Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Сережка подумал:

– Видно, всем можно тут.

Ему тоже хотелось на "двор", но боялся прыгать, чтобы не отстать, терпел свое горе сквозь слезы.

– Мишка, айда с тобой!

– Я не хочу.

– Я больно хочу...

– Прыгай скорее!

Только хотел Сережка спрыгнуть, а народ закричал:

– Садись, садись, пошла!

Фукнула машина, заревел гудок - потащились.

Сережка заплакал.

– На двор я хочу!

– Погоди маленько, не надо.

Через минуту Сережка судорожно схватился за штанишки.

– Не вытерплю я!

– Постой маленько, постой! Скоро

на станцию приедем.

Не хотелось Мишке конфузиться из-за товарища, а глаза у Сережки испуганно выворотились, лицо побелело.

– Ты что?

– Ушло из меня.

– Молчи, не сказывай. Сядь вот тут!

Сел около бабы Сережка, а баба говорит:

– Где у нас пахнет как?

И мужик тоже оглядывается.

– Кто-то маленько напустил!

– Какое маленько - живым несет.

Легче стало в брюхе у Сережки, сидит - не шелохнется.

Мишка в бок толкает его.

– Молчи!

9.

Когда в'ехали в вагонную гущу на станции, быстро замелькали головы, руки, ноги, лошади, телеги на вагонных площадках. Остановилась машина далеко от станции. Мужики с бабами тут же попрыгали, прыгнули и Мишка с Сережкой. Мишка маленько прихрамывал на левую ногу, а Сережка совсем разучился ходить по земле. Голова кружилась, ноги спотыкались, и опять, как на машине, плавали вагоны в глазах, перевертывалось небо. Мишка тащил за собой.

– Айда, айда!

– Куда?

– Нельзя здесь - увидят...

Ушли из опасного места, очутились па пустыре около высокого забора. Поднял Сережка гайку в траве, очень обрадовался. В голове мелькнула хозяйская мысль: "дома годится!" - но Мишка сказал:

– Ты чего в карман положил?

– Гайку.

– Брось!

– Зачем?

– Обыскивать будут...

Сережка нахмурился. Жалко гайку бросать и на Мишку сердце берет. Что за начальник такой - везде суется! Взять да не слушаться никогда. Встали сразу все Мишкины обиды пред Сережкой - даже в носу защекотало. Стиснул гайку, думает:

– Пусть ударит!

Мишка еще больше рассердился.

– Брось!

~ А тебе чего жалко?

Мишке было не жалко. Просто досадно, что Сережка поднял хорошую гайку, а он, Мишка, не поднял, потому что все время о хлебе думал и глаза под ногами не распускал.

– Мы как уговорились?

– Как?

– Все пополам делить.

– Это мы про хлеб говорили.

Лег Мишка на спину, долго смотрел на голубое кудрявое облако, плывущее по чужому далекому небу. В кишках начало булавками покалывать, во рту появилась слизь, вяжущая губы. Плюнул. Стиснул голову обеими руками, стал обуваться в лапти. Обувался рассеянно. Пересматривал оборины, худые пятки у лаптей, неторопко вытряхал пыль из чулок. Украдкой взглянул на Сережкин карман, где лежала соблазнительная гайка. Почесал в голове. Кому не надо - счастье. Он вот хлопочет, бегает, на вагоны подсаживает, а гайку нашел другой. Ударил Мишка чулком по кирпичу, сказал:

– Ладно, держи свою гайку, мне не надо...

Губы у Сережки оттопырились, глаза заморгали.

Подпотела гайка в кулаке, словно приросла к шаршавой ладони. Драка будет, если начнет Мишка насильно отнимать. Что за начальник такой - каждый раз нельзя ничего сделать!

Мишка взглянул исподлобья.

– С такими товарищами только и ездить по разным дорогам. Если хлеб мой жрать -

ты первый, а за гайку готов удавиться. Кто тебя вытащил из ортачеки? И опять попадешь, если я не заступлюсь. И хлеба не дам больше, и уеду один от тебя. Оставайся с своей гайкой...

Губы у Сережки вздрагивали, глаза от обиды темнели. Слабо разжимался кулак на минуточку и снова сжимался еще крепче. Не гайку жалко - досадно. Зачем такой начальник Мишка? Зачем нельзя каждый раз ничего сделать?

Пошли.

Хотел Сережка рядом итти, Мишка отсунул.

– Иди вон там, не надо мне.

Шмыгнул Сережка носом, пошел позади. Поглядел на гайку в кулаке, вытер о колено. Жалко! И не давать нельзя. Завез Мишка на чужую сторону, возьмет да и бросит на дороге около киргизов.

Взгрустнулось.

Лизнул гайку языком два раза, неожиданно сказал:

– Мишка, давай кому достанется!

– Не надо мне.

– Ты думаешь - жалко?

Мишка вздохнул облегченно.

– Сознался чертенок! Все равно без меня никуда не уедешь.

Решили трясти два жеребья в Мишкином картузе: большую палочку и маленькую палочку. Сережка спохватился.

– Обманешь ты меня, давай по другому.

– Давай.

Поднял Мишка камешек, загадал.

– Я сожму два кулака. Возьмешь кулак с камешком - твоя гайка. Возьмешь кулак без камешка - моя гайка.

Долго раздумывал Сережка, который взять. Щурил глаза, отвертывался, даже помолился тихонько:

– Дай бог, мне досталась!

– Скорее бери!

– Левый!

Мишка причмокнул.

– Дурачек ты маленько приходишься! Я всегда в правой держу...

Вытащил Сережка гайку проигранную, еще больше захотелось есть. С ней сытнее было, а теперь все брюхо опорожнилось и во рту нехорошо.

Мишка хвалился.

– Какой я счастливый! Приеду домой, чего-нибудь сделаю из этой гайки или кузнецу продам за сто рублей.

Сережка настороженно поднял голову.

– Ну, за это - много больно!

– А что? она железная, куда хошь годится.

– Сто не дадут.

– Давай спорить на два куска!

Грустно стало Сережке. Прошли шагов двадцать, сказал он, чтобы утешиться:

– Продавай, я еще найду - чугунную...

10.

За станцией дымились жарники. Пахло кипяченой водой, луком, картошкой, жженным навозом.

Тут варили, тут и "на двор" ходили.

Голые бабы со спущенными по брюхо рубахами, косматые и немытые, вытаскивали вшей из рубашечных рубцов. Давили ногтями, клали на горячие кирпичи, смотрели, как дуются они, обожженные. Мужики в расстегнутых штанах, наклонив головы над вывороченными ширинками, часто плевали на грязные окровавленные ногти. На глазах у всех с поднятой юбкой гнулась девка, страдающая поносом, морщилась от тяжелой натуги.

Укрыться было негде.

Из-под вагонов гнали.

Около уборной с двумя сиденьями стояла огромная очередь больше, чем у кипятильника. Вся луговина за станцией, все канавки с долинками залиты всплошную, измазаны, загажены, и люди в этой грязи отупели, завшивели, махнули рукой.

Приходили поезда, уходили.

Счастливые уезжали на буферах, на крышах.

Несчастливые бродили по станции целыми неделями, метались в бреду по ночам. Матери выли над голодными ребятами, голодные ребята грызли матерям тощие безмолочные груди.

Поделиться с друзьями: