Танец с Тенью

Преисподняя разверзлась, увлекая изгнанного в свою бездну. Вместе с теми, кто все еще так крепко его держал.

Они ускользали. Оба. Растворялись, как сахар в горячей воде. Самые ей дорогие мужчины. Ди лишь протянула руку, вцепившись в плечо Фила. Холодное, мертвое. Не отдаст! Закрыла глаза и представила снова:

— Я — солнце. Я звезда ваша, мальчики, только держитесь! Я согрею и дам вам все силы. Я зажгусь, как костер на болоте — вы только согрейтесь.

Медленно, очень медленно разгораясь, свет полился с ее рук. Настоящий. Чистая энергия, искрящаяся светлым золотом. Ярче, ярче. Венанди разгоралась, как заря над морем. Освещая вокруг всех, даря тепло и надежду. На свет этого чуда слетались участники битвы в пещере. Как мотыльки на свечу — выпадая на пол из Сумрака, обессиленные, но непобежденные.

Чудо.

Лишь бездна сомкнулась, трусливо втягивая тьму, как будто подобрала юбки. Демон изгнан. А они… Они живы. Горит рядом жизнь, она слышит их души и сердце.

Открыла глаза. Лицо рядом. Лель. Он смотрел на нее, словно глазам своим не веря.

— Ты позвал — я пришла. — Успела ли она сказать? Или просто подумать? Уже и неважно. Они просто — живы. Ди улыбнулась, ускользая, ныряя в глубины сознания. Солнце гасло. Просто закат. Хорошо, что все живы.

Гуло, лежавший рядом, обнял ее крепко, как мог… Словно закрывая от всех напастей этого мира свое солнце, свою батарейку, свою любовь и свою жизнь. Так их и нашли — сцепившихся, будто борцов на татами, или любовников в последнюю минуту пика страсти. Без сознания, едва живые — они никак не хотели потерять друг друга. И Фил рядом, с улыбкой на сером лице, с белой прядью волос в гриве.

В Москву унесли всех одним телепортом.

45. Эпилог

Мы не можем выбирать, как и когда мы умрем. Мы можем только решать, как нам жить.

(Джоан Баэз)

24 мая, ночь — утро, Москва.

Ди стояла на самом краю, там, в одном шаге от выхода в пропасть. Ей не хотелось назад, в этот мир, что ее там держало?

О родителях вспоминались лишь обрывки детских снов. Тихий дом, ее лавка, очаг. Их убили так давно, что больше у Ди ничего не осталось. Работа? Просто процесс, каждодневный и поднадоевший. Так что же? Хотелось шагнуть за ту грань, откуда не будет возврата, только лишь вечный покой.

Его голос раздался так близко и громко, что Ди оглянулась. Он звал, не пускал, преграждал путь ее в безвременье.

— Не уходи, Ветерок, ты же знаешь, что я не останусь. Зачем мне этот мир без тебя? Зачем, скажи, я всему этому миру? Возвращайся. Нам еще столько всего предстоит, мы же в самом начале пути нашей жизни.

Голос гудел, словно ветер. Он был везде и нигде, не пускал, тянул Венди обратно. Кто это был? Она и не помнила.

— Кто мне осветит дорогу? Где мое самое яркое солнце, где ты? Как мне любить тебя там, за границами жизни, скажи, Ветерок? Я не могу приказать тебе, только просить. Я прошу тебя, возвращайся.

И она оглянулась. Он стоял рядом. Другой. Не похож совершенно: огромный, могучий. От этого Лера ощутимо так веяло силой. Крылатый? За спиной его встали просто огромные, темные крылья. Невероятно. Будто щиты, закрывавшие их от разлуки. Он взял ее руку.

— Я тебя так люблю. Больше жизни. Конечно же, больше. Боготворю каждую клеточку твою, каждую улыбку. То, как ты просыпаешься, как открываешь глаза. То как ты плачешь и как ты смеешься. Никому никогда слов этих больше я не скажу. Слышишь ты меня, Ди? Возвращайся.

