Татьяна
Шрифт:
– Не, ты глянь, как смотрит! – возмущался папа. – Это котлетка, а не скорпион. А?! Ну!
Алеша переводил глаза на папу, взгляд его твердел и, сжав губы, он отрицательно мотал головой. И ни звука не произносил и не плакал. Только совсем недавно разрешился вопрос с котлеткой и с тетей Природой.
– Я теперь ем котлетки, – несколько дней назад сказал Алеша.
– Что, теперь тетя Природа разрешила? – спросил в ответ папа.
Спросил совершенно равнодушно. С этим вопросом он давно смирился и на решение его давно плюнул.
– Тети Природы нет, ты был прав, папа.
– Это как же? – ухмыльнулся папа.
– Природа есть, тети нет.
–
– Бог есть.
Едва чашку не выронил из рук папа, ухмылка его враз испарилась.
– А это кто сказал?
– Баба Аня. И вообще мы сегодня в храме были.
Покачал головой папа. Только этого еще не хватало. Баба Аня – это его мать.
– Так вы в этот... в храм, – резко-ядовито выделил папа „в храм“, – по ее указке ходили?
– По ее просьбе, – подошла мама, чего-то жуя, – не сверкай глазками, подумаешь, ублажили старушку.
– Ее ублажи, а у Алешки вон новая блажь. Ты вон глянь на него!.. Алеха, ну, а насчет котлетки чего там?
– Грех не то, что в рот, а что из рота.
– Это тоже баба Аня сказала?
– Это сказал Христос-Бог.
– М-да! Хм... – папа нервно закурил, – слушай, – обратился он к маме, – вроде за ней не замечалось церковных бзиков.
– Старость... у стариков, наверное, это общий бзик.
– Тэ-эк, с бабкой номер один резко сократить общение, хорошо хоть бабка номер два без бзиков.
Да, мамина мама от этого бзика была далека, хотя и была старше бабы Ани.
– Ну так чего вы делали в хр-а-аме?
– Свечки ставили.
Необычный дом с крестами на куполах понравился Алеше, но заходить туда не хотелось, уж больно много толпилось у дверей народу.
– Битком, – вздохнула мама, – ладно, заскочим и поставим. Давай быстрей.
Чего там ставить, Алеша не понимал, да его это и не интересовало, он сейчас думал, что Мишку своего он не поднял с пола, когда уходил.
Что нужно заскочить и поставить, мама вспомнила вот только что, проходя мимо храма. Что все наспех, на ходу, под беспрерывное мамино „давай быстрей“, к этому Алеша давно привык. Никакого значения не придавала она этому заскакиванию, так же сегодня заскакивали в булочную, в „Союзпечать“, к бабе Ане, в парикмахерскую. Так же перед дверьми в парикмахерскую прозвучало со вздохом „битком“. Она даже не задержалась взглядом на роскошном иконостасе от пола до потолка, она спросила какую-то бабку – где тут Никола.
– Да вон, вишь, где более всего свечей, – это Никола и есть.
– А Алексей этот... ну – Божий человек?
– А, рядом, справа.
– Давай быстрей, – мама дернула Алешу, но свернуть сразу не смогла. Алеша стоял, привороженный видом иконостаса. О Мишке на полу было тут же забыто. Но все-таки Алеша был свернут и утащен в толпу.
Энергично раздвигая стоящих, пробиралась к иконе Николы, сунула предназначенную ему свечку служительнице, Алексею человеку Божию поставила сама (так просила баба Аня) и пошла назад, дергая Алешу (очень упирался), а другой рукой прокладывая дорогу. Дорога была проложена и вскоре они оказались на улице.
– Мама! – Алеша ошеломленно мигал ресницами. – Что это? Где мы были? Да не беги ты!..
– Да церковь это, не знаешь что ли? Давай, давай быстрей, скоро папа придет.
И тут Алеша уперся ногами не на шутку. Они остановились.
– Ну что тебе, говори, горе ты мое.
