невидимое.

Замысел был прекрасный, но, как и все подобные, не учитывал важных деталей. Первая: на Даф были светлые джинсы, а крыша - холодная и мокрая, с лужами, натекшими в местах стыка черепицы. Вторая: бинокль позволял видеть сквозь камни и кирпичи, но внезапно отвлекался и начинал до бесконечности укрупнять отдельные детали.

В результате бедная мерзнущая Дафна пятнадцать минут созерцала большой палец ноги Пуфса. Пытаясь избавиться от него, переводила бинокль туда и сюда, и опять видела то валявшуюся на полу дохлую муху, то пыль на полировке, то застрявший в обшивке гвоздь. Потом на несколько секунд увидела рот Пуфса и что-то размытое, похожее на висящее в воздухе серое полотенце.

–  Позови Тухломона и Хныка и узнаешь, где ножны!
– произнесло серое полотенце и стало растворяться в воздухе.

–  Эй! Постой!
– Пуфс безуспешно пытался ухватить тень за руку.
– Мы так не договаривались! Ты обещал мне найти ножны!

–  Вот именно. Слушай сам себя. Найти ножны. Прощай: мы с тобой квиты!

И снова Даф видела рот Пуфса, кричащий кому-то из младших стражей:

–  Кузнецкий, сегодня вечером!… Да, обоих! Когда? Немедленно!…

Эдемский бинокль с усилителем звуков в руках у Дафны дрогнул и, сбившись, вновь стал показывать не относящиеся к делу вещи: спираль дарха Пуфса, чернильницу с высохшей кровью, пуговицу, закатившуюся под ножку стола. Дафна вспомнила суккуба, любившего пуговицы с янтарем. Кажется, его звали Ихлибедих. Бедный Ихлибедих! Должно быть, не добрал нормы.