Танец над вечностью
Шрифт:
— О детстве, о маме… О том, как мне жилось, чем я хочу заниматься. Знаете, когда я заикнулась, что больше всего на свете хочу танцевать, он обнял меня и заплакал, сказав, что я точь-в-точь как его Ежения… Еще про вас спрашивал, ну в смысле, про Луку…
— Значит так. Про детство молчи, говори, что помнишь мало. Мать тоже почти не помнишь, если что, начинай плакать, у тебя это хорошо получается.
— Мне так неловко его обманывать. Он очень добрый. Вы знаете, что меня поставили на подтанцовку к "Винденским львицам" вместо Алисы? Это ведь он попросил госпожу Рафаэль за меня. Вы можете это представить? Я буду выступать на премьере перед императором! На сцене! В театре! — Лу закружилась в танце, но потом вдруг замерла, словно наткнувшись на невидимую
— Алиса, Алиса… — нахмурилась я. — Куда она денется? И вообще, прижми ее к стенке и объясни, кто здесь на коне, а кто так, пыль глотает… Да, и намекни, что все знаешь про ее мать. Спроси, когда она собирается представить мамашу-пропойцу своему жениху и его семье… А, у тебя не получится, зубов нет, чтобы держать укус! Самой придется…
Я села на кровати и свесила ноги, шевеля пальцами и разглядывая их в темноте. Мною до сих пор владело странное чувство, что мое тело — не совсем мое… Чужие ощущения вкрадывались исподволь, незаметно, как морщины на лице, которых не замечаешь, если каждый день смотришься в зеркало, но если взглянуть на собственный портрет в юности и сравнить, то с ужасом обнаруживаешь, что…
— Не трогайте Алису, пожалуйста! — неожиданно решительно заявила Лу. — Ей и так досталось! Я помирюсь с ней, она обязательно простит меня. Лучше скажите, это правда? То, что девочки обсуждали сегодня весь день?
— И что они обсуждали?
— Вырезателей, — ответила девчонка и поежилась. — У всех только и разговоров было про то, что это они вырезали… мою семью и недавно напали на Соляной замок, на господина Тиффано! Меня спрашивали, будто бы я была там… вместе с ним и даже…
— Ты была там. Ты героически спасла инквизитора, метнув кинжал в одного из бандитов, а потом еще оказала первую помощь защитникам замка.
— Но как же так? Как они могли?.. Ведь вы же тогда их убили?
— Убила, — кивнула я, подходя к зеркалу и разглядывая собственное отражение. — Но не всех. Мне кажется, или я поправилась?
— Вы? — удивилась Лу. — Нет, вы еще больше… В смысле, вы прекрасно выглядите!
— Плохо ты врешь, учиться тебе еще и учиться…
У меня сроду не было веснушек, а щеки… Почему они казались пухлыми? Я приблизилась к зеркалу, чуть не уткнувшись в холодную поверхность носом, а потом провела пальцем по отражению. Оттуда на меня смотрела другая. Ежения. Я отпрянула, зажав себе рот, чтобы не заорать от испуга. Что-то пошло не так, но я не помнила, что именно. Я забыла что-то важное… Рубины… Искра… И что-то еще? Часы? Биение сердца сливалось с мерным тиканьем часиков. Это успокаивало. За окном алел рассвет. А я так и не поспала толком, ни вчера, ни сегодня. Мысли разбегались, как бешеные тараканы, но одну из них мне удалось ухватить за хвост.
— Да… — повернулась я к Луиджии. — Что ты решила на счет ребенка?
Она съежилась на кровати, прижав голову к коленям.
— Милагрос говорит, что это грех. Нельзя убивать невинную душу.
— А чего ты сама хочешь? Ты готова пожертвовать всем ради ребенка, в котором течет кровь мучивших тебя ублюдков? Кстати… — я полезла за пазуху и достала портрет главаря. — Полюбуйся, полюбуйся… Родив, ты будешь видеть эту морду каждый час, каждый миг в глазах сына, начиная с младенчества и до конца жизни!
Лу тихо вскрикнула и закрыла лицо руками.
— Впрочем, — вкрадчиво продолжила я, — твоя жизнь, тебе и решать. Только учти, что твое выступление на сцене театра на юбилее императора будет последним. Да-да, последним, потому что с пузом ты уже не сможешь танцевать. Тебе придется отказаться от мечты! А еще опозорить не только славную фамилию Даугав, но и огорчить своего бедного вновь обретенного папочку Джеймса. Какой скандал в благородном семействе!
— Хватит! Прошу вас, хватит! — Лу горько рыдала, но мне надо было дожать девчонку.
