Танец на тлеющих углях

Вернулся он через полчаса. Прошел, шатаясь, в ванную комнату. Долго разглядывал себя в зеркале, опираясь ладонями на раковину. Умылся ледяной водой. Передернул плечами, когда вода затекла за ворот рубахи. Сбросил одежду. Остался обнаженным. Зеркало отразило тонкое белое юношеское тело, острые ключицы и локти. Темные пятна сосков.

Он достал из шкафчика серебристую коробочку французской косметики, раскрыл и принялся грубо, резко, намеренно причиняя боль, размалевывать себе лицо…

* * *

– О, какие люди! Спасибо, что заглянули, – радушно сказал капитан Мельник Сэму Вайнтраубу и Васе Монастыревскому, появившимся на пороге его кабинета. – Присаживайтесь.

Друзья уселись на твердые канцелярские стулья, выжидающе уставились на хозяина. Вчера Мельник позвонил Сэму и попросил зайти – его и Василия Монастыревского. Не вызвал официально на допрос, как в прошлый раз, а попросил зайти, вдвоем с Васей. А Вася при чем, недоумевал Сэм, уверенный, что речь пойдет об убийствах. Но он ошибся.

– Тут у нас прошла информация, – начал капитан Мельник, глядя на них особым ментовским взглядом. – У вас из дома были украдены картины, так?

Сэм и Вася переглянулись.

– Информация? – повторил Вайнтрауб, растерявшись впервые в жизни. – Украдены… э-э-э… какие картины?

– Не понял, – удивился капитан. – Так украдены или нет?

– Какие картины? – повторил тупо Сэм.

– Художника Всеволода Рудницкого, – объяснил Мельник. Он переводил взгляд с Сэма на Васю.

– Откуда у вас такие сведения? – осторожно спросил Сэм.

– А что, не было кражи?

– Как вам сказать… – замялся Вайнтрауб. – Понимаете, у нас в доме творчества, в Посадовке… Мы Васин дом называем домом творчества, шутим вроде. У него там маленький такой домик около оврага. И у нас бывает много народу, и мы иногда… Одним словом, там проходной двор. Ну, иногда позволяем себе расслабиться. Художники – люди эмоциональные, сами знаете. И картин много, Васины, и этого… Рудницкого и всякие другие. Полно и на веранде – там у нас летняя студия, и в комнате. Если честно… – Сэм приложил руки к груди. – Если честно, я лично не заметил, чтобы что-нибудь пропало. А ты, Вася? – Тот качнул головой. – А что такое?

– Гражданин Калягин Дмитрий Арнольдович вам знаком?

– Калягин? – удивился Сэм. – Димыч? Конечно, знаком. Мы же учились вместе!

– Он бывал у вас в доме?

– Бывал и бывает. А при чем…

– А Басов Борис Андреевич тоже бывал? Гражданин Германии.

– Борьки не было! Борька у нас аристократ, – Сэм ухмыльнулся. – У него жена настоящая баронесса. Мы его и не звали никогда. А при чем тут Басов?

– Калягин утверждает, что передал две картины художника Всеволода Рудницкого начала двадцатого века… тут у меня записаны названия, – капитан Мельник покопался в бумажках, вытащил нужную. – Картины «Автопортрет» и «Розовая церковь» – гражданину Басову по его просьбе.

– Димыч унес наши картины и передал Борьке? – поразился Сэм. – Эта сволочь Басов попросил, и Димыч… украл? Продал? А откуда Борька узнал про картины?

– Нет. – Капитан Мельник вздохнул. – Передал безвозмездно, так сказать. Откуда узнал? Калягин сам ему рассказал, что видел у вас две картины этого забытого художника. А разрешите полюбопытствовать, откуда они у вас?

– Купили на базаре у старушки, – отмахнулся Сэм. – Картины никакой художественной ценности не представляют, так, курьез. Новые стили, направления: модерн, авангард, символизм тогда шли косяком – знаете, война, канун революции, все как с ума посходили, и в литературе, и в живописи. Никто и не слышал никогда про художника Всеволода Рудницкого – скорее всего, это обычный любитель, интересен как иллюстрация к эпохе… – Он с трудом заставил себя замолчать, главное – не суетиться, чтобы не вызвать подозрений. – Но… почему? – воскликнул он после паузы. – Почему Димыч вдруг спер картины? У своих друзей? Он же бывает у нас чуть ли не каждый день, как же он теперь будет в глаза нам смотреть? Мы же его считали другом, правда, Вася? А он… Ворюга! Позор! Да я его сейчас! – Сэм сжал кулаки, готовый вскочить и бежать. – И Борьку! Аристократ вшивый! Мы…

– Так украли картины или нет? – прервал поток его возмущения капитан Мельник.

