Тарч

Тарч не знал, куда и с какой целью едет отряд, что там, где закончится слишком длинный, поражающий размерами карьер и почему им нужно было двигаться именно по этой дороге, где на колонну могут в любой момент напасть сверху, с обоих сторон, те твари, которые бесшумно мелькали за гребнями склонов. Поначалу пытался спрашивать, заговорить с кем-то, но вокруг словно существовал заговор молчания — все ему улыбались, широко оскаливая сверкающие на солнце зубы, но ничего не говорили, ни ему, ни друг другу, и только шум моторов нарушал повисшее вокруг безмолвие.

Или не безмолвие? Тарч вдруг понял, что слышит еще какие-то звуки, пока еще тихие и бестелесные, но повторяющиеся с завидной периодичностью, особенно когда их приносили легкие порывы ветра, прилетающие иногда оттуда, куда направлялась колонна. Еще не разобравшись, что это за звуки и что они могут означать, Тарч уже точно знал, подсознательно догадался, что это могут быть только крики панически испуганных людей, загнанных в угол огромными монстрами Улья и раздираемые на части огромными зубами.

Когда крики людей впереди стали различаться настолько отчетливо, что игнорировать было невозможно, Тарч снова протянул руку к командиру взвода, потряс за плечо, и тот обернулся, так резко, что его лицо в залитых потом глазах Тарча отразилось так же смазано, как и движения призрачных фигур наверху. Потерев глаза грязными руками и проморгавшись, Тарч попытался что-то сказать, указывая рукой вперед, туда, откуда раздавались крики, но его голос снова потерялся в шуме мотора. Слов не было слышно, а на мимику и взмахи руками командир не реагировал, продолжая глупо улыбаться и кивать головой с явной неприязнью. Не услышав за шумом мотора даже своего голоса, Тарч вдруг понял, насколько громко кричат люди, раз их слышно столь отчетливо, даже на расстоянии. И теперь, когда колонна подъехала к источнику звука настолько близко, стало ясно, что это крики не двух-трех попавших в беду человек — это голоса тысяч людей, раздираемых, наверное, сотней монстров. Даже представить было страшно, что там творилась за кровавая баня, но и представлять было не обязательно — источник звука становился все ближе, и вскоре стало ясно, что бойня происходит совсем рядом, за поворотом, в ближайшем ответвлении карьера, уходящем перпендикулярно основной дороге, влево.

Тарч начал догадываться о цели рейда. Он стал ждать, когда бронетранспортеры выстроятся у поворота в каре, чтобы вместе со всеми бойцами занять позицию и открыть по мутантам прицельный огонь, стараясь спасти хотя бы часть еще оставшихся в живых людей. Но вот первая машина, поравнявшись с проходом, не стала замедлять ход, разворачиваться, и проехала мимо, держа прежний ровный темп, за ней вторая, и вот уже БТР, на котором сидит Тарч, проскальзывает вслед за ними, даже не пытаясь что-то предпринять.

Раскинувшаяся перед взглядом картина могла присниться разве что в страшном сне, да и то только человеку, знакомому с миром Улья. Сразу за поворотом ответвление карьера расширялось и представляло собой огромный круглый кратер с несколькими брошенными изрядно проржавевшими карьерными экскаваторами и БЕЛАЗами. По всему кратеру, разгоняемые несколькими десятками крупных мутантов, метались тысячи людей. Пытались взбираться на склоны, прятались в кузовах и кабинах техники, висели гроздьями на стрелах экскаваторов, скидывали друг друга оттуда, пытаясь взобраться еще на метр, срывались, обессилев, и разбивались насмерть. Часть людей, забившись под уходящие вертикально вверх склоны, уже потеряли волю к сопротивлению и стояли, кто на ногах, а кто и на коленях, обхватив голову руками, и гибли, один за другим, издавая только громкие предсмертные крики. Другие старались убежать, хватали камни и арматуру, но умирали при этом даже быстрее, чем те, кто безропотно стоял, так как монстров движущиеся цели привлекали намного больше, а камни и арматуру они попросту не замечали, иногда заглатывая их вместе с человеком.

Тарч бросился к командиру всем телом, налетел, начал трясти за плечи, крича что-то прямо в ухо. Он тормошил сидящих рядом бойцов и обращался к ним тоже, но его продолжали игнорировать и уже не улыбались, только отбрасывали его руки и увлеченно разглядывали представшую перед ними картину гибели беззащитных людей. И когда их машина уже почти проехала поворот, один из рейдеров громко свистнул, и на этот своеобразный зов от общей свалки отделился один из монстров, пожалуй, самый небольшой из тех, что там был. Он вприпрыжку, как щенок, если такое сравнение можно применить к монстру больше полутора метров в холке и метровой в диаметре грудью, подскакал к бронетранспортеру. В его зубах сочилась стремительно чернеющей кровью голова девушки, длинноволосая, с бледной аристократической кожей и сережкой в правом ухе. Мутант подбежал и радостно закинул голову на броню, но подозвавший его боец взял ее за волосы, бросил обратно, монстру, что-то благодарно и одобрительно при этом прикрикнув.

