Тавматургия

ЗОРАСТРО. Всем замолчать! Немедленно сюда несите эвкалиптовые палки.

МОНОСТАТОС. Сейчас получишь трепку без суда!

ПАПАГЕНО (Памине). По-моему, злодей какой-то жалкий. В нем интуиции, похоже, ни на грош.

ПАМИНА. Умеет зад лизать и тем всегда хорош. И для начальников, и для богов ревнивых.

ЗОРАСТРО (рабам). Держите Моностатоса загривок! И всыпьте ему палок двадцать пять!

МОНОСТАТОС. За что, мой господин?!

ЗОРАСТРО. За похоть и вранье.

МОНОСТАТОС. Недаром я во сне увидел воронье.

ЗОРАСТРО. А лучше сорок пять!

ПАПАГЕНО. Тогда уж пятьдесят. Округло смотрится.

МОНОСТАТОС. Любитель поросят!

ЗОРАСТРО. Не стоит спорить о количестве ударов. Будь их четыреста — вы скажете, что мало. Проявим милосердие к врагу. По пяткам — семьдесят и семь.

МОНОСТАТОС. Я не могу!

ПАПАГЕНО. Хорошее число.

ЗОРАСТРО. Чего же ты не можешь?

МОНОСТАТОС. Боюсь, не выдержит моя сухая кожа.

ЗОРАСТРО. Ты стар, мой друг, и пятки как такыр. Пора задуматься о том, что в лучший мир душа отправится с таким тяжелым грузом.

МОНОСТАТОС. Не рвите сердце мне. Я был как под гипнозом. Стражники уводят несчастного мавра со сцены.

ЗОРАСТРО (Памине). А ты иди к себе и почитай учебник.

ПАМИНА. Диктатор вы и очень злой волшебник!

Памина уходит.

ЗОРАСТРО. Любовь, любовь, иллюзия луны. Влюбленные глупы и все-таки занятны. Им хочется во тьму, обратно, туда, где только ночь и до-ре-ми.

ТАМИНО. Вы извините, у меня вопрос. Как долго мне ходить в метке холщовом?

ПАПАГЕНО. У них такая мода.

ТАМИНО. Ну, еще бы! Но я до этой моды не дорос.

ЗОРАСТРО. И так же не дорос ты до Памины, которая созреет для тебя не раньше, чем дозреют апельсины в моем саду.

ПАПАГЕНО. Послушайте, друзья…

ЗОРАСТРО. Ты лучше помолчи! Болтлив, как попугай, и мелешь языком впустую.

ПАПАГЕНО. Я вижу, справедливость торжествует…

ЗОРАСТРО. А кто сейчас получит нагоняй?

ПАПАГЕНО. Боюсь, что я.

ЗОРАСТРО. Не бойся — точно ты.

ПАПАГЕНО. На апельсинах мы остановились.

ЗОРАСТРО. Чтобы с повинной вы явились…

ТАМИНО. Простите, что?

ЗОРАСТРО. Чтобы с Паминой вы соединились, пройдите, принц, сквозь решето.

ТАМИНО. Пройти сквозь решето, просыпаться, проснуться…

ПАПАГЕНО. И все-таки при этом не прогнуться.

Внезапно свет гаснет. Гром и молнии.

13.

Тамино, Папагено.

ПАПАГЕНО. Ох, тьма кромешная. Возьмитесь за меня, а я возьмусь за вас, и будем пробираться.

ТАМИНО. Вопрос — куда?

ПАПАГЕНО. Куда-нибудь туда. Где есть убежище от Страшного суда.

ТАМИНО. Мой бедный птицелов, бессмысленно скрываться — в лесу среди зверей, в толпе среди людей.

ПАПАГЕНО. Я не могу на месте оставаться!

ТАМИНО (к небу). Ни времени, ни места, Амадей, не существует для твоих созданий.

ПАПАГЕНО. Согласен я, я восхищаюсь вами. Давайте флейту поскорей!

Тамино достает волшебную флейту, но тут появляются Оратор и Жрец с факелами в руках.

ЖРЕЦ.

Если слово — это дело, если ум живет без тела, странствуя в ночи, главное — молчи!

ОРАТОР.

Если мочи нет очнуться, если бесы правят бал, если правильней прогнуться, сохранив свой капитал. Если всюду стукачи, главное — молчи!

ЖРЕЦ.

Нет героев на болоте — хлюпнет, пукнет и пройдет. Не поем о Ланцелоте, потому что дождь идет.

ОРАТОР.

Потому что на болоте тошно нам, как в вертолете. Хошь молись, а хошь дрочи, главное — молчи!

ЖРЕЦ.

За терпение и кротость за характер бархатный ты узнаешь позу лотос и Памины тайный космос обретешь без страха ты.

ОРАТОР.

Только «волки» не кричи, главное — молчи!

ЖРЕЦ.

И в конце концов за это в царство мудрости и света ты войдешь как свой. И жена твоя Памина тихо ляжет у камина, слушая прибой.

ОРАТОР.

Папагено, спутник верный, для своей летучей спермы обретет сосуд. Долго небу стыть в алмазах, но к единственному глазу слезы потекут.

ЖРЕЦ.

Записался в палачи? Главное — молчи!

14.

Зорастро и жрецы.

ЗОРАСТРО.

В священном пальмовом лесу, где олеандр щекочет ноздри в моем чувствительном носу и на часах полковник гордый вновь поклонился колесу. Весь мир подобен колесу: что было прежде, то и будет. За милосердие не судят. В ночном, таинственном лесу блуждают наши неофиты. Жрецы и слуги Афродиты, спросите, для чего пасу я частную судьбу Тамино, и я отвечу: половина уже ложится на алтарь, уже спешит жених желанный своей животворящей манной покрыть космический словарь. Царица Ночи — разрушитель всего, что строилось в веках. На этих рыночных весах лежат и глина, и строитель. Кто укрепит вселенной храм, когда нам угрожает хам? Кто исцелит Царицу Зла от паранойи вымысла? Мы уповаем на Тамино, его волшебный инструмент. Когда раскроется Памина и как не упустить момент, подскажет наша пантомима.