Танец с Принцем Фейри
Шрифт:
Как я могу отказать?
— Сколько раз ты слушал меня в лесу?
Он мягко улыбается мне.
— Достаточно, чтобы понять, что ты лучше, чем половина тех, кто сейчас там. — Дэвиен кладет свою руку на мою поверх грифа инструмента. — Иди и играй для меня. Наполни мой мир своей песней.
Я слегка киваю. Мои глаза не отрываются от глаз Дэвиена, пока мои мысли путаются с его мыслями до такой степени, что я едва не спотыкаюсь о свои ноги. Песня, которую играет группа, набирает обороты. Музыка сверкает в ранней ночи, и я отрываюсь от этого волшебного мужчины, чтобы пригнуться и на легких ногах промчаться к сцене.
На ступеньках,
Музыка подхватывает меня, и мои руки начинают двигаться еще до того, как мои ноги коснутся гулких досок платформы. Я иду в ногу с другими музыкантами, мы двигаемся и раскачиваемся, исполняя серенаду для толпы. В этой песне нет слов, нет знакомой мелодии. Но звук настолько приятен, что я могу заплакать. Я кружусь со смехом, когда мои пальцы быстро перебирают струны; мое сердце колотится в попытке догнать меня.
Вокруг меня играют музыканты. Я узнаю их по Кричащему Козлу, и мы все заговорщицки улыбаемся. Мужчина, который, похоже, возглавляет труппу, одобряюще кивает мне, его вороные волосы падают на мерцающие татуировки, нанесенные на брови.
Мой поворот вокруг сцены резко останавливается, когда я встречаюсь взглядом с Дэвиеном. Он стоит прямо впереди, Раф держит его за плечи. Оба смотрят на меня, но я вижу только Дэвиена. Он достал корону, и хотя она такая же, как у всех остальных мужчин... на его лбу она другая. Он их принц, спрятанный среди них на виду у всех. Эта корона — настоящая — была сделана для него. Вид ее напоминает мне о том, как мало времени у меня осталось с ним.
Услышь меня, говорит новый голос внутри, подстегиваемый тем, как быстротечен этот мир. Услышь мою песню, она для тебя и только для тебя. Услышь ее сейчас, потому что, возможно, у меня никогда не хватит смелости сыграть ее снова. Я не знаю, чье сердце бьется в моей груди. Но оно сильнее, чем то, которое я знала всю свою жизнь, увереннее. Оно имеет свои собственные желания и потребности и, кажется, с каждым лихорадочным ударом заверяет меня, что ему не откажут.
Я не буду отвергнута.
Губы Дэвиена слегка приоткрываются. Его брови смягчаются. Его щеки растягиваются в непринужденную улыбку, более искреннюю и милую, чем я когда-либо видела у него. Она освещает все его лицо ярче, чем магия фейри, сверкающая над головой от взмахов крыльев стрекоз и голубей.
Я играю до тех пор, пока песня не заканчивается — гораздо дольше, чем я ожидала. В затишье я крадусь с платформы. На земле темнее. Я и не подозревала, насколько глубокая ночь опустилась под светящиеся цветы-колокольчики, которые волшебным образом освещали исполнителей.
— Вы были великолепны! — Раф хлопает в ладоши, когда Дэвиен опускает его на землю. Эти двое проложили себе путь ко мне. — Спасибо, что дали мне послушать.
— Конечно.
— Ты была потрясающей, — повторяет Дэвиен совсем по-другому, так, что мое сердце замирает.
— Но, э-э, мисс, мне нужно вернуть это сейчас. — Раф постукивает по нижней части лютни. — Понимаете, я вроде как одолжил ее. Вы не сказали,
что должны оставить ее себе. И... Простите.Его слова становятся слабее, мягче, без сомнения, потому что он видит мое выражение лица. Я не могу скрыть свою тоску и сожаление. Я сгибаю и разгибаю пальцы вокруг инструмента, убеждая себя, что могу оставить его. Это было весело, пока длилось, как и весь этот мир.
— Нет, — говорит Дэвиен. — Раф, скажи тому, кто это, что я лично прослежу, чтобы у них был новый инструмент.
— А? Правда? Вы можете это сделать?
— Могу.
— Все в порядке. — Я передаю лютню обратно Рафу. Я не знаю историю этой лютни. Возможно, для кого-то она будет столь же сентиментальна, как для меня лютня моей матери. Такой прекрасный инструмент, как этот, должен передаваться по наследству, между членами семьи, между друзьями. — Это стоило того, чтобы просто поиграть. Спасибо.
Раф берет инструмент и убегает. Мне больно видеть, как он уходит. Но у меня уже есть лютня в мире людей. Она гораздо лучше и гораздо более значима, чем лютня, которую я мог бы найти здесь.
— Полагаю, это к лучшему. — Дэвиен вторгается в мое пространство. Одна рука опускается на мое бедро, скользит к пояснице. Другая переплетает пальцы с моими. — Если бы ты держала лютню, я бы не смог с тобой танцевать.
— Я не очень люблю танцевать.
Он откидывает голову назад, скептически сузив глаза.
— А я думаю, что любишь.
— Ты думаешь неправильно.
Дэвиен наклоняется и прижимается губами к моему уху.
— Я потратил месяцы, наблюдая за тем, как двигается твое тело. — Его рука опускается ниже, обхватывая мою плоть. — В тебе есть музыка и грация танцовщицы.
— Я не... — Я не успеваю возразить. Он сбивает меня с ног, вызывая тихий вскрик удивления. Его пальцы хрустят под моей пяткой. — Я же говорила тебе, что я не очень хорошо танцую.
— Перестань так волноваться. Просто двигайся, Катриа. Двигайся со мной.
Его голос, этот тон... роскошный и медленный, как смычок, проведенный по самой низкой ноте на скрипке. Требование резонирует во мне, как топот ног на площади. Я прижимаюсь бедрами к его бедрам. При каждом движении его веса его бедра прижимаются к моим. Я следую инстинкту, не беспокоясь о том, как глупо я должна выглядеть, потому что, когда мои глаза встречаются с его глазами, есть только он.
Моя грудь прижимается к его груди. Его рука обхватывает мою талию. Его туника с низким разрезом открывает упругую грудь, которую я видела в лунном свете в лесу. Его корона — мерцающее напоминание о том, насколько запретным он должен быть для моих человеческих рук. У меня перехватывает дыхание, и не только от танца. Я задыхаюсь, едва сдерживаясь, чтобы не умолять о большем — я хочу всего, в чем всегда себе отказывала.
Я хочу дерзать. Я хочу танцевать. Я хочу стать тем, кем никогда не была, даже если это всего лишь на одну ночь.
Музыка останавливается, и раздаются аплодисменты. Люди уходят с площади, а музыканты делают перерыв. Но глаза Дэвиена устремлены только на меня, дыхание тяжелое.
— Ты должна пойти со мной.
— Куда угодно, — тихо прошептала я.
Все осталось позади, когда Дэвиен втащил меня в главный зал Дримсонга. Там толпится несколько человек. Праздник охватил весь город, окрасив его песнями и радостью в цвета осени и зимних седин. Он ведет меня наверх и до самой двери в конце зала.