– Раз он говорит, Димыч, то, наверное, украли, – опомнился Сэм. – Но мы пока ничего не заметили… Я же говорю, картин там много! Не ожидал от Димыча… честное слово! Борька Басов всегда был сволочью, его никто у нас не любил, но Димыч, безобидный Димыч! Да еще и забесплатно! Подарил наши картины этому подонку! Не понимаю. А откуда вы знаете? Он что, сам пришел к вам и признался? Раскаялся?

– Не совсем… пришел. Скорее написал. И признался.

– А почему вам? Мог прийти и признаться нам! Мы бы сразу приняли меры!

– Не мог, значит.

– Почему… – Сэм вдруг осекся. – С ним что-нибудь случилось? С Димычем?

– Случилось. – Капитан Мельник помолчал. – Калягин умер.

– Димыч умер? Как это умер? Я же его видел… когда же это? – Сэм принялся считать по пальцам.

– Он покончил с собой? – вдруг спросил Вася, молчавший до тех пор.

– О чем ты говоришь? – повернулся к нему Сэм. – С чего вдруг…

– Он и Боря Басов еще в студии когда-то… дружили, – сказал Вася. – Димыч был так рад, когда Басов приехал. Он весь светился.

– Ну дружили они… Мы все дружили… и что? – Сэм вытаращил глаза на Васю, пораженный догадкой. – Постой, ты хочешь сказать, что они… Не может быть! Борька ведь женат! А Димыч… Охренеть! Ну, Борька! Ну, скотина!

Вася кивнул.

– Но… почему же он покончил с собой?

– Я думаю, Боря его снова бросил. Димыч был очень одинокий, у него никого не было…

– Из-за этого подонка?!

– Он мог на все пойти ради него, – сказал Вася печально. – Я думаю, этих женщин, что были с вами тогда, на встрече… их убил Димыч из-за Бори. Вообразил себе, наверное… ревновал. И картины тоже… унес.

– Васенька, о чем ты говоришь! Калягин убил их из-за Борьки? Наш Димыч? – Ошеломленный Сэм посмотрел на Мельника. Тот с интересом разглядывал Васю. И молчал. – Это… правда?

Когда они уходили, капитан Мельник спросил:

– Что будем делать с картинами? Можно попытаться их вернуть, пишите заявление.

– А! – Сэм махнул рукой. – Какие картины? Тут такое творится! Пусть подавится, гад! Не последние картины в нашей жизни.

Всю дорогу они молчали. И только на кухне, за бутылкой водки – универсальным лекарством от всех хворей тела и души, Сэм сказал:

– Василек, как ты догадался?

– Как-то так… – Вася пожал плечами. – Если помнишь, Димыч всегда был странный и нелюдимый. И про их отношения я знал давно, еще с училища. Не то что бы знал, а скорее догадывался. Боря таскал за собой Димыча, он был вроде пажа при королевской особе, посылал его то в столовку очередь занять, то купить сигареты. Димыч… Я как-то спросил его про Басова, он вспыхнул, и лицо у него стало такое… – Вася замолчал, глядя в тарелку. – Он однажды стоял, рассматривал «Автопортрет», и я еще испугался, что он понял, что это мы… – Он слабо усмехнулся. – А женщины… Однажды он сказал про Изабо, что она… не помню точные слова… Что она вульгарна, кажется, так и вешается на всех подряд. С такой злобой сказал! Я думаю, он мог видеть их вместе. А артистка – та вообще готова была бежать за первым встречным. Димыч страшно ревновал и мучился, ему казалось, все они без ума от Бори. А когда мы были в полиции, и этот, капитан Мельник, стал расспрашивать про картины и про Димыча, и про Борю Басова, меня вдруг как толкнуло что-то, и все вдруг стало на свои места.