— Хотя тебя можно выдать замуж… — я выдержала паузу, сделав вид, что задумалась. — За
Дерека Лешуа. Он знатен и богат, правда, вот незадача, влюблен в Милагрос, но ради нее безусловно пойдет на такую жертву…— Что?!?
Кувшин со свежим парным молочком для беременной деточки полетел на пол. Милагрос всплеснула руками и возмущенно уставилась на меня.
— А что ты хотела? — нависла я над служанкой. — Это же ты ей задурила голову и отговорила вытравить плод! Грех, видите ли! Праведная какая! Только принципы по нынешним меркам — большая роскошь, за которую надо платить. И платить придется тебе, Тень, за мой счет прокатиться не получится. Кто-то должен жениться на девчонке и прикрыть ее срам.
— Но почему непременно Дерек? — начала мямлить Тень.
— А за кого ее выдать? Давай, я жду твоих предложений, — я уселась и закинула ногу на ногу, вольготно устроившись на кровати. — За Сигизмунда? Так он теперь ее братик. За Гуго? Он безродный каторжник, Рыбальски эту свадьбу не допустит. А Лешуа знатен и богат, самое то. Кроме того, я заставлю его признать Алису своей дочерью, обеспечив ее положением в обществе…
— Я не выйду замуж! — вдруг выкрикнула Луиджиа сквозь слезы. — Не надо мне никого искать!
— Кто тебя спрашивать будет, — отмахнулась я. — Раз хочешь похоронить свой талант в пеленках-распашонках, изволь…
— Нет, — Лу вскочила и застыла посреди комнаты, вытянувшись, как струна, и задрав подбородок. — Этот ребенок никому не нужен, всем мешает, его никто не любит…
— Вот именно, — обрадовалась я, — поэтому лучшее, что ты можешь сделать, это выпить отвар и…
— … как и я никому не нужна, — закончила девчонка, чей голос опять опасно задрожал. — Я тоже всем мешаю, от меня одни неприятности. Но я не хочу его убивать, не хочу. Я сама рожу, и нас уже будет двое. Хотя бы он будет любить меня! Я больше не буду одна!..
Она снова разрыдалась, и служанка бросилась ее утешать, твердя, что все будет хорошо, что никто ее с ребеночком не оставит, что все ее любят, а госпожа что-нибудь придумает… Мне только и оставалось, что бессильно стискивать кулаки от желания поколотить обеих. Я им что, всемогущая палочка-выручалочка? Взгляд упал на брошенный портрет главаря.
— Хорош рыдать! — я оттолкнула служанку от Лу и влепила девчонке пару пощечин. — Хочешь оставить деточку? Тогда пеняй на себя! Когда за деточкой явится папочка, я пальцем не пошевелю!
— Госпожа! — служанка пыталась оттащить меня от жертвы. — Не надо, прошу вас! Зачем вы пугаете девочку!
— Бери карандаш! — напустилась я на Тень. — Живо! А ты, — повернулась я к исходящей слезами Лу, — вспоминай. Все вспоминай! Как пришли Вырезатели, как они убивали, как тебя резали и насиловали! Будет тебе на память целая картинная галерея! Сыночку потом покажешь!
Это уже не было случайностью или вывертом моего безумного сознания. Образ двоился и множился. Оскаленная звериной похотью морда главаря отражалась повсюду. В осколках зеркал на полу, в лезвии ножа, полосовавшего плоть, в кровавых лужицах, в остекленевших глазах матери… На страшных рисунках Тени, вытащенных из глубин памяти Луиджии, которая единственная выжила в том кровавом аду, было два мучителя. Два одинаковых, почти неотличимых друг от друга. Два брата-акробата. А если не колдовство?.. Если и в самом деле братья? Не обращая внимания на истерику Лу, я вглядывалась в сцены жестокого насилия в поисках отличий. И они были. Перед глазами стояла морда главаря с торчащей в глазнице шпилькой. Вот небольшой шрам возле виска, а здесь его нет. Зато на рисунке есть небольшая родинка на нижней части подбородка, когда ублюдок запрокидывал голову в хохоте, а была ли она у убитого мною?.. Или я просто ее не увидела? А уши? Уши! Или это зеркальное отражение? Я вскочила с пола, разметав бумаги, и бросилась к зеркалу. Серьга в левом ухе! Я видела ее на убитом! А на рисунке? Но если это зеркальное отражение?.. Еще тогда, в лагере бандитов, перед приступом, мне почудилось, что я вижу перед собой лживое зеркальное отражение! А кого видела Лу?