Оцепеневший от неожиданности Тарч встрепенулся, выхватил свой автомат и слету, практически не целясь, всадил в раскрытую пасть монстра весь рожок, но не успокоился на этом, сорвал автомат с плеча соседа и снова расстрелял боезапас в громко заскулившего, склонившего голову мутанта. Большинство пуль рикошетили от толстых костей черепа, но часть из них влетали в шею, уши и некоторые даже попали в глаза. Монстр упал. Его скрутила судорога, и мутант забился в агонии, изворачиваясь из стороны в сторону, вслед за непроизвольными сокращениями умирающего тела.

Не успел закончить стрельбу, как подозвавший монстра боец кинулся на Тарча, опрокинул на броню, ударил несколько раз, выбивая сознание сильнейшими ударами, как будто бил не кулаками, а кузнечным молотом. Перекошенное злобой лицо было покрыто такими же, как и всех, грязными пылевыми разводами, но Тарч узнал — это был Утюг, тот самый иммунный, что прикармливал мутанта, в которого переродился его родной сын. Удар прилетал за ударом, и когда Тарч перестал сопротивляться, рейдер достал нож и несколькими движениями располосовал ему горло, вырывая из артерии фонтанчики крови.

Тарч свалился с брони как мешок, но нашел силы подняться на четвереньки и доползти до песчаного склона. Начал карабкаться вверх, как будто это могло спасти, но песок осыпался под слабеющими руками, пропускал пальцы сквозь себя, как пыль, засасывал ноги и лишал опоры. Стало трудно дышать, и Тарч упал в лужу собственной крови, все еще пытаясь шевелить руками. Сделав невероятное усилие, он вдохнул в последний раз, воздух вперемешку с клубами песчаной пыли, и заорал так громко, как только смог. Его легкие цепенели, не хотели выпускать воздух наружу, но он кричал и кричал, до тех пор, пока не заставил себя вынырнуть из охватившего его наркотического кошмара и проснуться.

Яркий солнечный свет, попадающий в комнату через частично закрытые стальными листами широкие окна, слепил глаза и не давал осмотреться, но Тарч и так знал, где он находится. Там же, где и провел последние четыре дня — в медицинском кабинете Дуста, ставшем для него одновременно и больницей, и тюрьмой. Судя по положению солнца, было ранее утро. Тарч протянул левую руку, зафиксированную, в отличие от всего остального тела, на длинный ремень, позволявший делать несколько простых движений, и нажал на кнопку возле кушетки. Уже через минуту, значительно быстрее, чем обычно, в кабинет вошел помощник Дуста. Это был невысокий невзрачный мужчина, субтильный и не обладающий ни медицинскими навыками, ни каким-то особым даром, и состоящий при лазарете не за свои достоинства, а сосланный сюда за полную непримечательность и бесполезность в других делах, а также за абсолютное послушание. Дуст так и не потрудился представить помощника, и Тарч воспринимал его как бездушный элемент кабинета, призванный выполнять различные мелкие поручения и следить за гигиеной тяжелых пациентов. Мужик, собственно, отвечал Тарчу полнейшей взаимностью. Сам разговоров не заводил, на вопросы не отвечал и считал пациента большой лабораторной мышью, которая после несколько опытов будет выброшена в мусорный бак на заднем дворе научного прогресса.

Помощник принес полуторалитровую бутылку минеральной воды, стакан с небольшим количеством живчика, несколько больших кусков жаренного мяса и стопку сменного белья, которое менять приходилось каждый день — во время вызванных спеком наркотических приходов Тарч безбожно потел, а в самых тяжелых случаях, когда на несколько часов парализовывало все тело, мог еще и бесконтрольно испражниться.

Есть не хотелось. Отголоски кошмара все еще вспыхивали в голове, а бессознательный страх поднимал волоски на коже и никак не хотел уходить. Начиная с левой руки, Тарч постепенно освободился от ремней, поднялся, пошатываясь, с кушетки, и подошел к окну. Шел четвертый день пребывания на базе. Ноги, как и обещал Дуст, практически восстановились, но вот эксперименты, которые проводил знахарь, оказались намного хуже, чем пациент предполагал в момент заключения сделки.