– А вчера говорила, что я сокровище.
– Много ты запоминать стал, – сказала мама и не улыбнулась только потому, что посчитала это непедагогичным.
– Мама, там, где ты свечку втыкала, там на стене над картинкой...
–
Это не картинка, это икона, так они называются, ну...– Там надпись была нарисована красивая. Что там написано?
Мама задумалась, вспоминая. Действительно, пока возилась со свечкой, видела эту надпись. И оказалось разобрала и запомнила! Хотя надпись была выведена витиеватыми полупонятными буквами.
– Там написано: „Собирайте сокровища ваши на Небесах“, – сказала мама. И, сказав, пожала плечами и добавила:
– Чушь какая-то.
Алеша задрал голову на чистое, голубое, безоблачное летнее небо – „где там сокровище? А что вообще такое сокровище?“
Именно это и спросил Алеша у мамы.
– Будто бы не знаешь?
Алеша отрицательно мотнул головой.
„Эх, опять ему в голову чего-то втемяшилось, – подумала мама, – вон как смотрит, потащила на свою голову...“
– Эк тебя эта глупая надпись смутила.
– И вовсе она не глупая.
– Да как же не глупая, сокровище – это, ну, самое, что ни есть дорогое для человека, вот для меня это ты, для тебя – твой Мишка, для папы...
– Для папы я знаю.
– Да? И что же?
– Чтоб не мешали выпить вечером и дали опохмелиться утром, – это он сам так говорил двум дядям. Я слышал.
Про себя мама сказала: „вот козел“, но голосом никак не выразила своей оценки, рассмеяться было бы непедагогично, а проявить педагогичность и отругать – глупо.
– Это папа пошутил, – тихо и строго сказала все-таки мама.
– А разве про сокровище шутят? – очень удивился Алеша.
– Да не сокровище это для папы...
– Но он сказал тогда – кроме этого ничего не надо ему, только это ему и нужно, но... если, – Алеша мучительно думал, – только это и нужно, значит это – сокровище.
– Да... да вот ты ну-ты, Господи помилуй!..
Слово „сокровище“ Алеша слышал каждый день помногу раз; „Мама!“ – кричит Алеша, чуть отвлекаясь от своего медведя. „Ну что, сокровище?“ – устало и с усмешкой отвечает мама. И слышится в голосе „ну как ты надоел“. Слышится, естественно, не для Алеши. И вот сейчас ему, перед мамой утомленной стоящему, увиделось вдруг это слово совсем не тем, чем воспринималось оно до этого.
Оно стало расти и набухать, как та котлетка, в большую коровку... И ведь так и есть, сокровище это то, что только одно и нужно... Мишка плюшевый – сокровище? Он – любимая игрушка, но это, то ли самое это, единственное? – распирало сознание Алеши от небывалого, впервые ощущаемого прилета... какого прилета, чего прилета?! Он поднял голову вверх, но не совсем вверх, а чуть правее, и увидел, что голубое небо заслоняют сверкающие золотом кресты... „А может они тоже Небо? А может они и есть то сокровище, ведь во всех сказках сокровище это почти обязательно что-нибудь золотое...“
– Мама, а что такое опохмелиться?
– Перестань глупости болтать!
– Так глупости или сокровище?
– Ну, опохмелиться это значит поправиться, вылечиться. И между прочим, когда просто ничего не болит, это, милый ты мой, – сокровище. Ну хватит, давай быстрей.
– Да не тащи так, мама.
Алеша сколько мог упирался, но силы все-таки у мамы было больше, не видно было уже золотых крестов, мама была уже сердита не на шутку и на Алешины вопросы не реагировала, а вопросов Алеша хотел задать очень много, гораздо больше, чем вылетало из него в спину мамы. А вылетало: „А что такое "человек Божий"? А он, этот, Алексий, один – Божий? А мы – чьи? А как это – Божий?“ И вдруг, совершенно непонятно отчего и как, вдруг выплеснулось: