Танго алого мотылька
Шрифт:
Торренс стоял, а Мерсер сидел в кресле рядом с ним – но при этом Реймонд умудрялся смотреть на лейтенанта сверху вниз.
– Думаете, я спрятал их в шкафу для бумаг? Неужели вы не понимаете, что вам ничего здесь не найти? – Рей кивнул в сторону двоих полицейских, сидевших напротив него. Улыбка не сходила с его лица, – Скажите, вам самому не смешно? – и, окончательно отвернувшись от лейтенанта, обратился уже к ним: – Продолжим, дамы и господа?
Телефон скользнул во внутренний карман пидЖанета, а Реймонд откинулся на спинку кресла.
Он окинул презрительным взглядом кабинет
– Перейдём к вашей налоговой декларации за 2014-й год. Здесь указаны доходы с отеля – а что насчёт денег, вырученных с продаж?
Реймонд выудил из кармана пачку сигарет и закурил. Дым в комнате и без того стоял столбом.
«Вот дерьмо, – подумал он, – Майкл, я тебя убью».
Глава 5. Города
Оставшиеся две недели до назначенной встречи Кирстин провела как на иголках.
Она заранее начала откладывать деньги и просмотрела все возможные маршруты.
Можно было ехать автостопом, на автобусе или на поезде. Перелёт на самолёте она позволить себе не могла.
Экспресс шёл четыре часа, и это было в два раза быстрее, чем поездка на автобусе или вовсе непредсказуемый автостоп – но и билет на него стоил минимум девяносто фунтов, и так вот запросто Кирстин не имела возможности его купить.
Был вариант заказать его заранее за половину стоимости и к тому же вернуть себе кэшбэк – но для этого требовалась дисконтная карта железных дорог, а она такой не имела, потому что никогда не ездил на поездах.
В конце концов Кирстин решила, что отправится на автовокзал вечером первого числа и там уже решит – автобус или автостоп.
Она просмотрела все проспекты относительно намечавшейся выставки, какие только смогла достать.
Прошерстила сайт Британского музея «от» и «до».
Подобрала хостел и даже заплатила заранее за два дня вперёд.
Заодно изучила все окрестности и посмотрела виртуальный интерьер кафе "Founders Arms" в 3D.
К концу третьего дня она могла уже сама провести экскурсию по выставке, даже закрыв глаза.
И всё это время Охотник на связь не выходил – так что Кирстин начинала уже сомневаться, в силе ли их договор.
В обычные дни зала для занятий лепкой была тем местом, где она могла проводить по много часов – если только кто-то её пускал. Здесь, даже оставаясь в одиночестве, Кирстин выражала себя на все сто.
У каждого из студентов, занимавшихся по её профилю, было что-то вроде собственной ключевой темы, в которой тот с молчаливого позволения Огилви выполнял все зачётные работы. Речь здесь шла не только о манере, стилистику которой они ещё только начинали осознавать для себя. Скорее, это был ключевой мотив – кто-то любил лепить деревья, кто-то – дома. Особенной популярностью пользовались женская фигура и лицо.
Кирстин любила лепить мужское тело. Лоуренс
всегда смеялся над ней, да и ещё до школы отец всегда краснел, когда кто-то видел, что лепит его дочь.Но для Кирстин красота мужского тела была абстрактной, оторванной от сексуальных подтекстов. Когда она работала, перед глазами её стояли фотографии скульптур Донателло и Микеланджело, где каждая чёрточка дышала жизнью и особой, естественной красотой.
Так и её фигуры обычно являли собой воплощённую в глине плоть. Глаз Кирстин подмечал каждый нюанс, строение мускулов, изгиб пальцев или рук… Если линия не запоминалась сама собой, то иногда девушка обнаруживала, что пальцами обрисовывает в воздухе зацепивший её внимание предмет, силясь запомнить его так.
Сейчас же скульптуры её всё сильнее уходили в абстракцию. Она то и дело ловила себя на мысли, что не может изобразить того, что вертится у неё в голове, потому что оно не имеет плоти.
– Импрессионизм – это что-то новое для тебя, – замечал Огилви, глядя на то, что она сотворила, но Кирстин лишь вздыхала.
– Я знаю. И абсолютно к этому не стремлюсь.
Стоило Огилви отступить хотя бы на шаг, как мысли Кирстин снова улетали далеко.
С начала второй недели она вовсе перестала носить с собой телефон – чтобы не расстраиваться лишний раз. Поймав себя на мысли, что хочет проверить, кто ей написал, она торопливо её прогоняла. Но, закончив занятия, всё равно заходила в свой профиль – и с тоской отмечала, что Охотник не появлялся в сети с тех самых пор, как пригласил её.
«Он передумал», – всё сильнее укреплялась мысль у неё в голове. Но представить себе, что откажется от поездки, Кирстин уже не могла. Она так чётко представляла себе её – всю, за исключением лишённой плоти фигуры, которая шествовала рядом с ней в этом видении – что почти уже пережила её.
Накануне днём ноги сами понесли её к автобусной станции – но на полпути Кирстин остановилась и замерла, думая, идти ли вперёд.
На ней была весенняя куртка, и снег на тротуарах уже стал растекаться ручьями. Ноги промокли в первые же двадцать минут, а ехать предстояло всю ночь.
Кирстин представила себе, как стоит в темноте на дороге и голосует, а её никто не берёт.
Если бы Охотник соизволил появиться в сети, она могла бы предупредить его, что выедет утром – потому что назначенное время с двенадцати часов – оказывалось ни то, ни сё.
Но передоговориться она уже не могла и потому, решительно развернувшись, направилась на вокзал.
Билет обошёлся ей в семьдесят два фунта, правда пришлось его взять на обычный поезд, но Кирстин решила, что это стоит того.
Забравшись в поезд, она почти сразу же задремала, опустив голову на стекло, но проспала недолго: поезд едва тронулся, когда её разбудил телефон.
Тихое «пилик» прозвучало в шуме колёс как гром, потому что Кирстин знала, что писать ей сейчас может только один человек: все друзья за последние недели основательно подзабыли про неё.
«Не передумала?» – высветилось на экране.
Сердце Кирстин забилось в такт торопливому стуку колёс.
«Нет, хотя и могла бы», – написала она в ответ.