Он говорил, закрывая ее крыльями, отводя от края, мягко, настойчиво. Она упиралась. Ей так не хотелось…

В другой руке Лера возникла вдруг яркая искорка, будто случайно упавшая звездочка. Ди отчего-то хотелось ее невозможно. Протянула к мерцавшему лучику руку.

— Нравится? — ветер гудел все нежнее.

— Да, очень.

— Это кольцо для тебя. Паша сегодня закончил его, вложил в камень все мои силы. Если меня снова вдруг рядом не будет — оно защитит. И еще…

Венди с трудом посмотрела ему в лицо, пришлось задирать голову вверх — Лера становилось все больше.

— Это кольцо — знак того, что я предлагаю Венанди Юстиции руку и сердце. Вот тут, у самой у грани, между жизнью и смертью. Мне больше не нужен никто. Так ты примешь? Это кольцо, в знак помолвки твоей и моей, Венди, — нашей.

— Все не как у людей, ты заметил?

Вздохнула, в последний раз обернувшись на бездну. И молча протянула ему руку. Кольцо мягко скользнуло по пальцу, обдало теплом, таким нежным, уютным, домашним.

Очнулась. Открыла глаза. В них ударило солнце. Какое счастье, никаких больше пещер и никогда!

Снова больничная койка. Этим маем Сиятельная Венанди побила все свои рекорды. На краю ее кровати сидел кто-то большой, полуголый и темный. Держал Ди за лодыжку и спал, опираясь на спинку. Солнце било в глаза, и сидевшего не было видно. Вспомнила: а это ведь он.

Взглянула на пальцы. Тонкое золотое колечко с маленьким кабошоном сердолика. Оно словно билось на руке теплым сердечком. Заметила вдруг шевеление напротив: темная фигура качнулась, поднялась в полный рост и закрыла ее от лучей.

Это был Лер. Похудевший, осунувшийся, ставший намного старше. Упал на колени, уткнувшись ей в руку.

— Дозвался.

— Лель. Скажи, это правда?

Показала кольцо. Лель поднял к ней лицо, очень жадно ловя Венди взгляд, и кивнул, утверждая.

— Ты знаешь. Мне давно было нужно сказать тебе, а я все боялась.

Весь напрягся. Провела по небритой щеке тыльной стороной ладони, он зажмурился.

— Я очень люблю тебя Лель. И давно. Просто я…

Вихрем слетела с кровати, будто попала в торнадо. Сжатая со всех сторон в потоке безумной радости. Сердце стучало в могучей груди, словно колокол на колокольне.

— Лель, я же тут, никуда я не денусь. К тому же ты слышал — теперь я невеста.

Смеялся одними глазами.

— Не знаю, я кто тот счастливец, как узнаю — тогда посмеемся всей группой.

— Вау! Вы уже, я так смотрю, расчехлились, голубки? — на пороге стоял Антон Дивин. — Ди, скажи, помирать ты не хочешь ведь больше? Мне важно. Только вот честно скажи.

— Нет, она больше без меня — ни шагу, — голос Лера был хриплым, как будто простывшим.

— Вы не представляете даже, как меня выручаете, — сказал доктор и быстро вышел.

Они долго еще так сидели — обнявшись и тихо о чем-то своем шепча, будто их мог еще кто-то услышать. Такие смешные.

А в палате напротив Арина ругала Фила. За то, что полез сразу демону в пасть, не имея должной подготовки, что вел он себя безрассудно. Он сидел, улыбаясь, напротив кровати и слушал. Думал только о счастье. О том, что ее теперь точно не пустит с мечом наперевес рубиться со всякими демонами лицом к лицу, пусть даже и для спасения целого мира. А еще, думал Фил, что он хочет ребенка. Вот от этой вот вредной злодейки, что еще даже с кровати не встала. Другой матери детям своим он не видит.