Тая (киносценарий)
Шрифт:
Седой, торопливо идущий в сторону реки. Он на ходу накидывает рюкзак (должно создаваться ощущение, что Седой только что подобрал его в лагере). Он идет вдоль реки, останавливается, слушает. Множество планов.
Седой всматривается вперед. В тумане видно подвижное тело, елозящее по камням. Седой осторожно прицеливается, пробирается вперед. Он встает в полный рост и подходит к телу Москвички, замершей спиной на рюкзаке. Ее лицо неподвижно, и на него уже легло несколько снежинок. Седой осторожно касается лица, проверяет пульс под скулой. Сбрасывает на землю рюкзак и развязывает шнурки на ботинках
Седой, греющий банку на костре. Он достает из рюкзака бутылку водки, делает глоток, после чего льет в рот Москвички. Она заходится в истошном кашле и пытается защитить себя руками.
Седой, протягивая банку:
– Закусить хочешь?
Москвичка, устало:
– Ты будешь меня бить?
Седой удивленно:
– Нет. Ну, разве что похлопаю по попке.
Москвичка:
– Меня много били.
Седой:
– Больше не будут.
Москвичка:
– Меня зовут Вероника.
Седой удивленно:
– Да? А меня - Пушкин, Майор Пушкин.
Москвичка:
– Смешная фамилия.
Седой:
– Не смешнее, чем твое имя.
Москвичка:
– Да, действительно.
Седой:
– Ну и что Вероника - Оглы? Ножками пойдешь или полетишь?
Москвичка:
– Я очень устала.
Седой, собирая вещи в рюкзак:
– Давненько я не носил женщин на руках.
Москвичка:
– Ты меня понесешь?
Седой:
– А ты что предлагаешь?
Москвичка устало жмет плечи.
Седой:
– Да здесь недалеко.
Он поднимает девушку на руки и идет вдоль реки. Множество планов.
* * *
Седой подносит девушку к вертолету, отворяет дверцу и, подняв, с трудом сажает в кресло погибшего пилота:
– Посиди-ка здесь.
Москвичка:
– А ты?
Седой:
– Я сейчас.
Седой аккуратно прикрывает дверь и идет к палатке. Седой оборачивается на звук за спиной. Приглушенный фонарем вертолета, это крик или вопль, но настолько сдавленный и слабый, что Седой не сразу-то и понимает. Москвичка прилипла белыми ладонями к потрескавшемуся стеклу и изо всех сил толкает дверь, пытается выбраться.
Седой, возвращаясь и открывая дверь:
– Ну, что за детский сад?
Москвичка, кидаясь на шею:
– Пушкин, родной! Не оставляй меня! Я очень тебя прошу.
Седой, смущаясь:
– Хорошо, хорошо.... Только ты это.... Застегнись, а то замерзнешь.
Седой берет девушку на руки и несет к костру. Кладет в огонь все, что есть. Пересаживает Веронику на коробку, пододвигает бревна, имитирующие мебель, и наваливает сверху камни.
Москвичка:
– Что ты собираешься делать?
Седой:
– Хочу тебя погреть.
Москвичка:
– А где моя одежда?
Седой:
– Будет тебе одежда, а пока жди. Есть хочешь?
Москвичка:
– От горячего чая не откажусь.
Седой:
– Тут, девочка моя, и заключается самая большая трудность. Понимаешь ли,
пить воду мы не можем, а все остальное - без ограничений.Москвичка:
– Нас не отпустят.
Седой уверенно:
– Отпустят.
Он смотрит, как алые языки лижут белеющие от тепла камни, слушает потрескивание сучьев.
Седой:
– Скажи.... Твои друзья, где они?
Девушка смотрит на Седого исподлобья.
Седой:
– Что это значит? Они погибли?
Москвичка:
– Я не знаю.
Седой:
– Они тебя бросили?
Москвичка:
– Оставили.
Седой:
– А как на них действовал препарат? То есть вода.
Москвичка, вздохнув:
– Плохо.... И всегда по-разному.
Седой:
– Как ты считаешь, это связано с концентрацией?
Москвичка:
– Возможно, а, может, и нет. Мне кажется, что стоит этому только начаться, дальше все идет само собой. Выбраться уже невозможно и чем дальше, тем больше.
Седой:
– Когда появился туман?
Москвичка:
– Что?
Седой:
– Послушай меня, девочка. Я выпил полкружки воды, и выпал снег, это в середине-то августа.
Москвичка:
– Зачем же ты экспериментировал?
Седой:
– Так уж получилось.
Москвичка:
– Мне кажется, что утром он слабеет, и туман кажется прозрачным.
Седой:
– Утром или после сна?
Москвичка:
– Когда просыпаешься. Иногда он почти не проявляет себя, а однажды я видела чистое небо.
Седой:
– Послушай, это, конечно, только предположение, но не связано ли его воздействие с туманом. Что если вещество проникает через кожу?
Москвичка:
– Да нет никакого тумана, Пушкин.
Седой укоризненно смотрит на Москвичку.
Москвичка:
– Ну, на самом деле нет.
Седой некоторое время смотрит на Москвичку, затем идет к палатке и извлекает из нее все лишнее. В ней остается один пенопропиленовый коврик. Ножом Седой вырезает квадратное отверстие в днище и, пристегнув полог, переносит прокаленные камни на образовавшуюся площадку.
Седой:
– Залезай, а то остынут.
Москвичка:
– Ты не уйдешь?
Седой усмехается:
– Хочешь, чтобы я бросил миллион долларов?
Москвичка делает вид, что не понимает, но вопросов не задает и без церемоний, расстегнув спальник и по-мальчишески сутулясь, исчезает за пологом. Седой:
– Как температурка?
Москвичка через полог:
– Не Африка, конечно, но уже тепло.
Седой:
– Погрейся, пока я отойду за дровами. Не бойся, я недалеко и ненадолго.
Седой:
– Ты поняла, что я сказал?
Москвичка коротко, со всхлипом:
– Да.
Седой отходит в сторону и постоянно считает вслух:
– Один, два, три... сорок....
Седой идет через кустарник и стразу же находит сухостой, достаточно невысокий, чтобы его сломать и достаточно толстый, чтобы его жечь.
Седой, подходя к палатке:
– Сто шестьдесят один, сто шестьдесят два, сто шестьдесят три.... Эй, Вероника?
Никто не отвечает, полог палатки закрыт, Седой осторожно расстегивает молнию. Звучит напряженная музыка. В палатке пусто. Седой дико: